Неба тоже не было — только резкий белый свет, как у поставленного на слишком большую мощность холодного шара. Равнина уходила в бесконечность по всем направлениям.
Данло условно определил направление, к которому стоял лицом, как север — значит позади, за дверью зала собраний, находился юг. Справа был восток, левая рука указывала на запад. Ребенком он часто молился на четыре стороны света и теперь тоже стал медленно оборачиваться по кругу, чтобы почтить этот мир, каким бы сюрреальным и странным тот ни казался. Он обернулся на восток и тут увидел, что дверь у него за спиной исчезла. Тогда он завертелся быстрее, стараясь сориентироваться — на юг, запад, север и снова на восток. Он вертелся почти как дервиш, отыскивая дорогу обратно в зал собраний, где осталось жить его реальное тело, но не мог найти дверь. В конце концов, одолеваемый одышкой и головокружением, он перестал вращаться. Он потерял чувство направления, и золотая гладкая равнина не давала ему никаких ориентиров.
— Данло ви Соли Рингесс, мы ждем тебя. Ты знаешь дорогу.
Тихий, безмятежный голос слышался с востока (а может быть, с запада, севера или юга). Данло решил идти на этот голос, повернулся к нему лицом и двинулся вперед шаг за шагом. Вскоре он начал терять терпение, поскольку ему казалось, что он совсем не приближается к голосу, к которому теперь присоединилось множество других:
— Иди, Данло, иди — мы ждем тебя.
Хорошо бы иметь лыжи, чтобы скользить по этой золотой глади, подумал Данло — уж очень ему хотелось скорее добраться до этих далеких нежных голосов. Он подумал об этом и тут же заскользил, как бабочка, над тем, что называл землей.
Он летел сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, уже как ястреб. Ветер дул в лицо, отбрасывая назад его длинные черные волосы. Если бы не этот свежий ветер, Данло вообще бы не чувствовал, что движется, поскольку золотая равнина внизу не имела никаких примет, позволяющих определить пройденное расстояние. Свою точную скорость он тоже не мог определить, но чувствовал, что по-прежнему летит слишком медленно. Внезапно его скорость начала возрастать. Он несся над равниной, как ракета. Встречный ветер превратился в твердую стену, и Данло приходилось прикрывать нос и рот, чтобы дышать. Ему вспомнилось его путешествие в Невернес, когда ветер, называющийся Дыханием Змея, обморозил ему лицо и чуть его не убил. Хорошо бы здесь не было этого ветра, который тормозил его и затруднял дыхание. Данло подумал об этом, и ветра не стало. Остались только холод и тишина, как в высоких слоях атмосферы. По оценке Данло, отлетел милях в десяти над поверхностью равнины, но поскольку она была гладкой, как кларий, и бесконечной, как Большой Морбио, он мог находиться и в миллионе миль, и в сотне футов над ней.
Через некоторое время — то ли через час, то ли через несколько секунд — вдали появилась небольшая возвышенность.
Как будто сильный свет, идущий с неба (или того, что Данло называл небом) разогрел землю так, что она вспучилась. Еще миг спустя Данло пролетел над этим вздутием и увидел под собой другие вздутия, низкие и округлые, как снежные хижины. Чем дальше он летел, тем выше и многочисленнее становились они. Сотни курганов вздымались над сверкающей равниной. Одни были конические, как вулканы, другие щетинились золотыми утесами, зубчатые, как увенчанные снегом горы его детства. Данло летел над широкими долинами, где струились серебристо-золотые ледники. Он летел, и золотые горы делались все выше и выше.
Голоса все звали его из туманного далека. Он пожелал лететь еще быстрее — полетел. Горы внизу слились в размытое золотое пятно. Их было так много, что он потерял им счет.
Теперь он, как полагал, двигался быстро, очень быстро, возможно, даже быстрее света. Его тело струилось фиолетовыми, малиновыми, алыми полосами, и он чувствовал себя восхитительно быстрым. Как свет. В некотором смысле он почти совсем не чувствовал своего тела — оно сделалось таким же светлым и нематериальным, как молитва святого. Он мог бы продолжать этот немыслимый полет вечно, но вспомнил, что вошел в это кибернетическое пространство не ради экстаза.
— Данло ви Соли Рингесс, ты на верном пути.
Голоса теперь слышались где-то впереди. Если он будет достаточно скор, то вот-вот отыщет источник этих небесных звуков. Там, где свет мира уходит в бесконечность, быть может, в миллионе миль от него, стояла гора выше всех остальных. Вся золотая и алая, она вонзалась в небеса, как копье. Она была так велика, эта чудесная гора, Что казалось, будто вся равнина была создана лишь для того, чтобы служить ей основанием. Еще несколько мгновений, и Данло приблизился к ней. Теперь он летел помедленнее, и ветер снова бил ему в лицо, а вершины более низких гор далеко внизу снова стали различимы.
— Данло, Данло, ты уже близко — иди же сюда! — позвал голос. Данло теперь ясно видел высокий кряж между собой и большой золотой горой. Сейчас он преодолеет его и наконец-то увидит, кто его зовет. Эта сюрреальность угнетала его монотонностью своего рельефа и цвета, но он, как ни странно, чувствовал благодарность за то, что ее не сделали более реальной. Он ни на миг не забывал, где находится в действительности, — но стоило ему подумать об этом, случилось нечто странное.
Равнина вокруг него начала изгибаться, как рука, сжимающаяся в кулак. Ослепительно белое небо вдруг взмыло вверх и изменило цвет. Теперь оно стало настоящим небом, выпуклым, как купол мечети, и синим, как кобальт. Горная цепь впереди заострилась каменными утесами и оделась снеговыми шапками. Их нижние склоны, миля за милей, покрылись лиственными и хвойными лесами. Через несколько мгновений Данло перелетел эти горы и снизился над красивой долиной.
Она пестрела красками: помимо зелени, белизны и синевы растительности, снегов и неба, здесь были бурые древесные стволы, красные и пурпурные цветы, оранжевые плоды и камни с прожилками бирюзы, аметиста и розового кварца.
Посередине долины бежала кристально чистая река, питаемая горными ручьями — они стекали и с края, и с большой, одиноко стоящей горы. Гора больше не сверкала золотом — она, как и все остальные, поросла густым лесом и оделась в ледяную броню. Но высота ее была такой, что даже нижние отроги скрывались в облаках. Возможно ли взойти на нее? Ее острые камни изрежут руки, ноги застынут в ее снегах. Есть ли там, за облаками, реальная вершина из камня и льда? И насколько реальной окажется эта долина, если посмотреть на нее поближе? Данло это беспокоило.
В следующий момент он легко, как мотылек, опустился на верхушку низкого холма. Высокая трава колыхалась под ветром и щекотала его голые ноги, обтянутые гладкой, как жемчуг, сверкающей красными искрами кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159
Данло условно определил направление, к которому стоял лицом, как север — значит позади, за дверью зала собраний, находился юг. Справа был восток, левая рука указывала на запад. Ребенком он часто молился на четыре стороны света и теперь тоже стал медленно оборачиваться по кругу, чтобы почтить этот мир, каким бы сюрреальным и странным тот ни казался. Он обернулся на восток и тут увидел, что дверь у него за спиной исчезла. Тогда он завертелся быстрее, стараясь сориентироваться — на юг, запад, север и снова на восток. Он вертелся почти как дервиш, отыскивая дорогу обратно в зал собраний, где осталось жить его реальное тело, но не мог найти дверь. В конце концов, одолеваемый одышкой и головокружением, он перестал вращаться. Он потерял чувство направления, и золотая гладкая равнина не давала ему никаких ориентиров.
— Данло ви Соли Рингесс, мы ждем тебя. Ты знаешь дорогу.
Тихий, безмятежный голос слышался с востока (а может быть, с запада, севера или юга). Данло решил идти на этот голос, повернулся к нему лицом и двинулся вперед шаг за шагом. Вскоре он начал терять терпение, поскольку ему казалось, что он совсем не приближается к голосу, к которому теперь присоединилось множество других:
— Иди, Данло, иди — мы ждем тебя.
Хорошо бы иметь лыжи, чтобы скользить по этой золотой глади, подумал Данло — уж очень ему хотелось скорее добраться до этих далеких нежных голосов. Он подумал об этом и тут же заскользил, как бабочка, над тем, что называл землей.
Он летел сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, уже как ястреб. Ветер дул в лицо, отбрасывая назад его длинные черные волосы. Если бы не этот свежий ветер, Данло вообще бы не чувствовал, что движется, поскольку золотая равнина внизу не имела никаких примет, позволяющих определить пройденное расстояние. Свою точную скорость он тоже не мог определить, но чувствовал, что по-прежнему летит слишком медленно. Внезапно его скорость начала возрастать. Он несся над равниной, как ракета. Встречный ветер превратился в твердую стену, и Данло приходилось прикрывать нос и рот, чтобы дышать. Ему вспомнилось его путешествие в Невернес, когда ветер, называющийся Дыханием Змея, обморозил ему лицо и чуть его не убил. Хорошо бы здесь не было этого ветра, который тормозил его и затруднял дыхание. Данло подумал об этом, и ветра не стало. Остались только холод и тишина, как в высоких слоях атмосферы. По оценке Данло, отлетел милях в десяти над поверхностью равнины, но поскольку она была гладкой, как кларий, и бесконечной, как Большой Морбио, он мог находиться и в миллионе миль, и в сотне футов над ней.
Через некоторое время — то ли через час, то ли через несколько секунд — вдали появилась небольшая возвышенность.
Как будто сильный свет, идущий с неба (или того, что Данло называл небом) разогрел землю так, что она вспучилась. Еще миг спустя Данло пролетел над этим вздутием и увидел под собой другие вздутия, низкие и округлые, как снежные хижины. Чем дальше он летел, тем выше и многочисленнее становились они. Сотни курганов вздымались над сверкающей равниной. Одни были конические, как вулканы, другие щетинились золотыми утесами, зубчатые, как увенчанные снегом горы его детства. Данло летел над широкими долинами, где струились серебристо-золотые ледники. Он летел, и золотые горы делались все выше и выше.
Голоса все звали его из туманного далека. Он пожелал лететь еще быстрее — полетел. Горы внизу слились в размытое золотое пятно. Их было так много, что он потерял им счет.
Теперь он, как полагал, двигался быстро, очень быстро, возможно, даже быстрее света. Его тело струилось фиолетовыми, малиновыми, алыми полосами, и он чувствовал себя восхитительно быстрым. Как свет. В некотором смысле он почти совсем не чувствовал своего тела — оно сделалось таким же светлым и нематериальным, как молитва святого. Он мог бы продолжать этот немыслимый полет вечно, но вспомнил, что вошел в это кибернетическое пространство не ради экстаза.
— Данло ви Соли Рингесс, ты на верном пути.
Голоса теперь слышались где-то впереди. Если он будет достаточно скор, то вот-вот отыщет источник этих небесных звуков. Там, где свет мира уходит в бесконечность, быть может, в миллионе миль от него, стояла гора выше всех остальных. Вся золотая и алая, она вонзалась в небеса, как копье. Она была так велика, эта чудесная гора, Что казалось, будто вся равнина была создана лишь для того, чтобы служить ей основанием. Еще несколько мгновений, и Данло приблизился к ней. Теперь он летел помедленнее, и ветер снова бил ему в лицо, а вершины более низких гор далеко внизу снова стали различимы.
— Данло, Данло, ты уже близко — иди же сюда! — позвал голос. Данло теперь ясно видел высокий кряж между собой и большой золотой горой. Сейчас он преодолеет его и наконец-то увидит, кто его зовет. Эта сюрреальность угнетала его монотонностью своего рельефа и цвета, но он, как ни странно, чувствовал благодарность за то, что ее не сделали более реальной. Он ни на миг не забывал, где находится в действительности, — но стоило ему подумать об этом, случилось нечто странное.
Равнина вокруг него начала изгибаться, как рука, сжимающаяся в кулак. Ослепительно белое небо вдруг взмыло вверх и изменило цвет. Теперь оно стало настоящим небом, выпуклым, как купол мечети, и синим, как кобальт. Горная цепь впереди заострилась каменными утесами и оделась снеговыми шапками. Их нижние склоны, миля за милей, покрылись лиственными и хвойными лесами. Через несколько мгновений Данло перелетел эти горы и снизился над красивой долиной.
Она пестрела красками: помимо зелени, белизны и синевы растительности, снегов и неба, здесь были бурые древесные стволы, красные и пурпурные цветы, оранжевые плоды и камни с прожилками бирюзы, аметиста и розового кварца.
Посередине долины бежала кристально чистая река, питаемая горными ручьями — они стекали и с края, и с большой, одиноко стоящей горы. Гора больше не сверкала золотом — она, как и все остальные, поросла густым лесом и оделась в ледяную броню. Но высота ее была такой, что даже нижние отроги скрывались в облаках. Возможно ли взойти на нее? Ее острые камни изрежут руки, ноги застынут в ее снегах. Есть ли там, за облаками, реальная вершина из камня и льда? И насколько реальной окажется эта долина, если посмотреть на нее поближе? Данло это беспокоило.
В следующий момент он легко, как мотылек, опустился на верхушку низкого холма. Высокая трава колыхалась под ветром и щекотала его голые ноги, обтянутые гладкой, как жемчуг, сверкающей красными искрами кожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159