Иешуа резво выбежал из комнаты.
Дворик - небольшая, четыре примерно метра на четыре, открытая площадка, куда имелся выход из дома, с полупустым каменным бассейном и чахлым оливковым деревом посередине, - был со всех сторон окружен высокими, в рост человека, известняковыми стенами. Жили бы хозяева - был бы двор чистым и ухоженным. А так, здесь валялось всякое ненужное барахло: сломанная мебель, какие-то деревяшки, треснувшие кувшины - хозяин дома обитал в другом месте и не слишком усердно следил за чистотой. В углу высилась каменная загородка с дырявой полотняной занавеской. Там-то и располагалось то, что в Иерусалиме считалось туалетом.
Из комнаты, где жили Мастер и Техники, на этот дворик выходило одно окно. Петр встал возле него и принялся наблюдать за эволюциями мальчика. Стены-то, конечно, высокие, но если ему захочется убежать, то при известной изобретательности это может получиться. Так что лучше проконтролировать...
Вспомнились вчерашние дурачества Асафа: двое извращенцев поймали мальчика. Теперь один извращенец подглядывает в окошко...
А Иешуа убегать и не собирался. Вернулся в комнату, забрался с ногами на топчан, сидит, молчит.
– Ты как себя чувствуешь? - Петр спрашивал в полный голос: Техники уже проснулись и с любопытством наблюдали за подопечным.
– Хорошо, Учитель. Только...
– Что только?
– Только я не помню... кто вы. - Мальчик уже окончательно пришел в себя, и в нем начал расти страх.
Петр чувствовал это. Ласково, стараясь страх погасить, произнес:
– Не бойся, сегодня тебя заберут твои родители. Хочешь есть? Мастер произносил что-то еще, столь же случайное, малозначащее - просто чтобы не молчать, а сам посылал в мозг Иешуа успокаивающие сигналы: "безопасность", "уют", "спокойствие".
– Да, я бы поел. - Глаза мальчика потеплели, страх проходил.
Любопытно, что Иешуа никак не отреагировал на упоминание о родителях, отметил Петр. Как будто ему все равно. Вчера он хотя бы спрашивал о них, а сегодня... Петр постоянно сканировал мысли мальчика, но в них никак не отображалась тоска по матери и отцу, по дому, по сестрам. Интересно...
Интересно-то интересно, но Петр не преминул мысленно усмехнуться: все-таки профессиональные реакции Мастера куда как далеки от общечеловеческих. Другой бы обеспокоился: как так, ребенок не помнит о родителях, не думает, не волнуется, - а Петру всего лишь интересно. Научный, стало быть, интерес...
Пока Кевин Бакстер собирал на стол, Жан-Пьер с Мастером вышли из дома на улицу, точнее - в проулок между стенами домов, такой провинциально тихий, мертвый даже. Только у стены напротив тяжко, со стонами ворочался нищий: ему вчера, видимо, по случаю праздника много и часто наливали кислого, вроде бы легкого, но коварного галилейского вина, и он, до конца, похоже, не протрезвев, тупо глазел на двух богато одетых господ. Проворчал что-то, отвернулся, улегся поудобнее.
Иерусалим - город контрастов. Истина банальная, но, как оказывается, исторически справедливая.
– Мастер, - сказал Жан-Пьер, - я так понял, вы уже почистили мальчика? Он ничего не помнит...
– Да, Асаф, вчера ночью я им позанимался. Кое-что стер, кое-чему научил. Снял блокаду с биополя. Оно пока слабенькое, но должно развиться. Вот что меня волнует, так это матрица. Точнее, ее молчание. Что-то здесь не так. - Петр смотрел Сквозь дверной проем на Иешуа, жадно уплетающего холодное мясо.
– А мы и не знаем, что так, а что не так, Мастер. Мы - первые. На нашем опыте станут учиться;
– Если станут, если будет - чему... Право, очень хотелось бы... задумчиво сказал Петр. Поежился. - Пошли-ка в дом, зябко что-то.
Давид-Кевин полностью занял внимание мальчика, рассказывая ему какую-то смешную историю. Техник не просто рассказывал - он ее играл: строил рожи, жестикулировал, менял голос, коверкал слова. Иешуа заливался смехом: от настороженности не осталось и следа. Все-таки не зря Петр обратил внимание на еще одно - педагогическое - образование Кевина Бакстера, когда перечитывал перед броском его досье. И ведь раньше не раз читал, но прихотлива память человеческая: не нужен был Бакстер-педагог - Петр и не помнил о нем...
– Иешуа, ты поел? - Петр сел за низкий столик напротив мальчика. - Доктор, уберите, пожалуйста, все со стола. Хотя нет, чашку оставьте.
На низком мраморном столе, в самом центре одиноко осталась небольшая глиняная чаша без ручек. Обыкновенная дешевая чашка, грубая, тяжелая, каких много в небогатых еврейских домах.
– Смотри, Иешуа...
Мастер поймал взгляд мальчика, глазами указал ему на чашку. Она чуть пошевелилась, словно раздумывая, а потом стала двигаться к мальчику. Телекинез, трюк из начальной школы... Глаза Иешуа округлились, он закричал, отскочил неловко. В следующее мгновение он уже сидел на корточках в дальнем углу комнаты. Обхватил руками коленки, дрожал. Петр поймал чашку, вздохнул, посмотрел на Техников. Те посмеивались.
– Нечего хихикать. - Подошел к Иешуа, сел рядом. - Ну, чего ты боишься, глупый. Это же не страшно...
– Она... сама! - Мальчик источал едко кислый запах, ощущаемый только Петром - запах страха.
– Она не сама. Это я ее двигал. Успокойся. Ты тоже так можешь. Я тебя научу, хочешь? - Кислота становилась не такой резкой, к страху примешалось любопытство.
– Я смогу ее подвинуть? Как? - Иешуа недоверчиво глядел на Мастера: что же он за человек? Кто эти двое? Как я здесь оказался? Как двигалась чашка?..
Петр легко читал мысленные вопросы мальчика.
– Если ты не будешь убегать, я тебе все покажу. - Взял за руку, подвел к столику, усадил на подушку. - Смотри...
Чашка, постукивая донышком о столешницу, затанцевала на середине стола. Мальчик секундно вздрогнул, в глазах промелькнул испуг, но сразу же пропал. Без моего вмешательства, подумал Петр, успокаивать не пришлось. Молодец Иешуа, ты быстро учишься...
– Как это, Учитель?!
– Смотри на чашку. Упрись в нее взглядом. Представь, что ты двигаешь ее рукой... Да нет, руки убери! Глазами, только глазами... Иешуа выпучил глаза, уставился на чашку, подался вперед...
– Не получается. Учитель. Я не понимаю, что надо делать.
– Получится. Не торопись, попробуй еще. Представь, что ты толкаешь большой камень. Тебе тяжело. Напрягись... Да убери же ты руки!.. Ну!..
Мальчик набрал воздуха, задержал дыхание, сжался - чашка не шелохнулась.
– Не получается.
Петр встал позади Иешуа, положил ему руку на затылок, прошептал на ухо:
– Сейчас получится. Ты только верь, что получится... Ну, давай...
Чашка как бы нехотя, медленно поползла к краю стола.
– Я чувствую это, Учитель! - радостно крикнул Иешуа, повернул сияющую рожицу к Петру. Чашка затормозила.
– Не отвлекайся. - Мастер чуть отстранил руку от головы мальчика: дальше сам. - Продолжай.
Чашка под взглядом Иешуа, чуть подрагивая на ровной поверхности стола, медленно, ползком перемещалась к краю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155