Румянцев отказался отпустить Суворова из армии: де-неприлично придавать в глазах Европы значение мятежу!.. золотая шпага с алмазами, пожалованная Суворову за Пугачева, возвышение Суворова в генерал-фельдмаршалы уязвили Румянцева тяжело:…Екатеринин гром, Суворова учитель. Турецкие войны именовались Румянцевскими; слава Румянцева гремела;…стремясь за славою, он пользу общую хранил; именно он, главный малороссийский командир, завершил вековое дело воссоединения Украины с Россией: и подготовил на Украине крепостное право. Труды военного его гения достаточно изучались; безжалостный ум, здравый смысл и решительность; передвижения в каре заменил походом в отдельных колоннах; колонны пехоты и кавалерийские колонны; артиллерия в интервалах; его знаменитые штурмы, атаки противу вдесятеро превосходящего противника, труды русского войска, доносил Екатерине, дали бы пример самим римлянам, если бы их времена после наших наступили: вот мера величия; и Екатерина, подстегивая его и вдохновляя:…великие дела увидим на нашем веку!.. на вас Европа смотрит! Предложила ему въехать в Москву на триумфальной колеснице, в традициях Рима, в традициях Петра Великого: отказался; во время путешествия Екатерины в Крым не захотел украшать Киев: моё дело брать города, а не украшать их; к нему в Киев заслуженные воины стекались как на богомолье; граф Задунайский; кому Екатерина предоставила полную мочь как полководцу и дипломату; в чью память Павел: обелиск Румянцева Победам; Александр после Бородина велел перенести обелиск с Марсова поля, через Неву, на площадь перед Первым кадетским корпусом: дабы питомцы созерцали монумент славы!.. — сей Румянцев, гениальный полководец, ненавидел войну: война есть варварство, лютость и бесчеловечие; и с замечательною философскою глубиной обо всех своих подвигах;…иногда отвагою награждать свою слабость. — Чугун кагульский! ты священ!.. вот ещё загадка: екатерининские войны, румянцевские войны, суворовские войны, за исключением разве что Измаила и Чёртова моста: на редкость не популярны: сюда же Кавказские войны, и плавания в Архипелаг, и множество битв: их не знают; то есть, они на слуху, у всех; но где именно, за что воевали, никто толком не скажет; я не говорю уж, что в народе не помнятся ни победы Паскевича в Венгрии, ни Шереметева в Ливонии, ни множество персидских и шведских войн, ни взятие Свеаборга, ни беспримерный в героизме своём ледяной марш через Ботнический залив, и прочая, прочая: сотни героических войн и побед; загадочным образом не задерживаются в народной памяти Гулистан, Фридрихсгам, Дерпт, Турин… Вестергалинг; что нам до того, что казаки Апраксина стояли в четырех верстах от Стокгольма и решили исход войны; и Ляйпциг, и Дрезден чужие для народного слуха; трижды прав был граф Лев Николаевич, говоря, что народная война окончилась Березиной; чугун кагульский! ты священ — для русского, для друга славы!.. увы, уже не священ; мы забыли Кагул; как забыли мы и взятие Парижа, и взятие русскими войсками Пекина; добро французам гордиться Москвою и Севастополем, добро англичанам гордиться Балаклавой, как гордятся они Креси, Галлиполи и Квебеком; мы забывчивы, и тем — великолепны; много ли печали или гордости нам в том, что в атласе Российской Империи по губерниям, восемьсот двадцать третьего года, значится Сан-Франциско с окрестностями. — Чугун кагульский, ты. священ… ведь примерно в то же время, когда записал чугун кагульский, Пушкин, в Париже Ветхого Завета, писал о блестящих, хоть и бесплодных победах Потемкина в северной Турции; Измаил и Кагул, в известном смысле, явились подвигами ненужными, завоевывать их пришлось вновь, в примечании Пушкин разъясняет: бесплодными, ибо Дунай должен быть настоящею границею России; это желание Пушкина исполнено было несколько позже, с переменным успехом, в течение еще полутора столетий; и все же, при написании словечка бесплодные какое-то затмение нашло на Александра Сергеевича: он запамятовал, что до Екатерины Россия на западе оканчивалась Смоленском, а на юге Полтавой; и имя Суворова очень скоро забыли в войнах нового царствования, и лишь в двенадцатом году, когда Кутузов завоевал, для Пушкина, проклятый город Кишинев, заключил Бухарестский мир, и государь поставил его главнокомандующим против Наполеона: всплеск ликования, самое имя его напоминало Екатерину и ея победы!… здесь начиналась, в воскресшем чудо-богатыри, посмертная, и уже вечная, слава генералиссимуса; затем уже биография претворилась в легенду, тщедушный, впечатлительный мальчик, и Арап Петра Великого, переменивший судьбу его, в семь лет, до офицерского темляка, в рядовых, в унтерах; сержантом возил дипломатическую почту; важна в его жизни поддержка отца; отец начинал денщиком у Петра Великого, и был государев крестник; екатерининские времена пронизаны духом, историческим, памятью петровского времени: как пушкинские времена дышат вольнодумством и памятью екатерининского века. Поддержка, протежирование — как распахнутые городские ворота: гораздо полезней для героев; олухи проживут и так, а героев непременно убьют: в унтер-офицерском чине. Отец, генерал-губернатор, генерал-аншеф, сенатор, доставил сыну полковничий чин. Бригадир, генерал-майор: всё это ему доставили конфедератские войны. Польский вопрос: по изменению его восприятия уже можно изучать историю России; Пушкин именовал его: домашний, старый спор; Пушкин в письме к Вяземскому в тридцать первом году:…для нас, мятеж Польши есть дело семейственное, старая, наследственная распря, мы не можем судить ее по впечатлениям европейским — каков бы ни был, впрочем, наш образ мыслей; а князь Вяземский, в записную книжку:…несчастная обуза Польши, что тормозит политическое развитие России; вопрос Польши стал в девятнадцатом веке вопросом образа мыслей и, для России, вопросом внутриполитическим; варшавская речь императора Александра вызвала к жизни Союз Благоденствия; восстав из гроба своего, Суворов видит плен Варшавы: и когда внук героя, внук Суворова Италийского прискакал с известием о взятии Варшавы, у юного Герцена в кабинете висел портрет героя, портрет Костюшки, ещё тридцать лет: и Колокол пал, Колокол погиб, Колокол перестали читать, и Герцен утерял вмиг всю популярность: оттого, что взял сторону поляков, жестокость резни Шестьдесят третьего года, в час пробуждения России, вызвала лишь ужас и отвращение, негодование во всей России; есть пушкинский черновик из восемьсот тридцать первого года, ты просвещением свой разум осветил, исполненный гнева и ярости набросок к стихотворению, которое то ли было закончено, то ли нет; и Малыш, опираясь в воззрении своём на известную переписку, записные книжки, и на первые строки черновика, которые суть почти обращение, считает, что стихи адресованы были князю Петру Вяземскому;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145