– Да, но иногда это чертовски раздражает. – Гревилл вернулся в свою комнату.
Аурелия снова села перед зеркалом. Эстер совершала свои обычные чудеса со щипцами для завивки. Аурелия никогда не слышала, чтобы Гревилл так отзывался о работе. Он жил этой работой, дышал ею – а сейчас это прозвучало так, словно он и в самом деле желал, чтобы эта работа провалилась ко всем чертям.
– Готовы надеть платье, мэм? – Эстер с благоговением взяла в руки черное газовое облачко. – Я сделаю очень аккуратно, прическу не испортим.
Аурелия решила пока не думать об этой загадке. Она сбросила пеньюар и подняла вверх руки. Платье словно скользнуло по ним и ровно легло на облегающий белый шелковый чехол.
– Господи Боже, миледи, да вы просто красотка! – выдохнула Эстер.
– Верно, Эстер, – сказал Гревилл от двери. Он уже успел надеть черный фрак и панталоны со штрипками поверх черных туфель. – Ошеломительно. – Он пересек по ковру комнату, подошел к Аурелии и вытащил руки из-за спины. – Украсишь этим волосы?
Аурелия уставилась на бриллиантовый полумесяц, прикрепленный к жесткой черной бархатной ленте. Он был простым, элегантным и невероятно красивым.
– О да, – тихо произнесла она, поднимая взгляд на мужа. – Это прекрасно.
И увидела в его глазах то, в чем никогда не была уверена раньше. Иногда в них появлялся намек, но никогда не было такого откровенного чувства. Гревилл ее любит. Может быть, он не готов признаться в этом даже себе, но она теперь знает, и это знание греет ей душу, наполняя ее ликованием. Аурелия снова села перед зеркалом, коснувшись своего живота.
– Позвольте мне прикрепить его миледи, – сказала Эстер, забирая у Гревилла украшение. – Булавку здесь… и еще одну здесь… все, теперь будет держаться крепко и долго. – Она подкрепила слова действием и отступила назад, чтобы полюбоваться своей работой.
Гревилл в самом деле сделал идеальный выбор. Черный бархат при светлых волосах, бриллианты, сверкающие на черном фоне, форма полумесяца – не совсем тиара и в то же время не просто лента для волос. Все это подходило к элегантному стилю Аурелии как нельзя лучше.
– Спасибо, – сказала она, поднимая лицо для поцелуя. Гревилл склонился над ней, мазнул губами по ее губам и поцеловал обнаженное плечо.
– Ничто не могло доставить мне большего удовольствия, – пробормотал он.
Аурелия легонько прикоснулась к его лицу кончиками пальцев и встала.
– Я обещала перед уходом зайти к Фрэнни. Она хочет посмотреть на мое платье.
– Так давай покажемся ей вместе. – Гревилл церемонно поклонился и предложил ей руку.
Когда они вошли в детскую, Фрэнни сидела в своей кроватке. Глаза ее широко распахнулись.
– Мама, ты прямо как настоящая принцесса! У тебя в волосах бриллианты?
– Да. Это подарок, – ответила Аурелия, наклоняясь, чтобы поцеловать дочь.
Фрэнни расширенными глазами посмотрела на Гревилла:
– От тебя?
– Да, от меня, – улыбнулся Гревилл.
– Мама сегодня как настоящая принцесса, а ты – как принц, – сказала Фрэнни, сделав комплимент и Гревиллу.
– Что ж, спасибо, Фрэнни, – серьезно отозвался Гревилл. – Боюсь, что я не сумею затмить твою маму, но обещаю, что у нее будет эскорт, за который не придется стыдиться.
Девочка нахмурилась.
– Почему это она должна стыдиться?
– О, он просто поддразнивает тебя, милая, – быстро сказала ее мать. – Мы идем на обед к тете Нелл и…
– А потом на бал, – перебила ее Фрэнни. – Желаю хорошо провести время. Я бы тоже хотела пойти.
– Неподражаемое дитя, – заметил Гревилл, когда они начали спускаться из детской вниз. – Через какие-то десять лет некий невинный юноша сильно влюбится в нее, и да поможет ему Бог.
Аурелия фыркнула.
– Она не лишена сострадания. А у меня есть еще десять лет, чтобы взрастить семена.
Дон Антонио Васкес изучал свое отражение в высоком зеркале в спальне. Рубашка и жилет ослепляли белизной. Фрак и бриджи были из черного бархата. В складках галстука прятался квадратный рубин, еще один такой же блестел на безымянном пальце. Бородка клинышком была аккуратно подстрижена и расчесана, волосы завиты и напомажены. Он сунул руку под фрак сзади и нащупал тонкую холодную рукоятку кинжала, спрятанного на спине в кожаных ножнах. Легко дотянуться, невозможно заметить. Все так, как и должно быть.
Он подошел к комоду и открыл ящик. Вытащил оттуда маленький пистолет с рукояткой, инкрустированной жемчугом, и сунул его в карман, с удовольствием ощущая, как он прижимается к бедру. Дон Антонио не любил огнестрельное оружие, предпочитая ему кинжалы, но в некоторых случаях пистолет мог быть отличным средством убеждения, а сегодня ночью он не собирался полагаться на случай.
Выйдя из спальни, дон Антонио направился в гостиную, где его ждали Мигель и Карлос, неловко стоявшие у пустого камина.
– Карета ждет внизу, сэр, – сказал Карлос. Он был одет как наемный кучер – в кожаные бриджи и короткую куртку, а шея была замотана толстым шарфом. На ногах у него были сапоги, в каждый из которых он засунул по ножу.
– Хорошо. Мигель, ты знаешь, что должен сделать? Мигель кивнул:
– Конечно, дон Антонио. – Он оделся в простой темный сюртук и брюки, высокие сапоги и треуголку, как старший слуга в приличном доме. Вытащив из кармана небольшую шкатулку, он щелчком открыл ее, продемонстрировав четыре острых инструмента. – Это поможет начать дело, сэр. – Затем опустил шкатулку обратно в карман, с жестокой усмешкой завернул широкий рукав сюртука и ловким движением пальцев извлек изящный кинжал, примотанный к запястью. – А это его завершит. Я готов, сэр.
– Вижу, – сухо ответил хозяин. – Надеюсь, твое вооружение нам не потребуется, но подготовиться не помешает.
Часы начали бить десять. Троица дождалась, пока бой закончится, и дружно направилась к двери. Дон Антонио накинул на плечи черный шелковый вечерний плащ и легко сбежал по ступенькам вниз, где около пары лошадей, запряженных в простой наемный экипаж, стоял юный мальчик.
– Ты проверил их ход? – спросил Антонио.
– Да, дон Антонио. Они просто летят. На пустой дороге из них можно выжать ту скорость, которая нам потребуется. – Карлос швырнул мальчику монету и забрался на облучок, взяв в руки вожжи.
Мигель сначала придержал дверцу для дона Антонио, потом вскочил вслед за ним в экипаж, плотно закрыл дверцу и молча устроился в уголке, зная, что, когда тот готовится к работе, отвлекать его нельзя. Экипаж за десять минут покрыл расстояние до Маунт-стрит, и лошади остановились перед ярко освещенным домом Бонемов. На дорожке, устланной ковром, стояли грумы, готовые направлять кареты и светить гостям, поднимающимся в дом по ступенькам.
Дон Антонио выбрался на мостовую, взмахнув плащом, оглянулся на экипаж, но ни слова не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85