Так что советую поторопиться. – Он дернул Аурелию за локоть и потащил вниз по лестнице.
– Я никуда с вами не пойду, пока вы не докажете мне, что моя дочь у вас. – Оплывшая свеча на стене давала очень мало света, но она отчетливо видела жесткую линию рта и колодцы черных глаз, ровно ничего ей не говоривших.
Она быстро соображала. Покинув дом, она может надеяться только на себя, но до тех пор, пока они под этой крышей, она знает, что Гревилл где-то рядом, пусть его и не видно.
– Если мы пропустим рандеву, вы никогда больше не увидите свою дочь, – повторил дон Антонио голосом твердым и холодным, как обсидиан. Он отпер дверь, и Аурелия увидела, что она ведет в узкий проход, который тянется вдоль этой стороны дома.
Дон Антонио вглядывался в проход. Аурелия быстро опустила руку и бесшумно уронила на ступеньку свой веер. Может, напрасно она надеется, что его скоро обнаружат, но больше ей надеяться не на что. По крайней мере, Гревилл поймет, что она ушла именно отсюда. От него не ускользнет и значение веера, их средства сообщения – он просто кричит о причастности испанца.
С огромной неохотой и чувством, что она лишается всех возможных средств обороняться, Аурелия шагнула вслед за доном Антонио в проход и услышала, как зловеще щелкнула, закрываясь, дверь. Испанец взял ее за локоть и начал подталкивать к концу прохода, туда, где он выходил в переулок за домами. Переулок был пуст, в нем стояла единственная карета без опознавательных знаков. Из открытых окон дома доносились музыка, голоса, смех. Такие обыкновенные звуки веселья. Аурелии казалось, что она очутилась в каком-то нереальном мире.
Становилось прохладно. Она дрожала в своем тонком платье, обнаженные плечи и руки покрылись мурашками.
– Если уж прикидываетесь благородным человеком, могли бы предложить мне какую-нибудь накидку, – рявкнула она на своего похитителя и… внезапно приободрилась. Ее голос звучал вовсе не испуганно или растерянно, а просто раздраженно. Удивленный взгляд, который на нее бросил испанец, воодушевил ее еще сильнее.
Дверца кареты распахнулась изнутри, когда они к ней подошли. Аурелия остановилась, стараясь держаться ближе к стене дома.
– Я не сяду, пока вы не докажете мне, что Фрэнни у вас.
Дон Антонио не ослабил свою хватку, но негромко позвал в открытую дверку:
– Мигель!
Из кареты выпрыгнул не Мигель, а Карлос.
– Он еще не вернулся, сэр.
Дон Антонио еще сильнее стиснул локоть своей пленницы, и она почувствовала, что к ее спине прижалось дуло пистолета. Ошибиться было невозможно.
– Забирайтесь! – потребовал он ей прямо в ухо. – Если хотите увидеть свою дочь живой… садитесь в карету немедленно!
Что-то пошло не так, мгновенно поняла Аурелия. Но как этим воспользоваться? Неужели он выстрелит? Нет, если она требуется ему живой, какой толк будет от мертвой? Аурелия попыталась выдернуть руку.
– Где доказательства?
– Вы их скоро получите. А ваш муж, в свою очередь, получит ваше ухо. – Голос испанца был таким же холодным, как сталь возле уха.
Вдруг ухо пронзила острая боль, по шее потекла липкая струйка крови. Аурелию охватил ужас. Одно дело пистолет, и совсем другое – нож. Она с детства панически боялась ножей. Дон Антонио подтолкнул ее в сторону кареты, она споткнулась, быстро провела рукой по горячей струйке на шее и отряхнула пальцы. Если Гревилл заметит капли крови, он будет знать больше, пусть и обрывочно. Человек, стоявший у кареты, резко подтолкнул ее вверх, и Аурелия не забралась, а, скорее, упала в темное нутро, но ей опять помогли месяцы тренировки с Гревиллом. Ухо пока было на месте, хотя и кровоточило, и Аурелии требовалось хорошенько подумать – с большей ясностью, чем до сих пор. Она вспомнила последние слова дона Антонио: «А ваш муж, в свою очередь, получит ваше ухо». Им нужен Гревилл, а не она. Она для них – просто средство добраться до него. Это понимание помогло ей обрести хладнокровие, а вместе с ним пришла уверенность – у испанца что-то пошло не так.
Васкес забрался в карету, захлопнув за собой дверцу.
Второй запрыгнул на облучок, и карета тронулась, покатив из переулка на улицу. Дон Антонио уселся напротив Аурелии, похлопывая сверкающим лезвием по обтянутой перчаткой ладони. Он смотрел на нее, прищурившись, когда свет от уличных фонарей попадал в карету. Аурелия сидела в углу с бесстрастным лицом, на вид спокойная и расслабившаяся. Ей хотелось потрогать все еще горевший порез за ухом, проверить, большая ли рана, но она заставила себя не обращать на это внимания. Она не доставит ему такого удовольствия. И не покажет своего страха.
Ее самообладание держалось на слабой вероятности того, что они все-таки не схватили Фрэнни. Этот их Мигель так и не появился. Насколько Аурелия поняла, именно он должен был привезти доказательства. Раз его не видно, значит, вполне можно надеяться, что Фрэнни он похитить не сумел.
Испанец наблюдал за ней, сжав губы так, что рот превратился в тонкую жесткую линию. Что случилось с Мигелем? Если эта женщина не будет бояться за своего ребенка, не так-то просто будет ее расколоть. Без Мигеля начнется неразбериха. Конечно, он может все сделать сам, но он не знает приемов, практикующихся в инквизиции. Работу нужно закончить сегодня ночью. Лодка будет ждать его у моста Блэкфрайерз, чтобы по Темзе вывезти из Лондона. Верхом и в одиночестве он доберется туда меньше чем за час. К восьми часам прилив достигнет полной силы, и к этому времени он должен оказаться на борту, завершив дело. Нельзя тратить время впустую, пытаясь выяснить, что случилось с помощником. Эту женщину нужно расколоть быстро.
То, что Аурелия пропала, до Гревилла доходило медленно, слишком медленно, чего он впоследствии не мог себе простить. Он наблюдал за ней во время кадрили, неохотно восхищаясь ловкостью испанца при выполнении сложных фигур танца – сам он споткнулся бы на первом же шаге. Танец был долгим, из пяти или шести разных частей, и Гревилл, посмотрев немного, отошел в поисках приятной компании и наткнулся на князя Прокова – тот с любопытством рассматривал стол с едой.
– А, Фолконер! Может быть, вы сумеете меня просветить! Что это за маленькие штучки на подносе со льдом? Люди их выковыривают такими крохотными лучинками.
– Это литорины – съедобные моллюски. Весьма вкусные, но мне кажется, их так сложно вытаскивать, что это вряд ли стоит мгновения удовольствия.
– Морские создания? – Алекс взял с тарелки раковину и стал ее внимательно разглядывать. Потом взял одну из лучинок и выковырнул крохотный кусочек из раковины. Попробовал, проглотил и пожал плечами. – Кажется, я не понимаю, в чем смысл. С другой стороны, Ливия не понимает моей тяги к соленой селедке, которую я так люблю.
Гревилл расхохотался и огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
– Я никуда с вами не пойду, пока вы не докажете мне, что моя дочь у вас. – Оплывшая свеча на стене давала очень мало света, но она отчетливо видела жесткую линию рта и колодцы черных глаз, ровно ничего ей не говоривших.
Она быстро соображала. Покинув дом, она может надеяться только на себя, но до тех пор, пока они под этой крышей, она знает, что Гревилл где-то рядом, пусть его и не видно.
– Если мы пропустим рандеву, вы никогда больше не увидите свою дочь, – повторил дон Антонио голосом твердым и холодным, как обсидиан. Он отпер дверь, и Аурелия увидела, что она ведет в узкий проход, который тянется вдоль этой стороны дома.
Дон Антонио вглядывался в проход. Аурелия быстро опустила руку и бесшумно уронила на ступеньку свой веер. Может, напрасно она надеется, что его скоро обнаружат, но больше ей надеяться не на что. По крайней мере, Гревилл поймет, что она ушла именно отсюда. От него не ускользнет и значение веера, их средства сообщения – он просто кричит о причастности испанца.
С огромной неохотой и чувством, что она лишается всех возможных средств обороняться, Аурелия шагнула вслед за доном Антонио в проход и услышала, как зловеще щелкнула, закрываясь, дверь. Испанец взял ее за локоть и начал подталкивать к концу прохода, туда, где он выходил в переулок за домами. Переулок был пуст, в нем стояла единственная карета без опознавательных знаков. Из открытых окон дома доносились музыка, голоса, смех. Такие обыкновенные звуки веселья. Аурелии казалось, что она очутилась в каком-то нереальном мире.
Становилось прохладно. Она дрожала в своем тонком платье, обнаженные плечи и руки покрылись мурашками.
– Если уж прикидываетесь благородным человеком, могли бы предложить мне какую-нибудь накидку, – рявкнула она на своего похитителя и… внезапно приободрилась. Ее голос звучал вовсе не испуганно или растерянно, а просто раздраженно. Удивленный взгляд, который на нее бросил испанец, воодушевил ее еще сильнее.
Дверца кареты распахнулась изнутри, когда они к ней подошли. Аурелия остановилась, стараясь держаться ближе к стене дома.
– Я не сяду, пока вы не докажете мне, что Фрэнни у вас.
Дон Антонио не ослабил свою хватку, но негромко позвал в открытую дверку:
– Мигель!
Из кареты выпрыгнул не Мигель, а Карлос.
– Он еще не вернулся, сэр.
Дон Антонио еще сильнее стиснул локоть своей пленницы, и она почувствовала, что к ее спине прижалось дуло пистолета. Ошибиться было невозможно.
– Забирайтесь! – потребовал он ей прямо в ухо. – Если хотите увидеть свою дочь живой… садитесь в карету немедленно!
Что-то пошло не так, мгновенно поняла Аурелия. Но как этим воспользоваться? Неужели он выстрелит? Нет, если она требуется ему живой, какой толк будет от мертвой? Аурелия попыталась выдернуть руку.
– Где доказательства?
– Вы их скоро получите. А ваш муж, в свою очередь, получит ваше ухо. – Голос испанца был таким же холодным, как сталь возле уха.
Вдруг ухо пронзила острая боль, по шее потекла липкая струйка крови. Аурелию охватил ужас. Одно дело пистолет, и совсем другое – нож. Она с детства панически боялась ножей. Дон Антонио подтолкнул ее в сторону кареты, она споткнулась, быстро провела рукой по горячей струйке на шее и отряхнула пальцы. Если Гревилл заметит капли крови, он будет знать больше, пусть и обрывочно. Человек, стоявший у кареты, резко подтолкнул ее вверх, и Аурелия не забралась, а, скорее, упала в темное нутро, но ей опять помогли месяцы тренировки с Гревиллом. Ухо пока было на месте, хотя и кровоточило, и Аурелии требовалось хорошенько подумать – с большей ясностью, чем до сих пор. Она вспомнила последние слова дона Антонио: «А ваш муж, в свою очередь, получит ваше ухо». Им нужен Гревилл, а не она. Она для них – просто средство добраться до него. Это понимание помогло ей обрести хладнокровие, а вместе с ним пришла уверенность – у испанца что-то пошло не так.
Васкес забрался в карету, захлопнув за собой дверцу.
Второй запрыгнул на облучок, и карета тронулась, покатив из переулка на улицу. Дон Антонио уселся напротив Аурелии, похлопывая сверкающим лезвием по обтянутой перчаткой ладони. Он смотрел на нее, прищурившись, когда свет от уличных фонарей попадал в карету. Аурелия сидела в углу с бесстрастным лицом, на вид спокойная и расслабившаяся. Ей хотелось потрогать все еще горевший порез за ухом, проверить, большая ли рана, но она заставила себя не обращать на это внимания. Она не доставит ему такого удовольствия. И не покажет своего страха.
Ее самообладание держалось на слабой вероятности того, что они все-таки не схватили Фрэнни. Этот их Мигель так и не появился. Насколько Аурелия поняла, именно он должен был привезти доказательства. Раз его не видно, значит, вполне можно надеяться, что Фрэнни он похитить не сумел.
Испанец наблюдал за ней, сжав губы так, что рот превратился в тонкую жесткую линию. Что случилось с Мигелем? Если эта женщина не будет бояться за своего ребенка, не так-то просто будет ее расколоть. Без Мигеля начнется неразбериха. Конечно, он может все сделать сам, но он не знает приемов, практикующихся в инквизиции. Работу нужно закончить сегодня ночью. Лодка будет ждать его у моста Блэкфрайерз, чтобы по Темзе вывезти из Лондона. Верхом и в одиночестве он доберется туда меньше чем за час. К восьми часам прилив достигнет полной силы, и к этому времени он должен оказаться на борту, завершив дело. Нельзя тратить время впустую, пытаясь выяснить, что случилось с помощником. Эту женщину нужно расколоть быстро.
То, что Аурелия пропала, до Гревилла доходило медленно, слишком медленно, чего он впоследствии не мог себе простить. Он наблюдал за ней во время кадрили, неохотно восхищаясь ловкостью испанца при выполнении сложных фигур танца – сам он споткнулся бы на первом же шаге. Танец был долгим, из пяти или шести разных частей, и Гревилл, посмотрев немного, отошел в поисках приятной компании и наткнулся на князя Прокова – тот с любопытством рассматривал стол с едой.
– А, Фолконер! Может быть, вы сумеете меня просветить! Что это за маленькие штучки на подносе со льдом? Люди их выковыривают такими крохотными лучинками.
– Это литорины – съедобные моллюски. Весьма вкусные, но мне кажется, их так сложно вытаскивать, что это вряд ли стоит мгновения удовольствия.
– Морские создания? – Алекс взял с тарелки раковину и стал ее внимательно разглядывать. Потом взял одну из лучинок и выковырнул крохотный кусочек из раковины. Попробовал, проглотил и пожал плечами. – Кажется, я не понимаю, в чем смысл. С другой стороны, Ливия не понимает моей тяги к соленой селедке, которую я так люблю.
Гревилл расхохотался и огляделся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85