Начштаба
отвечает: "Я знал, что при старом режиме особые исключения делались
только министрам и членам Государственного Совета; но ведь при новых
условиях, кажется, все равны. Почему я должен делать исключение для
Вас?"...
"Как? Значит Вы арестуете и члена Учредительного Собрания?" -
спрашивает Нахамкес... "Не понимаю причем здесь Учредительное Собрание?"
- отвечает начтщтаба... "Да, но я член Исполнительного Комитета Совета
рабочих и солдатских депутатов всей России, член законодательной палаты.
По крайней мере мы сами на себя так смотрим"...
Этот интересный диспут был прерван срочным вызовом к телефону
начштаба, которому было сообщено, что, по распоряжению Правительства,
Нахамкеса задерживать в штабе Округа нельзя.
Одновременно с этим в Штабе появился сам председатель Совдепа - Чхеидзе с
двумя членами выручать Нахамкеса, Начштабу не оставалось ничего больше,
как отпустить с миром на все четыре стороны Нахамкеса, вина которого
была несомненна.
Но это был Нахамкес-Стеклов, который тогда, как и Бронштейн-Троцкий,
почувствовал себя хозяином положения и вел себя, как таковой, не считаясь
ни с кем и ни с чем.
Но зато с ними больше чем считалось и все Временное Правительство, и даже
Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, в котором большевики тогда не
имели большинства; но, по существу, Совет шел на поводу у этих двух
напористых людей, не смея предпринять ничего против их пораженческой
пропаганды и в то же время вынося резолюции о продолжении войны до
победного конца. Абсурдность такого положения ощущалась многими. Но
сказать никто не смел. А за спиной у Нахамкеса и Бронштейна стояли не
только Це-Ка их партии, но косвенную поддержку (путем
"непротивленчества") они ощущали и в Центральных Комитетах всех
"революционных" партий, бывших тогда на политической авансцене и
состоявших преимущественно из их единоплеменников, для которых чувство
русского патриотизма было чуждо, непонятно и враждебно.
С пораженческой пропагандой "боролись". Но боролись так, чтобы не
побороть. С предельной точностью эту "борьбу" изложил один из лидеров
меньшевиков - грузин Церетели, сказавши, что "бороться надо так, чтобы
дать им возможйость почетного отступления"... "Иначе может
восторжествовать контрреволюция"...
Так было в Петрограде в короткое время пребывания у власти Временного
Правительства. Так же было и во всех городах России.
В Киеве задавал тон и "углублял революцию" Рафес, меньшевик-"бундовец",
перешедший впоследствии к большевичкам. На фронте в бесчисленных
советах солдатских депутатов антипатриотическую и пораженческую
пропаганду вел целый легион маленьких, провинциальных нахамкесов и
бронштейнов, не встречая должного противодействия со стороны своих
коллег, меньшевиков и эсеров, из которых тогда состояли советы. А если и
противодействовали -- то по методу Церетели, что было равнозначно
попустительству, потворству и помощи и содействию...
Разумеется., далеко не все "углубители" революции и митинговые ораторы, и
даже не большинство, а относительное меньшинство были евреи.
Количественно преобладали не-евреи, только подражавшие методам евреев
Нахамкеса и Бронштейна, наблюдая их демагогический успехи полную
безнаказанность за высказывания и действия, недопустимые вообще, а в
военное время в особенности.
Характерно, что в бурной политической жизни первых же дней русской
революции самое активное участие приняли евреи - члены "Бунда", того
самого "Бунда", который еще совсем недавно, в 1903 году, категорически
заявлял, что "вообще было бы большим заблуждением думать, что какая бы
то ни было социалистическая партия может руководить освободительной
борьбой чужой национальности, к которой она сама не принадлежит", а
потому самоизолировался в марксистской социал-демократической партии.
Для руководства политической партией какого-либо народа, по мнению
"Бунда", надо было выйти из данного народа, быть связанным с ним тысячью
нитей, быть проникнутым его идеалами, понимать его психологию. Для
партии чужого народа это невозможно! - Так категорически заявляли евреи из
"Бунда" в 1903 году...
"А уже во время первой революции, в 1905 году, (многочисленные евреи-
революционеры весьма активно вмешивались в дела "чужого народа" и были не
только участниками, но и инициаторами и руководителями революционных
выступлений, как например, Ратнер, Шлихтер и Шефтель в Киеве.
И "бундовцы", и не состоящие в "Бунде" -в одинаковой мере и с одинаковой
энергией -устремились в революционное движение и сочли для себя возможным
и допустимым не только участвовать в политической жизни и партиях
общероссийских (для них "чужих"), но и проникать в руководство этих не-
еврейских партий, ревниво не допуская в свои, еврейские, партии ни одного не-
еврея. Характерно, что даже евреи по происхождению и расе, для которых
язык "идиш" был их родным языком и которые были убежденными
марксистами, но из каких-либо соображений изменившие религию - для
"Бунда" были неприемлемы.
Проникновение в политические организации и партии шло одновременно по
двум линиям: они "делегировались" или "кооптировались" и как
представители партий и организаций чисто еврейских, и от революционных
партий и организаций общероссийских, в каковых, как уже указано выше, если
не большинство, то весьма значительную часть центральных комитетов,
составляли евреи. Кроме того значительное число евреев проникали в
возглавления партий и организаций в порядок "персональном" - их выбирали и
за них голосовали, охваченные революционным настроением, широкие массы,
чему немало способствовал ореол "угнетений и притеснений" при старом
режиме, окружавший евреев и усиленно ими подчеркивавшийся и
выпячивавшийся, а также, врожденная евреям, напористость и энергия.
В результате, уже через несколько месяцев после февральской революции мы
видим немало не только евреев, но и "бундовцев", занимающих ответственные
положения председателей совдепов в областях и на фронте и весьма активно
и авторитетно решающих вопросы, как чисто военные, так и вопросы
одобрения или неодобрения тех или иных мероприятий Временного
Правительства.
Как далеко простиралась тогда власть и возможности евреев, попавших в
председатели какого-либо совдепа, и как даже Верховное Командование
Русской армии должно было считаться с мнением юнцов-"бундистов",
рассказывает нам в своих мемуарах один "бундист" - председатель совдепа:
"Днем 31 августа (по ст. стилю) пришло известие о принятии на себя А. Ф.
Керенским обязанностей Верховного Главнокомандующего и о назначении ген.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
отвечает: "Я знал, что при старом режиме особые исключения делались
только министрам и членам Государственного Совета; но ведь при новых
условиях, кажется, все равны. Почему я должен делать исключение для
Вас?"...
"Как? Значит Вы арестуете и члена Учредительного Собрания?" -
спрашивает Нахамкес... "Не понимаю причем здесь Учредительное Собрание?"
- отвечает начтщтаба... "Да, но я член Исполнительного Комитета Совета
рабочих и солдатских депутатов всей России, член законодательной палаты.
По крайней мере мы сами на себя так смотрим"...
Этот интересный диспут был прерван срочным вызовом к телефону
начштаба, которому было сообщено, что, по распоряжению Правительства,
Нахамкеса задерживать в штабе Округа нельзя.
Одновременно с этим в Штабе появился сам председатель Совдепа - Чхеидзе с
двумя членами выручать Нахамкеса, Начштабу не оставалось ничего больше,
как отпустить с миром на все четыре стороны Нахамкеса, вина которого
была несомненна.
Но это был Нахамкес-Стеклов, который тогда, как и Бронштейн-Троцкий,
почувствовал себя хозяином положения и вел себя, как таковой, не считаясь
ни с кем и ни с чем.
Но зато с ними больше чем считалось и все Временное Правительство, и даже
Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, в котором большевики тогда не
имели большинства; но, по существу, Совет шел на поводу у этих двух
напористых людей, не смея предпринять ничего против их пораженческой
пропаганды и в то же время вынося резолюции о продолжении войны до
победного конца. Абсурдность такого положения ощущалась многими. Но
сказать никто не смел. А за спиной у Нахамкеса и Бронштейна стояли не
только Це-Ка их партии, но косвенную поддержку (путем
"непротивленчества") они ощущали и в Центральных Комитетах всех
"революционных" партий, бывших тогда на политической авансцене и
состоявших преимущественно из их единоплеменников, для которых чувство
русского патриотизма было чуждо, непонятно и враждебно.
С пораженческой пропагандой "боролись". Но боролись так, чтобы не
побороть. С предельной точностью эту "борьбу" изложил один из лидеров
меньшевиков - грузин Церетели, сказавши, что "бороться надо так, чтобы
дать им возможйость почетного отступления"... "Иначе может
восторжествовать контрреволюция"...
Так было в Петрограде в короткое время пребывания у власти Временного
Правительства. Так же было и во всех городах России.
В Киеве задавал тон и "углублял революцию" Рафес, меньшевик-"бундовец",
перешедший впоследствии к большевичкам. На фронте в бесчисленных
советах солдатских депутатов антипатриотическую и пораженческую
пропаганду вел целый легион маленьких, провинциальных нахамкесов и
бронштейнов, не встречая должного противодействия со стороны своих
коллег, меньшевиков и эсеров, из которых тогда состояли советы. А если и
противодействовали -- то по методу Церетели, что было равнозначно
попустительству, потворству и помощи и содействию...
Разумеется., далеко не все "углубители" революции и митинговые ораторы, и
даже не большинство, а относительное меньшинство были евреи.
Количественно преобладали не-евреи, только подражавшие методам евреев
Нахамкеса и Бронштейна, наблюдая их демагогический успехи полную
безнаказанность за высказывания и действия, недопустимые вообще, а в
военное время в особенности.
Характерно, что в бурной политической жизни первых же дней русской
революции самое активное участие приняли евреи - члены "Бунда", того
самого "Бунда", который еще совсем недавно, в 1903 году, категорически
заявлял, что "вообще было бы большим заблуждением думать, что какая бы
то ни было социалистическая партия может руководить освободительной
борьбой чужой национальности, к которой она сама не принадлежит", а
потому самоизолировался в марксистской социал-демократической партии.
Для руководства политической партией какого-либо народа, по мнению
"Бунда", надо было выйти из данного народа, быть связанным с ним тысячью
нитей, быть проникнутым его идеалами, понимать его психологию. Для
партии чужого народа это невозможно! - Так категорически заявляли евреи из
"Бунда" в 1903 году...
"А уже во время первой революции, в 1905 году, (многочисленные евреи-
революционеры весьма активно вмешивались в дела "чужого народа" и были не
только участниками, но и инициаторами и руководителями революционных
выступлений, как например, Ратнер, Шлихтер и Шефтель в Киеве.
И "бундовцы", и не состоящие в "Бунде" -в одинаковой мере и с одинаковой
энергией -устремились в революционное движение и сочли для себя возможным
и допустимым не только участвовать в политической жизни и партиях
общероссийских (для них "чужих"), но и проникать в руководство этих не-
еврейских партий, ревниво не допуская в свои, еврейские, партии ни одного не-
еврея. Характерно, что даже евреи по происхождению и расе, для которых
язык "идиш" был их родным языком и которые были убежденными
марксистами, но из каких-либо соображений изменившие религию - для
"Бунда" были неприемлемы.
Проникновение в политические организации и партии шло одновременно по
двум линиям: они "делегировались" или "кооптировались" и как
представители партий и организаций чисто еврейских, и от революционных
партий и организаций общероссийских, в каковых, как уже указано выше, если
не большинство, то весьма значительную часть центральных комитетов,
составляли евреи. Кроме того значительное число евреев проникали в
возглавления партий и организаций в порядок "персональном" - их выбирали и
за них голосовали, охваченные революционным настроением, широкие массы,
чему немало способствовал ореол "угнетений и притеснений" при старом
режиме, окружавший евреев и усиленно ими подчеркивавшийся и
выпячивавшийся, а также, врожденная евреям, напористость и энергия.
В результате, уже через несколько месяцев после февральской революции мы
видим немало не только евреев, но и "бундовцев", занимающих ответственные
положения председателей совдепов в областях и на фронте и весьма активно
и авторитетно решающих вопросы, как чисто военные, так и вопросы
одобрения или неодобрения тех или иных мероприятий Временного
Правительства.
Как далеко простиралась тогда власть и возможности евреев, попавших в
председатели какого-либо совдепа, и как даже Верховное Командование
Русской армии должно было считаться с мнением юнцов-"бундистов",
рассказывает нам в своих мемуарах один "бундист" - председатель совдепа:
"Днем 31 августа (по ст. стилю) пришло известие о принятии на себя А. Ф.
Керенским обязанностей Верховного Главнокомандующего и о назначении ген.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95