Девушка поморгала, сфокусировала взгляд, потом нахмурилась.
– Почему? – спросила Серве. Эсменет улыбнулась.
– Потому, что ты такая красивая, – сказала она. – Такая безупречная.
Глаза Серве вспыхнули радостью. Она перекатилась на спину, раскинув руки.
– Я знала! – воскликнула она, поводя плечами. Она взглянула на Эсменет, выразительно поднимая и опуская брови. – Меня хотят все! – Серве рассмеялась: – Даже ты!
– Ах ты сучка! – возмутилась Эсменет и вскинула руки, словно собираясь вцепиться Серве в глаза.
Когда они вывалились из палатки, хохоча и визжа, Келлхус уже сидел у костра. Он покачал головой – как, вероятно, и подобало мужчине.
С этого дня Эсменет стала обращаться с Серве с еще большей нежностью. Это было странное, вгоняющее в замешательство чувство – дружба, связавшая ее с этой девушкой, с беременным ребенком, что взял в возлюбленные пророк.
Еще до того, как Ахкеймион отправился в библиотеку, Эсменет задумывалась: а что, собственно, Келлхус нашел в Серве? Конечно, это должно быть нечто большее, чем просто внешность, хотя ее красота, как часто думалось Эсменет, была прямо-таки сверхъестественной. Но Келлхус смотрел на сердца, а не на кожу, какой бы гладкой и белоснежной та ни была. А в сердце Серве было множество изъянов. Да, конечно, оно было радостным и открытым, но вместе с тем – тщеславным, вздорным, сварливым и распутным.
Но теперь Эсменет подумалось: а не скрывали ли эти изъяны тайну совершенства ее сердца? Того самого, проблеск которого она заметила, наблюдая за спящей девушкой. На мгновение она узрела то, что способен был видеть только Келлхус… Красоту недостатка. Великолепие несовершенства.
И Эсменет поняла, что ей дано свидетельство. Свидетельство истины.
Она не могла подобрать для этого нужных слов, но стала чувствовать себя лучше, каким-то образом вернувшись к жизни. Тем утром Келлхус посмотрел на нее и кивнул, искренне и восхищенно, напомнив ей Ксинема. Он ничего не сказал, потому что слова были не нужны – во всяком случае, так казалось. Возможно, подумала Эсменет, истина сходна с колдовством. Возможно, те, кто зрит истину, просто видят друг друга.
Позднее, перед тем как она отправилась вместе с Серве бродить по полупустому базару Аммегнотиса в поисках съестного, Келлхус помогал ей с чтением. Несмотря на ее возражения, он выдал ей в качестве учебника «Хроники Бивня». Уже само прикосновение к переплетенному в кожу манускрипту внушало благословенный страх. Сам его вид, запах, даже поскрипывание корешка говорили о праведности и бесповоротном приговоре. Казалось, будто страницы трактата пронизаны суровостью. В каждом слове чудились раскаты грома. Каждая колонка, напоминающая птичьи следы, грозила соседней.
– Я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы читать доказательства моего проклятия! – сказала Эсменет Келлхусу.
– Что здесь написано? – спросил Келлхус, игнорируя ее вспышку раздражения.
– Что я – мерзость!
– Что здесь написано, Эсми?
Эсменет вновь вернулась к утомительной задаче: биться над знаками, переводя их в звуки, и биться над звуками, складывая их в слова.
День выдался жаркий, словно в пустыне, и особенно жарко было в городе, где камень и кирпич-сырец впитывали солнце и словно удваивали его жар. Вечером Эсменет рано ушла в палатку и впервые за много дней уснула, не поплакав об Ахкеймионе.
Проснулась она в тот промежуток времени, который нансурцы именуют «утром дураков». Стоило ей чуть-чуть приоткрыть глаза, и сон тут же покинул ее, хотя темнота и прохлада говорили, что до утра еще далеко. Эсменет недовольно взглянула на откинутый полог палатки. Ее босые ноги торчали из-под одеяла. Лунный свет освещал их и мужские ноги, обутые в сандалии…
– В каком интересном обществе ты вращаешься, – сказал Сарцелл.
Эсменет даже в голову не пришло закричать. Несколько мгновений его присутствие казалось столь же должным, сколь и невозможным. Сарцелл лежал рядом с ней, подперев голову рукой, и большие карие глаза светились весельем. Под белым одеянием с золотым цветочным орнаментом на нем была надета шрайская риза с Бивнем, вышитым на груди. От него пахло сандалом и ритуальными благовониями, которые Эсменет не могла распознать.
– Сарцелл, – пробормотала она.
Давно ли он лежит здесь и смотрит на нее?
– Ты так и не рассказала колдуну обо мне, верно?
– Да.
Сарцелл с печальной насмешкой покачал головой.
– Порочная шлюха.
Ощущение нереальности схлынуло, и Эсменет ощутила первый укол страха.
– Чего ты хочешь, Сарцелл?
– Тебя.
– Уходи…
– Твой пророк – вовсе не тот, кем ты его считаешь… Ты это знаешь.
Страх перерос в ужас. Эсменет слишком хорошо знала, каким жестоким Сарцелл может быть с теми, кто не входит в узкий круг уважаемых им людей, но она всегда думала, что входит в этот круг – даже после того, как покинула его шатер. Но что-то произошло… Эсменет осознала, что ничего, абсолютно ничего не значит для мужчины, который сейчас рассматривает ее.
– Сарцелл, уходи сейчас же. Рыцарь-командор рассмеялся.
– Но ты мне нужна, Эсми. Мне нужна твоя помощь… Вот золото…
– Я закричу. Я тебя предупреждаю…
– Вот жизнь! – прорычал Сарцелл.
Его ладонь зажала ей рот. Эсменет не нужно было чувствовать укол, чтобы понять, что он приставил к ее горлу нож.
– Слушай меня, шлюха. Ты завела привычку попрошайничать не у того стола. Колдун мертв. Твой пророк вскоре последует за ним. Ну и с чем ты останешься, а?
Он сдернул с Эсменет одеяло. Она вздрогнула и всхлипнула, когда острие ножа скользнуло по залитой лунным светом коже.
– А, старая шлюха? Что ты будешь делать, когда твой персик потеряется в морщинах? С кем ты будешь спать тогда? Интересно, как ты закончишь? Будешь трахаться с прокаженными? Или отсасывать у перепуганных мальчишек за кусок хлеба?
От ужаса Эсменет обмочилась.
Сарцелл глубоко вздохнул, словно наслаждаясь букетом ее унижения. Глаза его смеялись.
– Никак, я слышу запах понимания?
Эсменет, всхлипывая, кивнула.
Самодовольно ухмыльнувшись, Сарцелл убрал руку. Эсменет завизжала и не смолкала до тех пор, пока ей не начало казаться, что она содрала горло в кровь.
Потом оказалось, что ее держит Келлхус, и Эсменет вывели из палатки к рдеющим углям костра. Она слышала крики, видела людей, столпившихся вокруг них с факелами, слышала голоса, громко говорящие по-конрийски. Кое-как Эсменет объяснила, что произошло, содрогаясь и всхлипывая в кольце сильных рук Келлхуса. Прошло то ли несколько мгновений, то ли несколько дней, и шум улегся. Люди разошлись досыпать. Ужас отступил, сменившись нервной дрожью стыда. Келлхус сказал, что пожалуется Готиану, но вряд ли удастся что-либо поделать.
– Сарцелл – рыцарь-командор, – сказал Келлхус. А она – всего лишь любовница мертвого колдуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
– Почему? – спросила Серве. Эсменет улыбнулась.
– Потому, что ты такая красивая, – сказала она. – Такая безупречная.
Глаза Серве вспыхнули радостью. Она перекатилась на спину, раскинув руки.
– Я знала! – воскликнула она, поводя плечами. Она взглянула на Эсменет, выразительно поднимая и опуская брови. – Меня хотят все! – Серве рассмеялась: – Даже ты!
– Ах ты сучка! – возмутилась Эсменет и вскинула руки, словно собираясь вцепиться Серве в глаза.
Когда они вывалились из палатки, хохоча и визжа, Келлхус уже сидел у костра. Он покачал головой – как, вероятно, и подобало мужчине.
С этого дня Эсменет стала обращаться с Серве с еще большей нежностью. Это было странное, вгоняющее в замешательство чувство – дружба, связавшая ее с этой девушкой, с беременным ребенком, что взял в возлюбленные пророк.
Еще до того, как Ахкеймион отправился в библиотеку, Эсменет задумывалась: а что, собственно, Келлхус нашел в Серве? Конечно, это должно быть нечто большее, чем просто внешность, хотя ее красота, как часто думалось Эсменет, была прямо-таки сверхъестественной. Но Келлхус смотрел на сердца, а не на кожу, какой бы гладкой и белоснежной та ни была. А в сердце Серве было множество изъянов. Да, конечно, оно было радостным и открытым, но вместе с тем – тщеславным, вздорным, сварливым и распутным.
Но теперь Эсменет подумалось: а не скрывали ли эти изъяны тайну совершенства ее сердца? Того самого, проблеск которого она заметила, наблюдая за спящей девушкой. На мгновение она узрела то, что способен был видеть только Келлхус… Красоту недостатка. Великолепие несовершенства.
И Эсменет поняла, что ей дано свидетельство. Свидетельство истины.
Она не могла подобрать для этого нужных слов, но стала чувствовать себя лучше, каким-то образом вернувшись к жизни. Тем утром Келлхус посмотрел на нее и кивнул, искренне и восхищенно, напомнив ей Ксинема. Он ничего не сказал, потому что слова были не нужны – во всяком случае, так казалось. Возможно, подумала Эсменет, истина сходна с колдовством. Возможно, те, кто зрит истину, просто видят друг друга.
Позднее, перед тем как она отправилась вместе с Серве бродить по полупустому базару Аммегнотиса в поисках съестного, Келлхус помогал ей с чтением. Несмотря на ее возражения, он выдал ей в качестве учебника «Хроники Бивня». Уже само прикосновение к переплетенному в кожу манускрипту внушало благословенный страх. Сам его вид, запах, даже поскрипывание корешка говорили о праведности и бесповоротном приговоре. Казалось, будто страницы трактата пронизаны суровостью. В каждом слове чудились раскаты грома. Каждая колонка, напоминающая птичьи следы, грозила соседней.
– Я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы читать доказательства моего проклятия! – сказала Эсменет Келлхусу.
– Что здесь написано? – спросил Келлхус, игнорируя ее вспышку раздражения.
– Что я – мерзость!
– Что здесь написано, Эсми?
Эсменет вновь вернулась к утомительной задаче: биться над знаками, переводя их в звуки, и биться над звуками, складывая их в слова.
День выдался жаркий, словно в пустыне, и особенно жарко было в городе, где камень и кирпич-сырец впитывали солнце и словно удваивали его жар. Вечером Эсменет рано ушла в палатку и впервые за много дней уснула, не поплакав об Ахкеймионе.
Проснулась она в тот промежуток времени, который нансурцы именуют «утром дураков». Стоило ей чуть-чуть приоткрыть глаза, и сон тут же покинул ее, хотя темнота и прохлада говорили, что до утра еще далеко. Эсменет недовольно взглянула на откинутый полог палатки. Ее босые ноги торчали из-под одеяла. Лунный свет освещал их и мужские ноги, обутые в сандалии…
– В каком интересном обществе ты вращаешься, – сказал Сарцелл.
Эсменет даже в голову не пришло закричать. Несколько мгновений его присутствие казалось столь же должным, сколь и невозможным. Сарцелл лежал рядом с ней, подперев голову рукой, и большие карие глаза светились весельем. Под белым одеянием с золотым цветочным орнаментом на нем была надета шрайская риза с Бивнем, вышитым на груди. От него пахло сандалом и ритуальными благовониями, которые Эсменет не могла распознать.
– Сарцелл, – пробормотала она.
Давно ли он лежит здесь и смотрит на нее?
– Ты так и не рассказала колдуну обо мне, верно?
– Да.
Сарцелл с печальной насмешкой покачал головой.
– Порочная шлюха.
Ощущение нереальности схлынуло, и Эсменет ощутила первый укол страха.
– Чего ты хочешь, Сарцелл?
– Тебя.
– Уходи…
– Твой пророк – вовсе не тот, кем ты его считаешь… Ты это знаешь.
Страх перерос в ужас. Эсменет слишком хорошо знала, каким жестоким Сарцелл может быть с теми, кто не входит в узкий круг уважаемых им людей, но она всегда думала, что входит в этот круг – даже после того, как покинула его шатер. Но что-то произошло… Эсменет осознала, что ничего, абсолютно ничего не значит для мужчины, который сейчас рассматривает ее.
– Сарцелл, уходи сейчас же. Рыцарь-командор рассмеялся.
– Но ты мне нужна, Эсми. Мне нужна твоя помощь… Вот золото…
– Я закричу. Я тебя предупреждаю…
– Вот жизнь! – прорычал Сарцелл.
Его ладонь зажала ей рот. Эсменет не нужно было чувствовать укол, чтобы понять, что он приставил к ее горлу нож.
– Слушай меня, шлюха. Ты завела привычку попрошайничать не у того стола. Колдун мертв. Твой пророк вскоре последует за ним. Ну и с чем ты останешься, а?
Он сдернул с Эсменет одеяло. Она вздрогнула и всхлипнула, когда острие ножа скользнуло по залитой лунным светом коже.
– А, старая шлюха? Что ты будешь делать, когда твой персик потеряется в морщинах? С кем ты будешь спать тогда? Интересно, как ты закончишь? Будешь трахаться с прокаженными? Или отсасывать у перепуганных мальчишек за кусок хлеба?
От ужаса Эсменет обмочилась.
Сарцелл глубоко вздохнул, словно наслаждаясь букетом ее унижения. Глаза его смеялись.
– Никак, я слышу запах понимания?
Эсменет, всхлипывая, кивнула.
Самодовольно ухмыльнувшись, Сарцелл убрал руку. Эсменет завизжала и не смолкала до тех пор, пока ей не начало казаться, что она содрала горло в кровь.
Потом оказалось, что ее держит Келлхус, и Эсменет вывели из палатки к рдеющим углям костра. Она слышала крики, видела людей, столпившихся вокруг них с факелами, слышала голоса, громко говорящие по-конрийски. Кое-как Эсменет объяснила, что произошло, содрогаясь и всхлипывая в кольце сильных рук Келлхуса. Прошло то ли несколько мгновений, то ли несколько дней, и шум улегся. Люди разошлись досыпать. Ужас отступил, сменившись нервной дрожью стыда. Келлхус сказал, что пожалуется Готиану, но вряд ли удастся что-либо поделать.
– Сарцелл – рыцарь-командор, – сказал Келлхус. А она – всего лишь любовница мертвого колдуна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185