«Порочная шлюха».
Эсменет отказалась, когда Серве предложила ей остаться в их с Келлхусом шатре, но приняла предложение воспользоваться ее сосудом для омовений. Затем Келлхус провел Эсменет в ее палатку.
– Серве убрала там, – сказал он. – Она сменила постель. Эсменет снова принялась плакать. Когда она сделалась такой слабой? Такой жалкой?
«Как ты мог покинуть меня? Почему ты покинул меня?» Она заползла в палатку, словно в нору. Уткнулась лицом в чистое шерстяное одеяло. Она почувствовала запах сандала… Келлхус забрался в палатку следом за Эсменет, неся с собой фонарь, и уселся над нею, скрестив ноги.
– Он ушел, Эсменет… Сарцелл не вернется. После сегодняшнего – не вернется. Даже если ничего не произойдет, расспросы поставят его в неловкое положение. Какой мужчина не подозревал других мужчин в том, что те действуют, руководствуясь похотью?
– Ты не понимаешь! – вырвалось у Эсменет.
Как она могла ему сказать? Все это время она боялась за Ахкеймиона, даже смела горевать о нем, и при этом…
– Я лгала ему! – выкрикнула она. – Я лгала Акке! Келлхус нахмурился.
– Что ты имеешь в виду?
– После того как он оставил меня в Сумне, ко мне приходил Консульт! Консульт, Келлхус! И я знала, что смерть Инpay – не самоубийство. Я знала! Но так и не сказала Акке! Сейен милостивый, я так ничего ему и не сказала! А теперь он исчез, Келлхус! Исчез!
– Успокойся, Эсми. Успокойся… Какое это имеет отношение к Сарцеллу?
– Я не знаю… И это хуже всего. Я не знаю!
– Вы были любовниками, – сказал Келлхус, и Эсменет застыла, словно ребенок, столкнувшийся нос к носу с волком.
Келлхус всегда знал ее тайну, с той самой ночи у гробницы под Асгилиохом, когда наткнулся на них с Сарцеллом. Так откуда же ее нынешний ужас?
– Некоторое время ты думала, что любишь Сарцелла, – продолжал Келлхус. – Ты даже сравнивала его с Ахкеймионом… Ты решила, что Ахкеймион недостаточно хорош.
– Я была дурой! – крикнула Эсменет. – Дурой!
Как только можно быть такой глупой?
«Никто не сравнится с тобой, возлюбленный! Ни один мужчина!»
– Ахкеймион был слаб, – сказал Келлхус.
– Но я и любила его за слабости! Разве ты не понимаешь? Именно поэтому я его и любила!
«Я любила его искренность!»
– И именно поэтому ты так и не смогла вернуться к нему… Если бы ты пришла к нему тогда, когда делила ложе с Сарцеллом, то тем самым обвинила бы его в такой слабости, которой он не смог бы вынести. Поэтому ты оставалась вдалеке и обманывала себя, думая, будто ищешь его, в то время как на самом деле пряталась от него.
– Откуда ты знаешь? – всхлипнула Эсменет.
– Но как бы ты ни лгала себе, ты знала… И поэтому ты так и не смогла рассказать Ахкеймиону о том, что произошло в Сумне, – хотя ему очень важно было это знать! Ты догадывалась, что он не поймет, и боялась, что он может увидеть…
Презренная, эгоистичная, омерзительная…
Оскверненная.
Но Келлхус может видеть… Он всегда видел.
– He смотри на меня! – крикнула Эсменет. «Посмотри на меня…»
– Но я смотрю, Эсми. И то, что я вижу, наполняет меня изумлением и восхищением.
И эти усыпляющие слова, теплые и близкие – такие близкие! – успокоили ее. Подушка под щекой вызывала боль, и от твердой земли под циновкой ныло тело, но ей было тепло и безопасно. Келлхус задул фонарь и тихо вышел из палатки. А Эсменет все казалось, будто теплые пальцы перебирают ее волосы.
Изголодавшаяся Серве рано принялась за еду. На костре кипел котелок с рисом; время от времени Келлхус снимал с него крышку и добавлял туда лук, пряности и шайгекский перец. Обычно приготовлением пищи занималась Эсменет, но сейчас Келлхус посадил ее читать вслух «Хроники Бивня»; он посмеивался над ее редкими промахами и всячески подбадривал ее.
Эсменет читала Гимны, древние «Законы Бивня», многие из которых Последний Пророк в своем «Трактате» объявил неправильными. Они вместе поражались тому, что детей насмерть забивали камнями за удар, нанесенный родителям, или тому, что если человек убивал брата другого человека, то в ответ на это казнили его собственного брата.
Потом Эсменет прочла:
– Не дозволяй…
Она узнала эти слова, потому что они часто повторялись. А потом, разобрав по буквам следующее слово, она произнесла: «Шлюхе…» – и остановилась. Она взглянула на Келлхуса и с гневом произнесла наизусть:
– Не дозволяй шлюхе жить, ибо она превращает яму своего чрева…
У нее горели уши. Эсменет едва сдержала внезапное стремление швырнуть книгу в огонь.
Келлхус смотрел на нее без малейшего удивления.
«Он ждал, пока я прочту этот отрывок. Все время ждал…»
– Дай мне книгу, – невыразительным тоном произнес он. Эсменет повиновалась.
Плавным, почти беспечным движением Келлхус извлек кинжал из церемониальных ножен, которые носил на поясе. Взяв его за клинок у самого острия, он принялся соскребать оскорбительную надпись с пергамента. Несколько мгновений Эсменет никак не могла понять, что же он делает. Она просто смотрела – окаменевший свидетель.
Как только колонка очистилась, Келлхус немного отодвинулся, чтобы рассмотреть дело своих рук.
– Вот так-то лучше, – сказал он так, будто соскреб плесень с хлеба.
И протянул книгу обратно.
Эсменет не смогла заставить себя прикоснуться к ней.
– Но… Но ты не можешь этого сделать!
– Не могу?
Он сунул ей книгу. Эсменет просто уронила ее в пыль.
– Келлхус, это же Писание! Бивень. Священный Бивень!
– Я знаю. Утверждение о твоем проклятии. Эсменет уставилась на него разинув рот – дура дурой.
– Но…
Келлхус нахмурился и покачал головой, словно поражаясь ее глупости.
– Эсми, как по-твоему, кто я?
Серве весело рассмеялась и даже захлопала в ладоши.
– К-кто? – запинаясь, переспросила Эсменет.
Это было уже чересчур для нее. Она никогда не слышала, чтобы Келлхус говорил с такой надменностью – разве что в шутку или в редкие мгновения гнева.
– Да, – повторил Келлхус, – кто?
Его голос был подобен грому. Он казался вечным, словно круг.
Затем Эсменет заметила золотое сияние, окружающее его руки… Она, не задумываясь, рухнула на колени перед ним и уткнулась лицом в землю.
«Пожалуйста! Пожалуйста! Я – ничто!»
Потом Серве икнула. Внезапно, нелепо, перед Эсменет оказался прежний Келлхус; он засмеялся, поднял ее с земли и велел поесть.
– Ну что, полегчало? – спросил он, когда оцепеневшая Эсменет села на прежнее место.
У нее жгло и покалывало все тело. Келлхус отправил в рот ложку риса и кивком указал на открытую книгу.
Смущенная и взволнованная, Эсменет покраснела и отвела взгляд. И кивнула, уставившись в свою миску.
«Я знала это! Я всегда знала!»
Разница состояла в том, что теперь это знал еще и Келлхус. Она ощущала боковым зрением его сияние. Как – задохнувшись, подумала она, – как теперь она посмеет взглянуть ему в глаза?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185