Три Безделушки для трех человек, чтобы пробраться в логово богохульников. Но Ксинем молился, чтобы хоры им не пригодились. Невзирая на все их грехи, колдуны тоже люди, а людям свойственно время от времени спать.
– Зажмите их в кулаке, – приказал Ксинем. – Запомните: они должны соприкасаться с кожей. Что бы вы ни делали, не выпускайте их… Это место наверняка защищено оберегами, и если Безделушка хоть на миг перестанет касаться вашей кожи, то нам конец…
Он сорвал свою хору с шеи, и тяжесть ее холодного железа принесла ему успокоение.
Стойла не были вычищены, и в конюшне воняло засохшим лошадиным навозом и соломой. Немного побродив в темноте, они наткнулись на проход, ведущий в заброшенные казармы.
А потом началось кошмарное путешествие через лабиринт. Комплекс и вправду оказался огромен. Ксинем, с одной стороны, испытал облегчение при виде множества пустых комнат, и в то же время начал терять надежду отыскать Ахкеймиона. Пару раз они слышали в отдалении голоса – разговор велся по-айнонски, – и им приходилось то забиваться в тень, то прятаться за непривычную кианскую мебель. Они проходили через пыльные залы для аудиенций, достаточно освещенные луной, чтобы они могли поразиться грандиозным фрескам с геометрическими узорами. Они тайком пробирались через кухни и слышали во влажной тьме храп рабов. Они крались по лестницам и коридорам, вдоль которых протянулись жилые помещения. Каждая дверь, которую они открывали, словно бы находилась на краю пропасти: за ней находился либо Ахкеймион, либо верная смерть. Каждый миг, каждый вздох казался частью невозможной, невыносимой игры.
И повсюду им мерещились призраки Багряных магов, ведущих таинственные совещания, вызывающих демонов или изучающих богохульные трактаты в тех самых комнатах, мимо которых они проскальзывали.
Где же его держат?
Через некоторое время Ксинем осмелел. Уж не так ли себя чувствуют вор или крыса, когда крадется по самому краю, на грани видимости или знания других? В том, чтобы пробираться невидимым по костному мозгу своего врага, было приятное возбуждение и, как ни странно, успокоение. Внезапно Ксинем почувствовал прилив уверенности.
«Мы сделаем это! Мы спасем его!»
– Надо проверить подвалы… – прошипел Динх.
Его сероватое лицо блестело от пота, а седая широкая борода спуталась.
– Они же наверняка должны были засунуть его в такое место, откуда крики не донесутся до посетителей.
Ксинем скривился, одновременно и от того, как громко прозвучал голос его старого мажордома, и от истины, заключенной в его словах. Ахкеймиона мучают, и мучают уже давно… Эта мысль была невыносима.
«Акка…»
Они вернулись к каменной лестнице, мимо которой проходили, и спустились в непроглядную тьму.
– Нам нужен свет! – заявил Зенкаппа. – Иначе мы внизу даже собственных рук не отыщем!
Спотыкаясь, они стали пробираться по застеленному ковром коридору, держась максимально близко друг к другу. Ксинема охватило отчаяние. Безнадежная затея!
Но затем они увидели свет и небольшое освещенное пространство в коридоре…
Коридор, в котором они очутились, был узким, с низким скругленным потолком – теперь они это видели, – и очень длинным, как будто тянулся под большей частью комплекса.
И по нему шел колдун.
Он был худым, но облаченным в просторное одеяние из багряного шелка, с широкими рукавами, расшитыми золотыми цаплями. Отчетливее всего было видно его лицо, поскольку оно купалось в невозможном свете. Морщинистые щеки тонули в гладких, лоснящихся завитках бороды, заплетенной во множество косичек; в выпученных глазах отражался язычок пламени, висевший в воздухе неподалеку от колдуна.
Ксинем услышал, как Динх выдохнул сквозь стиснутые зубы.
Призрачный свет замер посреди коридора, как будто колдун натолкнулся на непривычный запах. Старое лицо на миг нахмурилось, и он уставился в темноту – на них. Все трое застыли, словно соляные столпы. Три удара сердца… Казалось, будто их ищут глаза самой Смерти.
Потом хмурая гримаса колдуна снова сменилась скучающим выражением, и он свернул за угол; на краткий миг осветилась полоса каменной кладки и сбившийся ковер. А потом – темнота. Убежище.
– Сейен всемилостивый… – выдохнул Динх.
– Надо идти за ним, – прошептал Ксинем, постепенно успокаиваясь.
После того как они увидели это лицо и колдовской свет, каждый шаг для них звенел опасностью. Ксинем понимал: единственное, что заставляет Динхаза и Зенкаппу помогать ему, – это верность, превосходящая страх смерти. Но здесь, в подвале, в самом сердце цитадели Багряных Шпилей верность подвергалась такому испытанию, какому не подвергалась никогда прежде. Они не только ввязались в игру с этой откровенной нечестивостью – в ней не было вдобавок никаких правил, и этого, вкупе со страхом смерти, хватило бы, чтобы сломить любого человека.
По темному коридору им пришлось пробираться на ощупь, касаясь пальцами известняковой стены. Так они добрались до тяжелой двери, из-за которой не выбивалось ни лучика света. Ксинем ухватился за железную щеколду и заколебался.
«Он рядом! Я уверен!»
Ксинем потянул дверь на себя.
Сквозняк, лизнувший разгоряченную кожу, свидетельствовал, что дверь вела в какое-то большое помещение, но тьма по-прежнему была непроницаемой, словно в чудовищной могиле.
Вытянув руку вперед, Ксинем сделал шаг во тьму, шепотом велев остальным следовать за ним.
Чей-то голос расколол тишину, заставив их сердца остановиться.
– Но этого не будет.
Затем – свет, слепящий, жаляще яркий, и замешательство. Ксинем выхватил меч.
Моргая и щурясь, он сфокусировал взгляд на фигурах, собравшихся вокруг него. Полукруг из дюжины джаврегов, под сине-красными накидками – полный доспех. У шестерых – взведенные арбалеты.
Ошеломленный Ксинем опустил отцовский меч; мысли его судорожно метались.
«Мы погибли…»
За джаврегами стояли три Багряных мага. Одного они уже видели раньше, второй был очень похож на первого, только борода выкрашена хной. И третий – Ксинем по одному наряду узнал в нем старшего.
По сравнению со своим багряным одеянием этот человек выглядел не просто бледным – он был попросту лишен пигмента. Судя по всему, наркоман, подсевший на чанв. Еще одна небольшая непристойность в дополнение ко всем прочим. На талии у него был широкий синий кушак, а поверх – позолоченный пояс, спускающийся до самого паха под тяжестью подвески, болтающейся между бедер, – змеи, обвившиеся вокруг вороны.
Глаза с красными радужками изучали их, полные болезненного веселья.
Он поцокал языком. Губы его были полупрозрачными, словно утонувшие черви.
«Что-то сделать! Я должен что-то сделать!» Но впервые в жизни Ксинем оказался парализован ужасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
– Зажмите их в кулаке, – приказал Ксинем. – Запомните: они должны соприкасаться с кожей. Что бы вы ни делали, не выпускайте их… Это место наверняка защищено оберегами, и если Безделушка хоть на миг перестанет касаться вашей кожи, то нам конец…
Он сорвал свою хору с шеи, и тяжесть ее холодного железа принесла ему успокоение.
Стойла не были вычищены, и в конюшне воняло засохшим лошадиным навозом и соломой. Немного побродив в темноте, они наткнулись на проход, ведущий в заброшенные казармы.
А потом началось кошмарное путешествие через лабиринт. Комплекс и вправду оказался огромен. Ксинем, с одной стороны, испытал облегчение при виде множества пустых комнат, и в то же время начал терять надежду отыскать Ахкеймиона. Пару раз они слышали в отдалении голоса – разговор велся по-айнонски, – и им приходилось то забиваться в тень, то прятаться за непривычную кианскую мебель. Они проходили через пыльные залы для аудиенций, достаточно освещенные луной, чтобы они могли поразиться грандиозным фрескам с геометрическими узорами. Они тайком пробирались через кухни и слышали во влажной тьме храп рабов. Они крались по лестницам и коридорам, вдоль которых протянулись жилые помещения. Каждая дверь, которую они открывали, словно бы находилась на краю пропасти: за ней находился либо Ахкеймион, либо верная смерть. Каждый миг, каждый вздох казался частью невозможной, невыносимой игры.
И повсюду им мерещились призраки Багряных магов, ведущих таинственные совещания, вызывающих демонов или изучающих богохульные трактаты в тех самых комнатах, мимо которых они проскальзывали.
Где же его держат?
Через некоторое время Ксинем осмелел. Уж не так ли себя чувствуют вор или крыса, когда крадется по самому краю, на грани видимости или знания других? В том, чтобы пробираться невидимым по костному мозгу своего врага, было приятное возбуждение и, как ни странно, успокоение. Внезапно Ксинем почувствовал прилив уверенности.
«Мы сделаем это! Мы спасем его!»
– Надо проверить подвалы… – прошипел Динх.
Его сероватое лицо блестело от пота, а седая широкая борода спуталась.
– Они же наверняка должны были засунуть его в такое место, откуда крики не донесутся до посетителей.
Ксинем скривился, одновременно и от того, как громко прозвучал голос его старого мажордома, и от истины, заключенной в его словах. Ахкеймиона мучают, и мучают уже давно… Эта мысль была невыносима.
«Акка…»
Они вернулись к каменной лестнице, мимо которой проходили, и спустились в непроглядную тьму.
– Нам нужен свет! – заявил Зенкаппа. – Иначе мы внизу даже собственных рук не отыщем!
Спотыкаясь, они стали пробираться по застеленному ковром коридору, держась максимально близко друг к другу. Ксинема охватило отчаяние. Безнадежная затея!
Но затем они увидели свет и небольшое освещенное пространство в коридоре…
Коридор, в котором они очутились, был узким, с низким скругленным потолком – теперь они это видели, – и очень длинным, как будто тянулся под большей частью комплекса.
И по нему шел колдун.
Он был худым, но облаченным в просторное одеяние из багряного шелка, с широкими рукавами, расшитыми золотыми цаплями. Отчетливее всего было видно его лицо, поскольку оно купалось в невозможном свете. Морщинистые щеки тонули в гладких, лоснящихся завитках бороды, заплетенной во множество косичек; в выпученных глазах отражался язычок пламени, висевший в воздухе неподалеку от колдуна.
Ксинем услышал, как Динх выдохнул сквозь стиснутые зубы.
Призрачный свет замер посреди коридора, как будто колдун натолкнулся на непривычный запах. Старое лицо на миг нахмурилось, и он уставился в темноту – на них. Все трое застыли, словно соляные столпы. Три удара сердца… Казалось, будто их ищут глаза самой Смерти.
Потом хмурая гримаса колдуна снова сменилась скучающим выражением, и он свернул за угол; на краткий миг осветилась полоса каменной кладки и сбившийся ковер. А потом – темнота. Убежище.
– Сейен всемилостивый… – выдохнул Динх.
– Надо идти за ним, – прошептал Ксинем, постепенно успокаиваясь.
После того как они увидели это лицо и колдовской свет, каждый шаг для них звенел опасностью. Ксинем понимал: единственное, что заставляет Динхаза и Зенкаппу помогать ему, – это верность, превосходящая страх смерти. Но здесь, в подвале, в самом сердце цитадели Багряных Шпилей верность подвергалась такому испытанию, какому не подвергалась никогда прежде. Они не только ввязались в игру с этой откровенной нечестивостью – в ней не было вдобавок никаких правил, и этого, вкупе со страхом смерти, хватило бы, чтобы сломить любого человека.
По темному коридору им пришлось пробираться на ощупь, касаясь пальцами известняковой стены. Так они добрались до тяжелой двери, из-за которой не выбивалось ни лучика света. Ксинем ухватился за железную щеколду и заколебался.
«Он рядом! Я уверен!»
Ксинем потянул дверь на себя.
Сквозняк, лизнувший разгоряченную кожу, свидетельствовал, что дверь вела в какое-то большое помещение, но тьма по-прежнему была непроницаемой, словно в чудовищной могиле.
Вытянув руку вперед, Ксинем сделал шаг во тьму, шепотом велев остальным следовать за ним.
Чей-то голос расколол тишину, заставив их сердца остановиться.
– Но этого не будет.
Затем – свет, слепящий, жаляще яркий, и замешательство. Ксинем выхватил меч.
Моргая и щурясь, он сфокусировал взгляд на фигурах, собравшихся вокруг него. Полукруг из дюжины джаврегов, под сине-красными накидками – полный доспех. У шестерых – взведенные арбалеты.
Ошеломленный Ксинем опустил отцовский меч; мысли его судорожно метались.
«Мы погибли…»
За джаврегами стояли три Багряных мага. Одного они уже видели раньше, второй был очень похож на первого, только борода выкрашена хной. И третий – Ксинем по одному наряду узнал в нем старшего.
По сравнению со своим багряным одеянием этот человек выглядел не просто бледным – он был попросту лишен пигмента. Судя по всему, наркоман, подсевший на чанв. Еще одна небольшая непристойность в дополнение ко всем прочим. На талии у него был широкий синий кушак, а поверх – позолоченный пояс, спускающийся до самого паха под тяжестью подвески, болтающейся между бедер, – змеи, обвившиеся вокруг вороны.
Глаза с красными радужками изучали их, полные болезненного веселья.
Он поцокал языком. Губы его были полупрозрачными, словно утонувшие черви.
«Что-то сделать! Я должен что-то сделать!» Но впервые в жизни Ксинем оказался парализован ужасом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185