Саубон стиснул кулак и ударил себя по бедру, обтянутому кольчужной сеткой. Он надавил на глаза, пытаясь прогнать навязчивое видение – образ князя Келлхуса.
«Никто не знает тебя…»
Копья! Они несут копья… Традиционный знак, который используют галеотские рыцари, чтобы предупредить командиров о надвигающейся битве.
– От Атьеаури? – крикнул принц, когда конь Куссалта добрался до гребня.
Старый конюх нахмурился, словно бы говоря: «А от кого же еще?» Все в нем было тусклым – кольчуга, древний, покрытый зарубками шлем, даже Красный Лев на синем фоне, нашитый на его котту, знак принадлежности к дому Коифуса. Тусклым и опасным. Куссалта абсолютно не волновало, как он выглядит, и это придавало ему особую внушительность. Саубон никогда не встречал человека, у которого был бы столь безжалостный взгляд, как у Куссалта, – не считая князя Келлхуса.
– Что он говорит? – крикнул Саубон.
Старый конюх отшвырнул копье и натянул поводья, останавливая коня. Саубон с трудом поймал копье. На нем красовалась отрубленная голова. Бескровная темная кожа, сухая, словно долго пролежавшая на солнце. Бородка, заплетенная в косички. Мертвый кианский вельможа. Но даже сейчас казалось, будто он продолжает глядеть на Саубона из-под тяжелых век.
Его враг.
– «Война и яблоки», – сказал Куссалт. – Он сказал: «Война и яблоки».
«Яблоками» галеоты называли отрубленные головы. Наставник когда-то сказал Саубону, что во время оно галеоты вываривали и набивали их, как до сих пор поступают туньеры.
Остальные с топотом неслись к Саубону, приветствуя его на ходу. Готиан со своим заместителем, Сарцеллом. Анфириг, граф Гесиндальский с конюхом. Несколько танов, представителей разных домов. Четверо-пятеро безбородых юнцов, готовых разносить послания. И на всех лицах читалось нечто среднее между отчаянием и злобой.
Последовавший спор был наиболее ожесточенным из всех после ухода Готьелка. Видимо, Атьеаури и Ванхайл с раннего утра вели бои. Куссалт сказал, что Атьеаури уверен, будто войска Скаура собраны где-то неподалеку, скорее всего – на равнине Менгедда.
– Он думает, что сапатишах пытается замедлить наше продвижение, натравливая на войско мелкие отряды, чтобы не пустить нас на Поле Битвы, пока он не будет готов к встрече.
Но Готиан не согласился с ним и принялся настаивать, что Скаур уже давным-давно готов и на самом деле заманивает их.
– Он знает, что ваши люди безрассудны и неосторожны, что предвкушение битвы заставит их мчаться вперед.
Когда Анфириг и прочие принялись протестовать, великий магистр принялся хрипло выкрикивать: «Разве вы не понимаете? Не понимаете?» – и кричал, пока все, включая Саубона, не умолкли.
– Он хочет как можно скорее втянуть вас в бой при благоприятных для него обстоятельствах! Как можно скорее!
– И что? – надменно спросил Анфириг.
Готиан постоянно твердил о хитрости и свирепости фаним. И в результате многие галеоты решили, что он трус и боится язычников. Но Саубон знал, что на самом деле шрайский рыцарь боится опрометчивости своих союзников-норсирайцев.
– Он, скорее всего, знает нечто такое, чего не знаем мы! Что-то такое, из-за чего ему надо побыстрее с нами покончить!
От этих слов Саубону сделалось нечем дышать.
– Если вся Гедея – одна сплошная пересеченная местность, – ошеломленно произнес он, – значит, Равнина Битвы – самый быстрый способ пересечь ее…
Принц взглянул на Готиана. Тот осторожно кивнул.
– И что… – начал было Анфириг.
– Думай! – воскликнул Саубон. – Думай, Анфи, думай! Готьелк! Если Готьелк хочет пройти через Гедею как можно быстрее, какой путь он выберет?
Граф Гесиндальский не был дураком, но и гением тоже не был. Он опустил седеющую голову, задумался, потом произнес:
– Ты хочешь сказать, что он близко, что тидонцы и туньеры все это время двигались параллельным курсом, направляясь, как и мы, к Равнине Битвы…
Когда он поднял голову, в глазах его светилось скупое восхищение. Саубон знал, что для Анфирига, близкого друга его старшего брата, он всегда оставался мальчишкой, которого весело было дразнить в детстве.
– Ты думаешь, сапатишах пытается помешать нам объединиться с Готьелком?
– Именно, – отозвался Саубон.
Он снова взглянул на Готиана, осознав, что великий магистр попросту подарил ему это озарение. «Он хочет, чтобы я возглавлял войско. Он мне доверяет».
Но ведь Готиан не знает его. Никто его не знает. Никто…
«Опять эти мысли!»
Тидонцы составляли самую большую, если не считать айнонов, часть Священного воинства – около семидесяти тысяч воинов. Добавить к этому двадцать тысяч головорезов Скайельта, и получится… Да это же величайшее норсирайское войско, какое только собиралось после падения Древнего Севера!
«Ах, Скаур, мой языческий друг…»
Внезапно отрубленная голова на копье перестала выглядеть укором, знаком нависшего над ними рока. Теперь она казалась сигналом, дымом, обещающим священный огонь. Саубон с непостижимой уверенностью вдруг осознал, что Скаур боится…
Так и надо.
Все заблуждения исчезли, и прежний азарт заструился по его жилам, подобно вину; для Саубона это ощущение всегда было неразрывно связано с Гильгаоалом, Одноглазой Войной.
«Шлюха-Судьба будет благосклонна к тебе».
Саубон вернул копье с насаженным на него неприятным трофеем обратно Куссалту, затем принялся выкрикивать приказы – отослал множество гонцов, чтобы сообщить Атьеаури и Ванхайлу о сложившейся ситуации, поручил Анфиригу поиски Готьелка, велел Готиану рассредоточить рыцарей по всей колонне для усиления дисциплины.
– До тех пор пока не объединимся с Готьелком, мы останемся в холмах, – объявил принц. – Если Скаур хочет познакомиться с нами поближе, пускай бьется пешим или ломает шеи!
Потом вдруг оказалось, что рядом с ним остался только Куссалт; в ушах у принца гудело, лицо горело.
Вот оно – понял Саубон. Началось. После долгих лет война слов наконец-то закончилась, и началась подлинная война. Другие, как тот же Пройас, говоря о «Священной войне», выделяли голосом слово «священная». Другие, но не Саубон. Его интересовала «война». Во всяком случае, так он себе говорил.
Это не только произошло – это произошло именно так, как предсказывал князь Келлхус.
«Никто не знает тебя. Никто».
Он взглянул вслед удаляющимся Готиану и Сарцеллу. И вдруг у него остановилось сердце при мысли о том, что ими придется пожертвовать, как того потребовал князь Келлхус – или боги.
«Накажи их. Ты должен позаботиться о том, чтобы шрайские рыцари были наказаны».
Что-то сдавило Саубону горло, и Гильгаоал покинул его.
– Что-то не так, милорд? – поинтересовался Куссалт.
Этот человек с какой-то сверхъестественной проницательностью угадывал его настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185