– В смысле – из-за Серве?
Найюр помнил, как Серве, измазанная кровью, пронзительно кричала. Это тоже случилось в Анвурате? Да и было ли это вообще?
«Она была моей ошибкой».
Что на него нашло, когда ему стукнуло забрать ее с собой, после того, как они с Келлхусом перебили тех мунуати? Что на него нашло, когда он взял женщину – женщину! – в дорогу? Может, ее красота так подействовала на него? Она была ценной добычей – это бесспорно. Меньшие вожди похвалялись бы ею при всяком удобном случае, развлекались, прикидывая, сколько голов скота можно получить за нее, и зная при этом, что она – не для продажи.
Но ведь он охотился за Моэнгхусом! За Моэнгхусом!
Нет. Ответ был прост: он взял ее из-за Келлхуса. Разве не так?
«Она была моей добычей».
До того как они наткнулись на Серве, Найюр провел несколько недель наедине с этим человеком – – несколько недель наедине с дунианином. Сейчас, наблюдая, как этот демон пожирает одно сердце айнрити за другим, Найюр мог лишь поражаться тому, что остался в живых. Бесконечное тщательное изучение. Опьяняющий голос. Демонические истины… Как он мог не взять Серве после подобного испытания? Даже если не считать красоты, она была простой, честной, страстной – то есть обладала всем тем, чем не обладал Келлхус. Он воевал против паука. Как же ему было не стремиться к обществу мух?
Да… Вот именно! Он взял ее, как ориентир, как напоминание о том, что такое человек. А ему следовало бы понять, что вместо этого она превратится в поле битвы.
«Он использовал ее, чтобы свести меня с ума!»
– Ты уж прости меня за мой скептицизм, – сказал Пройас. – Многие мужчины вытворяют странные вещи, когда дело касается женщин… Но чтобы ты?
Найюр рассердился. Что он такое говорит?
Пройас перевел взгляд на бумаги, сложенные перед ним на столе; их уголки загибались от влаги. Он рассеянно попытался разгладить один уголок пальцами.
– Все это сумасшествие, творящееся вокруг Келлхуса, заставило меня думать, – продолжал принц. – Особенно насчет тебя. Люди тысячами стекаются к нему, пресмыкаются перед ним. Тысячами… Но однако же ты, человек, знающий его лучше всех, не пожелал оставаться с ним. Почему, Найюр?
– Я же уже сказал – из-за женщины. Он украл мою добычу.
– Ты любил ее?
Памятливцы говорят, что люди часто бьют сыновей, чтобы оскорбить своих отцов. Но тогда зачем они бьют жен? Любовниц?
Почему он бил Серве? Чтобы оскорбить Келлхуса? Чтобы причинить боль дунианину?
Там, где Келлхус гладил, Найюр бил. Там, где Келлхус шептал, Найюр кричал. Чем большей любви добивался дунианин, тем большую ненависть вызывал Найюр – даже не понимая, что именно он делает. Иногда она вполне заслуживала его ярости. «Своенравная сука! – думал он. – Как ты могла? Как ты могла?»
Любил ли он ее? Мог ли любить?
Возможно, в мире, где не было бы Моэнгхуса…
Найюр сплюнул на циновки, устилающие пол.
– Я владел ей! Она была моей!
– И все? – спросил Пройас. – Это и есть все твои претензии к Келлхусу?
Все его претензии… Найюр едва не расхохотался. То, что он чувствовал, нельзя было изложить словами.
– Меня нервирует твое молчание.
Найюр снова сплюнул.
– А меня оскорбляет твой допрос. Ты слишком много на себя берешь, Пройас.
Осунувшееся, но по-прежнему красивое лицо исказила гримаса.
– Возможно, – сказал принц, глубоко вздохнув. – А возможно, и нет… Как бы то ни было, Найюр, я получу от тебя ответ. Мне необходимо знать правду!
Правду? И что эти псы будут делать с правдой? Как отреагирует Пройас, узнав ее?
«Он пожирает вас, и теперь ты это знаешь. А когда он закончит, останутся только кости…»
– И что за правда тебе нужна? – огрызнулся Найюр. – Действительно ли Келлхус – айнритийский пророк? Ты вправду думаешь, что я в состоянии ответить на этот вопрос?
Во время спора Пройас от возбуждения подался вперед; теперь же он снова откинулся на спинку кресла.
– Нет, – выдохнул он, проводя рукой по лбу. – Я просто надеялся, что…
Он не договорил и замолк, устало покачав головой.
– Все это несущественно. Я позвал тебя, чтобы обсудить другие дела.
Найюр повнимательнее пригляделся к принцу и поймал себя на том, что его беспокоит неопределенность в глазах Пройаса.
«Конфас вступил с ним в переговоры… Они замышляют выступление против Келлхуса».
А зачем ему лгать насчет дунианина? Все равно он больше не верит, что этот человек будет соблюдать условия их договора…
Тогда во что же он верит?
– Недавно ко мне приходил Саубон, – тем временем продолжал Пройас. – Он обменялся посланиями – и даже несколькими заложниками – с кианским офицером по имени Кепфет аб Танадж. Судя по всему, Кепфет и его товарищи настолько сильно ненавидят Имбейяна, что готовы пожертвовать чем угодно, лишь бы увидеть его мертвым.
– Карасканд, – сказал Найюр. – Он предложил Карасканд!
– Участок стены, если говорить точнее. На западе, рядом с небольшими боковыми воротами.
– И ты хочешь моего совета? Даже после Анвурата? Пройас покачал головой.
– Я хочу от тебя большего, скюльвенд. Ты всегда говорил, что мы, айнрити, делим честь, как другие делят добычу. И сейчас ничего не изменилось. Мы перенесли много страданий. Тот, кто войдет в Карасканд, обретет бессмертную славу…
– А ты слишком болен. Конрийский принц фыркнул.
– Сперва ты плюешь мне под ноги, а теперь заявляешь о моей немощности… Иногда я думаю: может, ты заслужил эти шрамы на руках, убивая не людей, а хорошие манеры?
Найюр почувствовал себя оплеванным, но сдержался.
– Я заслужил эти шрамы, убивая дураков.
Пройас рассмеялся было, но тут же закашлялся. Он повернулся и сплюнул мокроту в чашу, установленную в тени за креслом. Ее медный край поблескивал в неверном свете.
– Почему я? – спросил Найюр. – Почему не Гайдекки или Ингиабан?
Пройас застонал, его передернуло под одеялами. Он подался вперед и обхватил голову руками. Кашлянув, он взглянул на Найюра. Две слезы, следы борьбы с кашлем, скатились по щекам.
– Потому что ты, – он сглотнул, – самый способный. Найюр напрягся и почувствовал, как в горле зарождается рычание.
«Он имеет в виду, что без меня проще всего обойтись!» – Я знаю, ты думаешь, что я лгу, – быстро произнес Пройас. – Но я не лгу. Если бы Ксинем по-прежнему был… был…
Он моргнул и покачал головой.
– Тогда я попросил бы его. Найюр внимательно изучал принца.
– Ты боишься, что это может оказаться западней… Что Саубона обманули.
Пройас проглотил ком в горле и кивнул.
– Целый город за жизнь одного человека? Ненависть не может быть настолько велика.
Найюр не стал с ним спорить.
То была ненависть, затмевающая ненавидящего, голод, заключающий в себе саму суть аппетита.
Низко пригнувшись, держа меч наготове, Найюр урс Скиоата крался вдоль верха стены к боковым воротам, размышляя о Келлхусе, Моэнгхусе и убийстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185