Он помнил многих из них по советам Великих и Меньших Имен: тан Ганрикка, генерал Мартем, барон Мимарипал и прочие. Отчего-то у него вдруг засосало под ложечкой…
«Надо сосредоточиться! Здесь враг – Скаур!»
Он сплюнул на пыльную траву. Все было готово, айнрити построились с воодушевляющей быстротой и точностью. Скаур расположил свои войска в точности так, как ожидал Найюр. Вроде бы было сделано все, что можно, и все-таки…
«Время! Мне нужно время!»
Но времени у него не было. Война пришла, и он согласился отдать ее секреты в обмен на Серве. Он согласился уступить последнее средство воздействия, которым он владел. После этого у него не останется ничего, чтобы обеспечить его возмездие. Ничего! После этого у Келлхуса не останется никаких причин терпеть его в живых.
«Я опасен для него. Единственный человек, знающий его тайну…»
Так что же она такое, что он согласился погубить себя ради нее? Что она такое, что он согласился в обмен на нее отдать войну?
«Со мной что-то неладно… Что-то неладно.
Нет! Ничего! Ничего!»
– Командуйте общее наступление! – рявкнул он, снова поворачиваясь к полю битвы. Сзади зазвучал хор взволнованных голосов. Вскоре небо разорвало пение труб.
Келлхус неотрывно смотрел на него своими сияющими, пустыми глазами.
Но Найюр уже отвел взгляд и принялся осматривать просторы, открывающиеся на западе, и выстроившиеся там шеренги и прямоугольники Священного воинства. Длинные шеренги доспешных всадников рысью двинулись вперед, за ними – располагавшиеся позади пехотинцы; они шли, словно человек, спешащий поприветствовать друга. Выстроившиеся примерно в полумиле от них фаним ждали, пока айнрити преодолеют этот отрезок пересеченной местности, сдерживали своих разгоряченных породистых коней и пригибались к их шеям, поднимая копья и щиты. С холмов понесся рокот их барабанов.
Дунианин маячил на краю видимости, царапающий, словно смертный укор.
«Что-то неладно…»
Лорды айнрити, стоявшие позади, запели.
По всей протяженности строя рыцари айнрити быстро обогнали пеших воинов. Из кустарника разбегались зайцы, мчались по иссушенной земле. Подкованные копыта сминали сухую траву. Вскоре Люди Бивня пересекли кочковатое пастбище; за ними тянулся огромный шлейф пыли. Небо потемнело от стрел язычников. Пронзительно заржали падающие лошади. Рыцари в доспехах катились по земле, и их топтали их же соратники. Но Люди Бивня сокрушили поле копытами своих коней. Подпрыгивающие наконечники копий принялись описывать круги вокруг приближающейся стены язычников, что словно бы была обнесена изгородью из серебристых шипов. Ненависть стискивала зубы. Военные кличи превратились в крики экстаза. Сердца и тела звенели от восторга. Есть ли еще что-либо столь же чистое, столь же ясное? Войско, раскинувшееся, словно распростертые руки священных воинов, обняло своих врагов.
Проповедь была проста.
Бей.
Умирай.
Серве осталась совершенно одна. Она избегала общества жрецов и прочих женщин, собравшихся на молитву в разных уголках лагеря. Она уже помолилась своему богу. Она поцеловала его и заплакала, когда он уехал, чтобы присоединиться к скюльвенду.
Серве сидела у их костра и кипятила воду для чая, как велел жрец-целитель Пройаса. Ее смуглые руки и плечи горели под лучами встающего солнца. Здесь под редкой травой скрывался песок, и Серве чувствовала, как песчинки натирают нежную кожу под коленками. Шатер вздымался и хлопал, словно паруса корабля на ветру, – странная песня, со вставленными наугад крещендо и бессмысленными паузами. Серве не боялась, но ее беспокоили разные мысли, вгоняющие ее в замешательство.
«Почему он должен рисковать собою?»
Потеря Ахкеймиона наполнила ее жалостью к Эсменет и страхом за себя. До его исчезновения Серве словно бы не осознавала, что живет посреди войны. Это скорее походило на паломничество – не такое, когда верующие путешествуют, чтобы посетить какое-либо священное место, а такое, когда люди путешествуют, чтобы доставить что-либо святое.
Чтобы доставить Келлхуса.
Но если Ахкеймион, великий колдун, мог исчезнуть, стать жертвой обстоятельств, не может ли оказаться так, что и Келлхус тоже исчезнет?
Но эта мысль не столько пугала ее – вероятность была слишком немыслимой, – сколько сбивала с толку. Человек не может бояться за бога, но человек может недоумевать, не понимая, следует ли ему бояться.
Боги могут умереть. Скюльвенды поклоняются мертвому богу.
«А Келлхус боится?»
Это тоже было немыслимо.
Серве показалось, будто она услышала что-то позади – тень какого-то звука, – но тут у нее закипела вода. Она встала, чтобы снять грубый чайник при помощи палок. Как ей не хватало рабов Ксинема! Ей удалось поставить чайник на землю, не обжегшись, – небольшое чудо. Серве выпрямилась, переводя дыхание и потирая поясницу, и тут теплая рука обняла ее и легла на ее раздавшийся живот. Келлхус!
Улыбнувшись, Серве полуобернулась, прижалась щекой к его груди и обвила его шею рукой.
– Что ты делаешь? – рассмеялась она – и озадачилась. Келлхус словно бы стал пониже. Он что, стоит в каком-то углублении?
– Война вызывает голод, Серве. А голод некоторого рода следует удовлетворять.
Серве зарделась и снова подивилась тому, что он избрал ее – ее!
«Я ношу его ребенка».
– Но как? – пробормотала она. – А как же битва? Разве ты о ней не беспокоишься?
Его глаза смеялись; он увлек ее ко входу в их шатер.
– Я беспокоюсь о тебе.
Его айнритийская свита переговаривалась и веселилась у него за спиной, восклицая на разные голоса: «Смотрите! Смотрите!»
Куда бы Найюр ни обращал взор, повсюду он видел великолепие и ужас. Справа от него волны Галеотов и тидонцев галопом скакали через северные пастбища навстречу толпам кианских кавалеристов. Прямо перед ним тысячи конрийских рыцарей гнали лошадей к высотам Анвурата. Слева от него туньеры, а за ними – нансурские колонны неумолимо продвигались на запад. И лишь край южного фланга, скрытый завесой пыли, оставался загадкой.
Пульс Найюра участился. Дыхание сделалось прерывистым. «Слишком быстро! Все происходит слишком быстро!»
Саубон и Готьелк обратили в бегство фаним и теперь гнались за ними сквозь тучи пыли.
Пройас со своими рыцарями в тяжелых доспехах врезался в ощетинившуюся копьями огромную шайгекскую фалангу. Его пехотинцы двигались за ним по пятам и теперь скопились под южными бастионами Анвурата; они несли с собой мантелеты и огромные лестницы, поверху окованные железом. Лучники держали галереи под непрерывным обстрелом, а люди и упряжки быков тем временем волокли на позиции разнообразные осадные машины.
Скайельт и Конфас продвигались по лугу на юг, придерживая свою кавалерию в резерве. Им преграждал путь ряд земляных укреплений, невысоких, но слишком крутых, чтобы штурмовать их верхом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
«Надо сосредоточиться! Здесь враг – Скаур!»
Он сплюнул на пыльную траву. Все было готово, айнрити построились с воодушевляющей быстротой и точностью. Скаур расположил свои войска в точности так, как ожидал Найюр. Вроде бы было сделано все, что можно, и все-таки…
«Время! Мне нужно время!»
Но времени у него не было. Война пришла, и он согласился отдать ее секреты в обмен на Серве. Он согласился уступить последнее средство воздействия, которым он владел. После этого у него не останется ничего, чтобы обеспечить его возмездие. Ничего! После этого у Келлхуса не останется никаких причин терпеть его в живых.
«Я опасен для него. Единственный человек, знающий его тайну…»
Так что же она такое, что он согласился погубить себя ради нее? Что она такое, что он согласился в обмен на нее отдать войну?
«Со мной что-то неладно… Что-то неладно.
Нет! Ничего! Ничего!»
– Командуйте общее наступление! – рявкнул он, снова поворачиваясь к полю битвы. Сзади зазвучал хор взволнованных голосов. Вскоре небо разорвало пение труб.
Келлхус неотрывно смотрел на него своими сияющими, пустыми глазами.
Но Найюр уже отвел взгляд и принялся осматривать просторы, открывающиеся на западе, и выстроившиеся там шеренги и прямоугольники Священного воинства. Длинные шеренги доспешных всадников рысью двинулись вперед, за ними – располагавшиеся позади пехотинцы; они шли, словно человек, спешащий поприветствовать друга. Выстроившиеся примерно в полумиле от них фаним ждали, пока айнрити преодолеют этот отрезок пересеченной местности, сдерживали своих разгоряченных породистых коней и пригибались к их шеям, поднимая копья и щиты. С холмов понесся рокот их барабанов.
Дунианин маячил на краю видимости, царапающий, словно смертный укор.
«Что-то неладно…»
Лорды айнрити, стоявшие позади, запели.
По всей протяженности строя рыцари айнрити быстро обогнали пеших воинов. Из кустарника разбегались зайцы, мчались по иссушенной земле. Подкованные копыта сминали сухую траву. Вскоре Люди Бивня пересекли кочковатое пастбище; за ними тянулся огромный шлейф пыли. Небо потемнело от стрел язычников. Пронзительно заржали падающие лошади. Рыцари в доспехах катились по земле, и их топтали их же соратники. Но Люди Бивня сокрушили поле копытами своих коней. Подпрыгивающие наконечники копий принялись описывать круги вокруг приближающейся стены язычников, что словно бы была обнесена изгородью из серебристых шипов. Ненависть стискивала зубы. Военные кличи превратились в крики экстаза. Сердца и тела звенели от восторга. Есть ли еще что-либо столь же чистое, столь же ясное? Войско, раскинувшееся, словно распростертые руки священных воинов, обняло своих врагов.
Проповедь была проста.
Бей.
Умирай.
Серве осталась совершенно одна. Она избегала общества жрецов и прочих женщин, собравшихся на молитву в разных уголках лагеря. Она уже помолилась своему богу. Она поцеловала его и заплакала, когда он уехал, чтобы присоединиться к скюльвенду.
Серве сидела у их костра и кипятила воду для чая, как велел жрец-целитель Пройаса. Ее смуглые руки и плечи горели под лучами встающего солнца. Здесь под редкой травой скрывался песок, и Серве чувствовала, как песчинки натирают нежную кожу под коленками. Шатер вздымался и хлопал, словно паруса корабля на ветру, – странная песня, со вставленными наугад крещендо и бессмысленными паузами. Серве не боялась, но ее беспокоили разные мысли, вгоняющие ее в замешательство.
«Почему он должен рисковать собою?»
Потеря Ахкеймиона наполнила ее жалостью к Эсменет и страхом за себя. До его исчезновения Серве словно бы не осознавала, что живет посреди войны. Это скорее походило на паломничество – не такое, когда верующие путешествуют, чтобы посетить какое-либо священное место, а такое, когда люди путешествуют, чтобы доставить что-либо святое.
Чтобы доставить Келлхуса.
Но если Ахкеймион, великий колдун, мог исчезнуть, стать жертвой обстоятельств, не может ли оказаться так, что и Келлхус тоже исчезнет?
Но эта мысль не столько пугала ее – вероятность была слишком немыслимой, – сколько сбивала с толку. Человек не может бояться за бога, но человек может недоумевать, не понимая, следует ли ему бояться.
Боги могут умереть. Скюльвенды поклоняются мертвому богу.
«А Келлхус боится?»
Это тоже было немыслимо.
Серве показалось, будто она услышала что-то позади – тень какого-то звука, – но тут у нее закипела вода. Она встала, чтобы снять грубый чайник при помощи палок. Как ей не хватало рабов Ксинема! Ей удалось поставить чайник на землю, не обжегшись, – небольшое чудо. Серве выпрямилась, переводя дыхание и потирая поясницу, и тут теплая рука обняла ее и легла на ее раздавшийся живот. Келлхус!
Улыбнувшись, Серве полуобернулась, прижалась щекой к его груди и обвила его шею рукой.
– Что ты делаешь? – рассмеялась она – и озадачилась. Келлхус словно бы стал пониже. Он что, стоит в каком-то углублении?
– Война вызывает голод, Серве. А голод некоторого рода следует удовлетворять.
Серве зарделась и снова подивилась тому, что он избрал ее – ее!
«Я ношу его ребенка».
– Но как? – пробормотала она. – А как же битва? Разве ты о ней не беспокоишься?
Его глаза смеялись; он увлек ее ко входу в их шатер.
– Я беспокоюсь о тебе.
Его айнритийская свита переговаривалась и веселилась у него за спиной, восклицая на разные голоса: «Смотрите! Смотрите!»
Куда бы Найюр ни обращал взор, повсюду он видел великолепие и ужас. Справа от него волны Галеотов и тидонцев галопом скакали через северные пастбища навстречу толпам кианских кавалеристов. Прямо перед ним тысячи конрийских рыцарей гнали лошадей к высотам Анвурата. Слева от него туньеры, а за ними – нансурские колонны неумолимо продвигались на запад. И лишь край южного фланга, скрытый завесой пыли, оставался загадкой.
Пульс Найюра участился. Дыхание сделалось прерывистым. «Слишком быстро! Все происходит слишком быстро!»
Саубон и Готьелк обратили в бегство фаним и теперь гнались за ними сквозь тучи пыли.
Пройас со своими рыцарями в тяжелых доспехах врезался в ощетинившуюся копьями огромную шайгекскую фалангу. Его пехотинцы двигались за ним по пятам и теперь скопились под южными бастионами Анвурата; они несли с собой мантелеты и огромные лестницы, поверху окованные железом. Лучники держали галереи под непрерывным обстрелом, а люди и упряжки быков тем временем волокли на позиции разнообразные осадные машины.
Скайельт и Конфас продвигались по лугу на юг, придерживая свою кавалерию в резерве. Им преграждал путь ряд земляных укреплений, невысоких, но слишком крутых, чтобы штурмовать их верхом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185