У нее перехватило дыхание. Странным образом небо превратилось в зияющую дыру. Эсменет безотчетно ухватилась за траву, будто стояла на краю обрыва, а не лежала на земле.
– Как они могут так считать? – спросила она. – Солнце ходит вокруг мира. Звезды движутся кругами вокруг Гвоздя.
Тут ей вдруг пришло в голову, что и сам Небесный Гвоздь может быть еще одним миром, одним из тысячи тысяч солнц. В таком небе все может быть!
Ахкеймион пожал плечами.
– Предполагается, что им это рассказали инхорои. Что они приплыли сюда со звезд, которые на самом деле солнца.
– И ты им веришь? Нелюдям? Потому и не думаешь, что звезды прядут наши судьбы?
– Я им верю.
– Но при этом ты веришь, что будущее предрешено…
В воздухе сгустилось напряжение; трава сделалась колкой, словно проволока.
– Ты веришь, что Келлхус – Предвестник.
Эсменет осознала, что все время говорит о Келлхусе. О князе Келлхусе.
Краткий миг тишины. Смех среди разрушенных стен – Келлхус и Серве.
– Да, – сказал Ахкеймион. Эсменет затаила дыхание.
– А что, если он нечто большее? Большее, чем Предвестник?
Ахкеймион перекатился на бок и подложил ладонь под щеку. Эсменет лишь сейчас заметила дорожки слез на его лице. Он плакал все это время – поняла она. Все это время.
«Он страдает… Страдает куда сильнее, чем когда-либо страдала я».
– Ты понимаешь, – сказал Ахкеймион. – Ты понимаешь, почему он мучает меня, ведь правда?
Ее кожа вспомнила прикосновение пальцев Сарцелла ко внутренней стороне бедра. Эсменет содрогнулась, и ей показалось, будто она слышит, как Серве постанывает и вскрикивает в темноте…
«Я просил тебя рассказать, – сказала тогда Келлхус, – каково это».
Она больше не хотела бежать.
– Завету не следует знать о нем, Акка… Мы должны нести эту ношу сами.
Ахкеймион поджал дрожащие губы. Сглотнул.
– Мы?
Эсменет снова перевела взгляд на звезды. Еще один язык, которого она не знает.
– Мы.
ГЛАВА 5
РАВНИНА МЕНГЕДДА
«Почему я должен завоевывать, спросите вы? Война приносит ясность. Жизнь или Смерть. Свобода или Рабство. Война изгоняет осадок из воды жизни».
Триамис I, «Дневники и диалоги»
4111 год Бивня, начало лета, неподалеку от равнины Менгедда
Найюр понял, что не все гладко, еще до того, как увидел вытоптанные пастбища и мертвые очаги: слишком мало дыма на горизонте, слишком много стервятников в небе. Когда он сказал об этом Пройасу, принц побледнел, словно Найюр был заодно с грызущим его беспокойством. Когда они выехали на гребень последней гряды холмов и увидели, что под стенами Асгилиоха остались лишь конрийцы и нансурцы, Пройас впал в такую ярость, что казалось, будто его вот-вот хватит удар. Он нахлестывал коня, мчась вниз по склону, и пронзительно выкрикивал проклятия.
Найюр, Ксинем и прочие конрийские кастовые дворяне из их отряда гнались за ним всю дорогу до штаб-квартиры Конфаса, где экзальт-генерал со свойственной ему бойкостью объяснил, что вчера утром Коифус Саубон решил выступить в отсутствие Пройаса. Шрайские рыцари, конечно же, не могли допустить, чтобы кто-то ступил на земли язычников прежде них, а что касается Готьелка, Скайельта и их варваров – разве стоит ожидать, что они отличат дурака от мудреца, если волосы закрывают им глаза?
– И вы что, не спорили с ними? – воскликнул Пройас. – Не привели свои доводы?
– Саубона не интересовали доводы, – отозвался Конфас с таким видом, будто мысленно полировал ногти. – Он прислушивался к более громкому голосу – судя по всему.
– Голосу Бога? – спросил Пройас. Конфас рассмеялся.
– Я бы сказал – к голосу жадности, но да, я полагаю, ответ «Бог» тоже подойдет. Он сказал, что у вашего друга, князя Атритау, было видение…
Он взглянул на Найюра.
– У кого – у Келлхуса?! – крикнул Пройас. – Келлхус сказал ему выступать?!
– Так он заявил, – отозвался Конфас.
«Настолько уж безумен этот мир», – звучало в его голосе, хотя в глазах читалось совсем иное.
На миг всех охватило полное замешательство. За прошедшие недели имя дунианина приобрело большой вес среди айнрити, словно Келлхус был камнем, который они держали в руке. Найюр видел это по их лицам: взгляды попрошаек, у которых в подол зашито золото, или пьянчуг с чрезмерно застенчивыми дочерьми… Интересно, а что произойдет, когда камень сделается слишком тяжелым?
Позднее, когда Пройас добрался до лагеря Ксинема и отыскал дунианина, Найюра преследовала одна и та же мысль. «Он совершил ошибку!»
– Что ты наделал?! – спросил Пройас у чудовища. Голос его дрожал от гнева.
Все – Серве, Динхаз, даже болтливый колдун и его сварливая шлюха, – все сидели вокруг костра, ошеломленные. Никто и никогда не разговаривал с Келлхусом в подобном тоне. Никто.
Найюр едва не расхохотался.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – спросил дунианин.
– Что произошло?! – крикнул Пройас.
– Саубон пришел к нам, – быстро произнес Ахкеймион, – пока ты был в Тус…
– Тихо! – рявкнул принц, даже не взглянув на колдуна. – Я спрашиваю тебя…
– Ты не выше меня по статусу! – прогремел голос Келлхуса.
Все, включая Найюра, подскочили, и не только от неожиданности. Что-то было такое в его голосе… Что-то сверхъестественное.
Дунианин вскочил и, хоть и стоял на некотором расстоянии, словно бы навис над конрийским принцем. Пройас даже попятился.
– Ты равен мне по положению, Пройас. И не претендуй на большее.
С того места, где стоял Найюр, казалось, будто красновато-желтые стены и приземистые башни Асгилиоха обрамляют головы и плечи мужчин. Келлхус с его аккуратно подстриженной бородой и длинными волосами, сияющими золотом в лучах закатного солнца, был на целую голову выше смуглого конрийского принца, но в обоих в равной мере ощущались изящество и сила. Взгляд Пройаса вновь загорелся гневом.
– Я претендую лишь на одно, Келлхус: чтобы решения, касающиеся Священного воинства, не принимались без меня.
– Я не принимал никакого решения. Ты это знаешь. Я только сказал Саубону…
На краткий миг на лице Келлхуса проступило странное, почти безумное выражение уязвимости. Казалось, будто он смотрит сквозь конрийского принца.
– Только – что?
Глаза дунианина стали пустыми, поза сделалась напряженной – все в нем будто… будто бы сошлось в одной точке, словно он присутствовал здесь и сейчас куда больше, чем все прочие. Словно он стоял среди призраков.
«Он говорит загадками, – напомнил себе Найюр. – Он воюет против всех нас!»
– Только то, что я видел, – вымолвил наконец Келлхус.
– И что же ты видел?
Эти слова прозвучали вымученно.
– Ты хочешь знать, Нерсей Пройас? Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал тебе?
Теперь Пройас заколебался. Взгляд его заметался, на долю секунды, не более, задержавшись на Найюре. Бесцветным, лишенным выражения голосом принц произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
– Как они могут так считать? – спросила она. – Солнце ходит вокруг мира. Звезды движутся кругами вокруг Гвоздя.
Тут ей вдруг пришло в голову, что и сам Небесный Гвоздь может быть еще одним миром, одним из тысячи тысяч солнц. В таком небе все может быть!
Ахкеймион пожал плечами.
– Предполагается, что им это рассказали инхорои. Что они приплыли сюда со звезд, которые на самом деле солнца.
– И ты им веришь? Нелюдям? Потому и не думаешь, что звезды прядут наши судьбы?
– Я им верю.
– Но при этом ты веришь, что будущее предрешено…
В воздухе сгустилось напряжение; трава сделалась колкой, словно проволока.
– Ты веришь, что Келлхус – Предвестник.
Эсменет осознала, что все время говорит о Келлхусе. О князе Келлхусе.
Краткий миг тишины. Смех среди разрушенных стен – Келлхус и Серве.
– Да, – сказал Ахкеймион. Эсменет затаила дыхание.
– А что, если он нечто большее? Большее, чем Предвестник?
Ахкеймион перекатился на бок и подложил ладонь под щеку. Эсменет лишь сейчас заметила дорожки слез на его лице. Он плакал все это время – поняла она. Все это время.
«Он страдает… Страдает куда сильнее, чем когда-либо страдала я».
– Ты понимаешь, – сказал Ахкеймион. – Ты понимаешь, почему он мучает меня, ведь правда?
Ее кожа вспомнила прикосновение пальцев Сарцелла ко внутренней стороне бедра. Эсменет содрогнулась, и ей показалось, будто она слышит, как Серве постанывает и вскрикивает в темноте…
«Я просил тебя рассказать, – сказала тогда Келлхус, – каково это».
Она больше не хотела бежать.
– Завету не следует знать о нем, Акка… Мы должны нести эту ношу сами.
Ахкеймион поджал дрожащие губы. Сглотнул.
– Мы?
Эсменет снова перевела взгляд на звезды. Еще один язык, которого она не знает.
– Мы.
ГЛАВА 5
РАВНИНА МЕНГЕДДА
«Почему я должен завоевывать, спросите вы? Война приносит ясность. Жизнь или Смерть. Свобода или Рабство. Война изгоняет осадок из воды жизни».
Триамис I, «Дневники и диалоги»
4111 год Бивня, начало лета, неподалеку от равнины Менгедда
Найюр понял, что не все гладко, еще до того, как увидел вытоптанные пастбища и мертвые очаги: слишком мало дыма на горизонте, слишком много стервятников в небе. Когда он сказал об этом Пройасу, принц побледнел, словно Найюр был заодно с грызущим его беспокойством. Когда они выехали на гребень последней гряды холмов и увидели, что под стенами Асгилиоха остались лишь конрийцы и нансурцы, Пройас впал в такую ярость, что казалось, будто его вот-вот хватит удар. Он нахлестывал коня, мчась вниз по склону, и пронзительно выкрикивал проклятия.
Найюр, Ксинем и прочие конрийские кастовые дворяне из их отряда гнались за ним всю дорогу до штаб-квартиры Конфаса, где экзальт-генерал со свойственной ему бойкостью объяснил, что вчера утром Коифус Саубон решил выступить в отсутствие Пройаса. Шрайские рыцари, конечно же, не могли допустить, чтобы кто-то ступил на земли язычников прежде них, а что касается Готьелка, Скайельта и их варваров – разве стоит ожидать, что они отличат дурака от мудреца, если волосы закрывают им глаза?
– И вы что, не спорили с ними? – воскликнул Пройас. – Не привели свои доводы?
– Саубона не интересовали доводы, – отозвался Конфас с таким видом, будто мысленно полировал ногти. – Он прислушивался к более громкому голосу – судя по всему.
– Голосу Бога? – спросил Пройас. Конфас рассмеялся.
– Я бы сказал – к голосу жадности, но да, я полагаю, ответ «Бог» тоже подойдет. Он сказал, что у вашего друга, князя Атритау, было видение…
Он взглянул на Найюра.
– У кого – у Келлхуса?! – крикнул Пройас. – Келлхус сказал ему выступать?!
– Так он заявил, – отозвался Конфас.
«Настолько уж безумен этот мир», – звучало в его голосе, хотя в глазах читалось совсем иное.
На миг всех охватило полное замешательство. За прошедшие недели имя дунианина приобрело большой вес среди айнрити, словно Келлхус был камнем, который они держали в руке. Найюр видел это по их лицам: взгляды попрошаек, у которых в подол зашито золото, или пьянчуг с чрезмерно застенчивыми дочерьми… Интересно, а что произойдет, когда камень сделается слишком тяжелым?
Позднее, когда Пройас добрался до лагеря Ксинема и отыскал дунианина, Найюра преследовала одна и та же мысль. «Он совершил ошибку!»
– Что ты наделал?! – спросил Пройас у чудовища. Голос его дрожал от гнева.
Все – Серве, Динхаз, даже болтливый колдун и его сварливая шлюха, – все сидели вокруг костра, ошеломленные. Никто и никогда не разговаривал с Келлхусом в подобном тоне. Никто.
Найюр едва не расхохотался.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал? – спросил дунианин.
– Что произошло?! – крикнул Пройас.
– Саубон пришел к нам, – быстро произнес Ахкеймион, – пока ты был в Тус…
– Тихо! – рявкнул принц, даже не взглянув на колдуна. – Я спрашиваю тебя…
– Ты не выше меня по статусу! – прогремел голос Келлхуса.
Все, включая Найюра, подскочили, и не только от неожиданности. Что-то было такое в его голосе… Что-то сверхъестественное.
Дунианин вскочил и, хоть и стоял на некотором расстоянии, словно бы навис над конрийским принцем. Пройас даже попятился.
– Ты равен мне по положению, Пройас. И не претендуй на большее.
С того места, где стоял Найюр, казалось, будто красновато-желтые стены и приземистые башни Асгилиоха обрамляют головы и плечи мужчин. Келлхус с его аккуратно подстриженной бородой и длинными волосами, сияющими золотом в лучах закатного солнца, был на целую голову выше смуглого конрийского принца, но в обоих в равной мере ощущались изящество и сила. Взгляд Пройаса вновь загорелся гневом.
– Я претендую лишь на одно, Келлхус: чтобы решения, касающиеся Священного воинства, не принимались без меня.
– Я не принимал никакого решения. Ты это знаешь. Я только сказал Саубону…
На краткий миг на лице Келлхуса проступило странное, почти безумное выражение уязвимости. Казалось, будто он смотрит сквозь конрийского принца.
– Только – что?
Глаза дунианина стали пустыми, поза сделалась напряженной – все в нем будто… будто бы сошлось в одной точке, словно он присутствовал здесь и сейчас куда больше, чем все прочие. Словно он стоял среди призраков.
«Он говорит загадками, – напомнил себе Найюр. – Он воюет против всех нас!»
– Только то, что я видел, – вымолвил наконец Келлхус.
– И что же ты видел?
Эти слова прозвучали вымученно.
– Ты хочешь знать, Нерсей Пройас? Ты действительно хочешь, чтобы я рассказал тебе?
Теперь Пройас заколебался. Взгляд его заметался, на долю секунды, не более, задержавшись на Найюре. Бесцветным, лишенным выражения голосом принц произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185