Взгляды, которые бросали в Нельсона, были остры, как копья.
Перед учебной частью Нельсон набрал в грудь воздуха и, расправив плечи, прошел мимо тусклой кофеварки и древнего ручного ротапринта. За дверью в крошечной каморке помещалась Линда Прозерпина, заведующая программой литературной композиции, субтильная, до срока поседевшая женщина с огромными глазами и кожей бледной, как лунный свет. Она сидела перед заваленным бумагами столом – одна рука подпирает лоб, в другой сигарета – и просматривала ведомости с оценками, которые преподавателям выставляют студенты. Во взгляде, устремленном на компьютерные распечатки, читалась такая тоска, будто все в этой и прошлой жизни видено не одну тысячу раз. Не глядя, Линда стряхнула пепел в полную бычков пепельницу. Курить в здании университета строжайше запрещалось/но здесь, где день не отличался от ночи, заведующая программой литкомпозиции могла делать, что ей угодно.
– Линда! – с чувством воскликнул Нельсон. – Можно вас на минуточку?
Очень медленно Линда подняла холодные, блеклые глаза.
– Нельсон, – неторопливо ответила она. – Я слышала, вы нас покидаете.
Это был вежливый эвфемизм для «вас выперли». Даже здесь, в Подземном царстве, блюли условности. Нельсон мутился, однако продолжал улыбаться.
– Нам понадобится ваша кабинка, – продолжала Линдa. – Как вы думаете, когда вы сможете ее освободить?
Палец у Нельсона горел. Условности условностями, но никаких иллюзий.
– Вообще-то у меня нет кабинки. У меня по-прежнему кабинет на третьем этаже.
– Ах да. – Линда сморгнула. Кабинет Нельсона был в мире живых и не представлял для нее ни малейшего интереса. – Что у вас с рукой?
Нельсон пустил в ход домашнюю заготовку.
– Порезался, когда брился. – Он чуть шире растянул губы. В пальце пульсировала боль.
– Ясно. – Линда выпустила серое облачко. – Я думала, вы поцапались с Антони.
– Так как зимний набор? – Нельсон по-мальчишески дал петуха.
Линда снова затянулась и примостила сигарету на край пепельницы. Тесная каморка пропахла застарелым табаком.
– Простите за грубость, Нельсон, но вам-то что?
– Я надеялся, что вы дадите мне несколько часов. – Нельсону все труднее было удерживать на лице улыбку.
Линда вздохнула и откинулась в скрипучем кресле, окутанная серым дымом. Она заговорила медленно, как будто обращалась к ребенку.
– Строго говоря, Нельсон, вы у нас не работаете. Мы дали вам часы, потому что нам спустили такое распоряжение. – Линда возвела очи к деканату, девятью этажами выше, вложив в голос все презрение владычицы Подземного царства к своенравным и распущенным олимпийцам.
– Понимаю. – Нельсон втиснулся в комнату. Улыбка его окончательно увяла. – Я надеялся, что вы возьмете меня к себе в программу. Теперь, когда меня… когда я могу взять часы. Мои оценки… – Он слабо указал на ведомости.
– Не хуже и не лучше чьих-либо других. – Линда взяла сигарету, подалась вперед и уткнулась глазами в ведомости. – Всего доброго, Нельсон. Напомните обо мне миру живых.
Палец у Нельсона горел, но на задуманное не хватало духа. Он сунул руку в карман.
– Линда, вы знаете мою ситуацию. – Нельсон понизил голос. – Мне нужна работа.
Линда снова подняла глаза, выразительно раздавила окурок и сложила руки на столе.
– Поймите, Нельсон, у меня список из пятидесяти женщин, – ровным голосом ответила она. – Все они замечательные учителя, учителя от Бога, и по большей части работают официантками. Или продавщицами в книжных. Или корректируют на дому. Или перебиваются на пособие.
– Понимаю, это несправедливо…
– Справедливо?! – Линда подняла глаза. – Это преступление, вот это что! У вас, Нельсон, есть ученая степень…
Нельсон сжал руку в кулак, вдавил ногти в ладонь.
– Значит, перед вами открыты возможности, которых нет у большинства из нас, – продолжала Линда. – Вы преподавали литературную композицию по необходимости, в то время как те из нас, кто любит учить…
Она не договорила. Сама Линда защитила только магистерскую диссертацию и сидела на возобновляемом трехгодичном контракте без малейшей надежды попасть на постоянную должность. Она возглавляла программу литературной композиции, потому что остепененным сотрудникам, постоянным и даже временным, это было сто лет не надо. Кому охота до пенсии учить только первокурсников и только литературной композиции? «И все же, – думал Нельсон, – я не заслужил ее презрения». Палец горел, в груди закипала злоба. На языке вертелось: не надо читать мне нотации!
– Простите, Нельсон. – Линда похлопала по столу; сигареты нашлись под кипой бумаг. – Вы ни в чем не виноваты. – Она зажала сигарету зубами и стала шарить по столу в поисках зажигалки.
Нельсон подошел ближе.
– Вы правы. – Он вынул руку из кармана и протянул Линде. – Простите, что отнял у вас время.
Она вздрогнула, как будто никто прежде не подавал ей руки, чуть скривилась и слабо взяла предложенную ладонь. Нельсон крепко стиснул ее пальцы.
– Я знаю вашу доброту, Линда. Знаю, что вы тянете непосильный груз, вкладывая в дело всю душу. Знаю, что вы достойны лучшего.
Палец дергало. Сработает ли?
Линда заморгала, незажженная сигарета выпала у нее изо рта. Нельсон нагнулся ближе.
– Но мне нужна работа. Я должен кормить семью. Я ничего у вас не выпрашиваю, Линда, я просто говорю. Вы должны дать мне две группы.
Палец внезапно остыл. Нельсон хотел отнять руку, но Линда не отпускала. Она хватала ртом воздух.
– Я не м… не м… не м… – Глаза ее расширились от ужаса.
Нельсон вырвал руку и отшатнулся. Линда Прозерпина обмякла в кресле, словно из нее выпустили пар. Гладкое бледное лицо внезапно порозовело и пошло морщинами; обычно бесстрастные глаза заблестели. По щеке скатилась слеза.
– Я не могу, Нельсон, – пискнула она чуть слышно. – Видит Бог, больше всего на свете я хотела бы дать вам работу, но не могу.
Плечи у Линды затряслись. Нельсон выглянул в соседнюю комнату – там, слава Богу, никого не было. Он прикрыл дверь, подошел к столу, взял салфетку и протянул Линде.
– О Господи, – сказала она, обильно сморкаясь. – Если бы я могла, я бы уступила вам мою собственную работу, но здесь не я командую. – Она смотрела на Нельсона, словно умоляя о пощаде. – Виктория сама не продлила ваш контракт. Если я за ее спиной возьму вас обратно, она… она…
– Все хорошо, – нервно сказал Нельсон. Палец снова потеплел.
– Она из меня кровь выпьет, – хрипло прошептала Линда. – Я люблю свою работу, Нельсон. Кроме нее, у меня ничего нет.
Она прикусила губу и подняла глаза.
– Господи, прости, но мне нравится преподавать литературную композицию.
Нельсон обошел стол и присел рядом с Линдой на корточки. Легонько тронул ее руку, аккуратно, чтобы не коснуться снова занывшим пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Перед учебной частью Нельсон набрал в грудь воздуха и, расправив плечи, прошел мимо тусклой кофеварки и древнего ручного ротапринта. За дверью в крошечной каморке помещалась Линда Прозерпина, заведующая программой литературной композиции, субтильная, до срока поседевшая женщина с огромными глазами и кожей бледной, как лунный свет. Она сидела перед заваленным бумагами столом – одна рука подпирает лоб, в другой сигарета – и просматривала ведомости с оценками, которые преподавателям выставляют студенты. Во взгляде, устремленном на компьютерные распечатки, читалась такая тоска, будто все в этой и прошлой жизни видено не одну тысячу раз. Не глядя, Линда стряхнула пепел в полную бычков пепельницу. Курить в здании университета строжайше запрещалось/но здесь, где день не отличался от ночи, заведующая программой литкомпозиции могла делать, что ей угодно.
– Линда! – с чувством воскликнул Нельсон. – Можно вас на минуточку?
Очень медленно Линда подняла холодные, блеклые глаза.
– Нельсон, – неторопливо ответила она. – Я слышала, вы нас покидаете.
Это был вежливый эвфемизм для «вас выперли». Даже здесь, в Подземном царстве, блюли условности. Нельсон мутился, однако продолжал улыбаться.
– Нам понадобится ваша кабинка, – продолжала Линдa. – Как вы думаете, когда вы сможете ее освободить?
Палец у Нельсона горел. Условности условностями, но никаких иллюзий.
– Вообще-то у меня нет кабинки. У меня по-прежнему кабинет на третьем этаже.
– Ах да. – Линда сморгнула. Кабинет Нельсона был в мире живых и не представлял для нее ни малейшего интереса. – Что у вас с рукой?
Нельсон пустил в ход домашнюю заготовку.
– Порезался, когда брился. – Он чуть шире растянул губы. В пальце пульсировала боль.
– Ясно. – Линда выпустила серое облачко. – Я думала, вы поцапались с Антони.
– Так как зимний набор? – Нельсон по-мальчишески дал петуха.
Линда снова затянулась и примостила сигарету на край пепельницы. Тесная каморка пропахла застарелым табаком.
– Простите за грубость, Нельсон, но вам-то что?
– Я надеялся, что вы дадите мне несколько часов. – Нельсону все труднее было удерживать на лице улыбку.
Линда вздохнула и откинулась в скрипучем кресле, окутанная серым дымом. Она заговорила медленно, как будто обращалась к ребенку.
– Строго говоря, Нельсон, вы у нас не работаете. Мы дали вам часы, потому что нам спустили такое распоряжение. – Линда возвела очи к деканату, девятью этажами выше, вложив в голос все презрение владычицы Подземного царства к своенравным и распущенным олимпийцам.
– Понимаю. – Нельсон втиснулся в комнату. Улыбка его окончательно увяла. – Я надеялся, что вы возьмете меня к себе в программу. Теперь, когда меня… когда я могу взять часы. Мои оценки… – Он слабо указал на ведомости.
– Не хуже и не лучше чьих-либо других. – Линда взяла сигарету, подалась вперед и уткнулась глазами в ведомости. – Всего доброго, Нельсон. Напомните обо мне миру живых.
Палец у Нельсона горел, но на задуманное не хватало духа. Он сунул руку в карман.
– Линда, вы знаете мою ситуацию. – Нельсон понизил голос. – Мне нужна работа.
Линда снова подняла глаза, выразительно раздавила окурок и сложила руки на столе.
– Поймите, Нельсон, у меня список из пятидесяти женщин, – ровным голосом ответила она. – Все они замечательные учителя, учителя от Бога, и по большей части работают официантками. Или продавщицами в книжных. Или корректируют на дому. Или перебиваются на пособие.
– Понимаю, это несправедливо…
– Справедливо?! – Линда подняла глаза. – Это преступление, вот это что! У вас, Нельсон, есть ученая степень…
Нельсон сжал руку в кулак, вдавил ногти в ладонь.
– Значит, перед вами открыты возможности, которых нет у большинства из нас, – продолжала Линда. – Вы преподавали литературную композицию по необходимости, в то время как те из нас, кто любит учить…
Она не договорила. Сама Линда защитила только магистерскую диссертацию и сидела на возобновляемом трехгодичном контракте без малейшей надежды попасть на постоянную должность. Она возглавляла программу литературной композиции, потому что остепененным сотрудникам, постоянным и даже временным, это было сто лет не надо. Кому охота до пенсии учить только первокурсников и только литературной композиции? «И все же, – думал Нельсон, – я не заслужил ее презрения». Палец горел, в груди закипала злоба. На языке вертелось: не надо читать мне нотации!
– Простите, Нельсон. – Линда похлопала по столу; сигареты нашлись под кипой бумаг. – Вы ни в чем не виноваты. – Она зажала сигарету зубами и стала шарить по столу в поисках зажигалки.
Нельсон подошел ближе.
– Вы правы. – Он вынул руку из кармана и протянул Линде. – Простите, что отнял у вас время.
Она вздрогнула, как будто никто прежде не подавал ей руки, чуть скривилась и слабо взяла предложенную ладонь. Нельсон крепко стиснул ее пальцы.
– Я знаю вашу доброту, Линда. Знаю, что вы тянете непосильный груз, вкладывая в дело всю душу. Знаю, что вы достойны лучшего.
Палец дергало. Сработает ли?
Линда заморгала, незажженная сигарета выпала у нее изо рта. Нельсон нагнулся ближе.
– Но мне нужна работа. Я должен кормить семью. Я ничего у вас не выпрашиваю, Линда, я просто говорю. Вы должны дать мне две группы.
Палец внезапно остыл. Нельсон хотел отнять руку, но Линда не отпускала. Она хватала ртом воздух.
– Я не м… не м… не м… – Глаза ее расширились от ужаса.
Нельсон вырвал руку и отшатнулся. Линда Прозерпина обмякла в кресле, словно из нее выпустили пар. Гладкое бледное лицо внезапно порозовело и пошло морщинами; обычно бесстрастные глаза заблестели. По щеке скатилась слеза.
– Я не могу, Нельсон, – пискнула она чуть слышно. – Видит Бог, больше всего на свете я хотела бы дать вам работу, но не могу.
Плечи у Линды затряслись. Нельсон выглянул в соседнюю комнату – там, слава Богу, никого не было. Он прикрыл дверь, подошел к столу, взял салфетку и протянул Линде.
– О Господи, – сказала она, обильно сморкаясь. – Если бы я могла, я бы уступила вам мою собственную работу, но здесь не я командую. – Она смотрела на Нельсона, словно умоляя о пощаде. – Виктория сама не продлила ваш контракт. Если я за ее спиной возьму вас обратно, она… она…
– Все хорошо, – нервно сказал Нельсон. Палец снова потеплел.
– Она из меня кровь выпьет, – хрипло прошептала Линда. – Я люблю свою работу, Нельсон. Кроме нее, у меня ничего нет.
Она прикусила губу и подняла глаза.
– Господи, прости, но мне нравится преподавать литературную композицию.
Нельсон обошел стол и присел рядом с Линдой на корточки. Легонько тронул ее руку, аккуратно, чтобы не коснуться снова занывшим пальцем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110