Кралевич вытащил соломинку изо рта. «Йиппи-йо-ки-йа», – сказал он, не глядя на обоих.
Акулло уперся подбородком в грудь, закрыл глаза и почесал лоб.
– Садитесь. – Он открыл глаза и указал Нельсону на соседний стул.
Нельсон отодвинул стул, уселся на самый краешек и взглянул на Кралевича. Ковбой-теоретик снова с отсутствующим видом жевал соломинку.
Акулло пригвоздил Нельсона холодным взглядом:
– Вы пишете это говно?
– Нет! – Нельсон обернулся на толпу, подался вперед и понизил голос. – Конечно же, нет, – повторил он, бросая взгляд на Кралевича. Поскольку декан никак не отреагировал, Нельсон решил, что Кралевич в курсе. – Но я…
– Что вы?
– Я-я-я, – промямлил Нельсон, – знаю, кто пишет.
Что на него нашло? Нельсон понятия не имел, кто пишет анонимки.
– То есть… – начал он, собираясь взять свои слова обратно, но Акулло поднял руку.
– Кто вам сообщил? Вейссман?
– Нет. Я хотел сказать, что на самом деле не знаю, кто.
Акулло снова поднял руку.
– Вы Нельсон, верно?
Нельсон кивнул.
– Вы думаете, я с этим не справлюсь?
– Нет! – запротестовал Нельсон. – То есть да! Я хотел сказать…
– Вы считаете, что я без вас не обойдусь? У Нельсона перехватило горло.
Акулло наманикюренными пальцами обхватил чашку. Кралевич выплюнул соломинку. Его сербский акцент усиливался и ослабевал, в зависимости от обстоятельств; сегодня он был на пике.
– Моя дикая ирландская роза, – произнес теоретик, безбожно коверкая слова.
Акулло взглянул на него, потом на Нельсона.
– Так вы знаете нашего друга…
– Кого? – Нельсон изо всех сил старался не смотреть на Кралевича.
– Нашего друга-литератора. Нашего анонимного автора. Типа, который рассылает письма.
Нельсон честно хотел сказать: я не знаю, кто это, простите, что отнял у вас время, но Акулло жестом остановил его.
– Ладно, не будем называть фамилий. – Акулло поднял чашку и отпил крошечный глоток. Он глянул на Кралевича поверх кофе. – У некоторых слишком длинный язык.
Теоретик тяжело вздохнул, сдвинул шляпу на затылок и поднял глаза к потолку.
– Или Морт вам уже сказал? – Глаза у Акулло просветлели.
– Профессор Вейссман ничего мне не говорил.
– Готов поспорить, Морт все сказал.
– Правда, Вейссман не…
– Морт вам говорил, что я сказал этому козлу?
– Нет. – Сердце у Нельсона колотилось. Палец горел.
Акулло улыбнулся воспоминанию.
– Слушайте, вам понравится.
Декан одернул манжеты, сел поглубже, дернул шеей в высоком воротничке и положил руки на стол.
– Я пригласил его к себе в кабинет. Мы были одни: я и Вы Знаете Кто.
– Вообще-то не знаю, – начал Нельсон.
– Без фамилий. – Было видно, что рассказ доставляет Акулло удовольствие. – Так вот, этот хрен моржовый садится напротив меня. Не дальше, чем вы сейчас. Я беру со стола один из этих говенных листков – как будто он раньше их не видел – и говорю: «Это что? За кого вы себя принимаете, Эзра Паунд сраный?»
Декан рассмеялся, показывая волчьи клыки. Кралевич оттопырил губы и повел ими из стороны в сторону.
– Этот мудак мне говорит: «Я тут ни при чем. Это не я». – Акулло снова захохотал, буравя Нельсона взглядом. – А я отвечаю: «Не принимайте меня за идиота. Я что, по-вашему, с луны свалился? Может, вы перебрали ирландского виски, мой друг. Может, у вас вместо мозгов теплый ирландский портер».
«Куган?» – в изумлении подумал Нельсон.
– А он: «Иисус, Мария и Езеф». – Ирландский акцент выходил у Акулло лучше, чем у Кугана. – «Клянусь вам, Антони, покойницей мамочкой, да будет земля ей пухом, и Пресвятой Матерью Божьей, это не я. Ищите другого».
Куган? Нельсон с трудом верил своим ушам. Поэт шумит и дурашничает, но он не сволочь. Не расист.
– Слушай меня, ирландский ублюдок. – Акулло закинул ногу на ногу и подался вперед, как будто сейчас схватит Нельсона за грудки. Кралевич впервые взглянул на Нельсона. Его руки, обхватившие колени, подрагивали.
– С Антони Акулло не шутят. А особенно долбаные расисты. Молчать! – угрожающе рявкнул декан, хотя и Нельсон, и Кралевич не раскрыли рта. – У вас есть два выбора. Можете уйти по-тихому, и тогда мы сохраним вам пенсию. Или идите к адвокату. Ну как, Эзра? Что решили?
Акулло оттолкнулся от стола и тяжело вздохнул. Он вытащил из нагрудного кармана бежевый, в тон галстуку, носовой платок и взмахнул им в воздухе.
– Я дал ему немного поговорить. «Это нечестно, я их не писал, блям, блям, блям», потом сказал: «Все, приятель. Что вы решили?»
Акулло промокнул губы, посмотрел на платок, сложил его и бережно убрал в кармашек.
– Знаете, что он мне сказал? Уссаться можно. Он сказал: «Увидимся в суде». И знаете, что я ему ответил, Нельсон? Морт вам говорил?
Нельсон мотнул головой. Акулло закинул ногу за ногу, положил руку на колено и улыбнулся.
– Доставьте мне удовольствие, – сказал он. Нельсон только сморгнул.
– Доставьте мне удовольствие, – повторил Акулло.
– Ух, – протянул Нельсон.
Акулло прикрыл глаза и с ложной скромностью пожал плечами. Кралевич расстегнул нагрудный карман и вытащил матерчатый мешочек.
– Этот город, – промолвил он, – недостаточно велик для нас двоих.
Палец горел.
– Давайте я с ним поговорю, – сказал Нельсон.
Акулло скептически взглянул на Нельсона. Кралевич вытащил из мешочка бумагу, табак и начал сворачивать самокрутку.
– Думаете, у вас получится лучше?
– Нет, – пробормотал Нельсон, – просто я довольно хорошо его знаю.
Это была неправда. Он беседовал с Куганом только один раз, после университетской вечеринки, когда усаживал поэта в такси, и сказал собственно: «Не ушибите голову». Как раз когда дверца закрывалась, Куган нагнулся и сблевал Нельсону на ботинки.
– Я сделаю так, чтобы он больше не писал.
– Это он вас ко мне отправил? – спросил Акулло.
– Нет! – в ужасе вскричал Нельсон. Впрочем, почему бы Акулло не думать, что он, Нельсон, посол Кугана?
– Нет, – повторил он чуть более уклончиво. Может, и не беда, если Акулло будет так думать. – Он не знает, что я здесь. Мне просто хочется помочь факультету.
– Вам просто хочется помочь факультету.
– Обещаю, – сказал Нельсон, – что больше он писать не будет.
– Нет. – Акулло поднял указующий перст. – Не пойдет. Ему крышка. Он – история. Или он уходит, или его вышвырнут. Пусть решает. Так и передайте.
Нельсон открыл и снова закрыл рот. Все происходило слишком быстро. Он всего лишь хотел помочь Вите – и вдруг оказался втянутым в маленькую драму.
Он взглянул на Кралевича: попковбойский деконструктор облизнул бумагу и заклеил самокрутку.
– Если этот козел хочет судиться, я готов, – сказал Акулло, – но коли вы его друг, то передайте ему вот что. Всем будет лучше, если он просто уйдет. Вы поняли, Нельсон?
– М-да.
Уходи, сказал он себе, пока не увяз по самые уши. Извинись, что отнял время, и уходи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Акулло уперся подбородком в грудь, закрыл глаза и почесал лоб.
– Садитесь. – Он открыл глаза и указал Нельсону на соседний стул.
Нельсон отодвинул стул, уселся на самый краешек и взглянул на Кралевича. Ковбой-теоретик снова с отсутствующим видом жевал соломинку.
Акулло пригвоздил Нельсона холодным взглядом:
– Вы пишете это говно?
– Нет! – Нельсон обернулся на толпу, подался вперед и понизил голос. – Конечно же, нет, – повторил он, бросая взгляд на Кралевича. Поскольку декан никак не отреагировал, Нельсон решил, что Кралевич в курсе. – Но я…
– Что вы?
– Я-я-я, – промямлил Нельсон, – знаю, кто пишет.
Что на него нашло? Нельсон понятия не имел, кто пишет анонимки.
– То есть… – начал он, собираясь взять свои слова обратно, но Акулло поднял руку.
– Кто вам сообщил? Вейссман?
– Нет. Я хотел сказать, что на самом деле не знаю, кто.
Акулло снова поднял руку.
– Вы Нельсон, верно?
Нельсон кивнул.
– Вы думаете, я с этим не справлюсь?
– Нет! – запротестовал Нельсон. – То есть да! Я хотел сказать…
– Вы считаете, что я без вас не обойдусь? У Нельсона перехватило горло.
Акулло наманикюренными пальцами обхватил чашку. Кралевич выплюнул соломинку. Его сербский акцент усиливался и ослабевал, в зависимости от обстоятельств; сегодня он был на пике.
– Моя дикая ирландская роза, – произнес теоретик, безбожно коверкая слова.
Акулло взглянул на него, потом на Нельсона.
– Так вы знаете нашего друга…
– Кого? – Нельсон изо всех сил старался не смотреть на Кралевича.
– Нашего друга-литератора. Нашего анонимного автора. Типа, который рассылает письма.
Нельсон честно хотел сказать: я не знаю, кто это, простите, что отнял у вас время, но Акулло жестом остановил его.
– Ладно, не будем называть фамилий. – Акулло поднял чашку и отпил крошечный глоток. Он глянул на Кралевича поверх кофе. – У некоторых слишком длинный язык.
Теоретик тяжело вздохнул, сдвинул шляпу на затылок и поднял глаза к потолку.
– Или Морт вам уже сказал? – Глаза у Акулло просветлели.
– Профессор Вейссман ничего мне не говорил.
– Готов поспорить, Морт все сказал.
– Правда, Вейссман не…
– Морт вам говорил, что я сказал этому козлу?
– Нет. – Сердце у Нельсона колотилось. Палец горел.
Акулло улыбнулся воспоминанию.
– Слушайте, вам понравится.
Декан одернул манжеты, сел поглубже, дернул шеей в высоком воротничке и положил руки на стол.
– Я пригласил его к себе в кабинет. Мы были одни: я и Вы Знаете Кто.
– Вообще-то не знаю, – начал Нельсон.
– Без фамилий. – Было видно, что рассказ доставляет Акулло удовольствие. – Так вот, этот хрен моржовый садится напротив меня. Не дальше, чем вы сейчас. Я беру со стола один из этих говенных листков – как будто он раньше их не видел – и говорю: «Это что? За кого вы себя принимаете, Эзра Паунд сраный?»
Декан рассмеялся, показывая волчьи клыки. Кралевич оттопырил губы и повел ими из стороны в сторону.
– Этот мудак мне говорит: «Я тут ни при чем. Это не я». – Акулло снова захохотал, буравя Нельсона взглядом. – А я отвечаю: «Не принимайте меня за идиота. Я что, по-вашему, с луны свалился? Может, вы перебрали ирландского виски, мой друг. Может, у вас вместо мозгов теплый ирландский портер».
«Куган?» – в изумлении подумал Нельсон.
– А он: «Иисус, Мария и Езеф». – Ирландский акцент выходил у Акулло лучше, чем у Кугана. – «Клянусь вам, Антони, покойницей мамочкой, да будет земля ей пухом, и Пресвятой Матерью Божьей, это не я. Ищите другого».
Куган? Нельсон с трудом верил своим ушам. Поэт шумит и дурашничает, но он не сволочь. Не расист.
– Слушай меня, ирландский ублюдок. – Акулло закинул ногу на ногу и подался вперед, как будто сейчас схватит Нельсона за грудки. Кралевич впервые взглянул на Нельсона. Его руки, обхватившие колени, подрагивали.
– С Антони Акулло не шутят. А особенно долбаные расисты. Молчать! – угрожающе рявкнул декан, хотя и Нельсон, и Кралевич не раскрыли рта. – У вас есть два выбора. Можете уйти по-тихому, и тогда мы сохраним вам пенсию. Или идите к адвокату. Ну как, Эзра? Что решили?
Акулло оттолкнулся от стола и тяжело вздохнул. Он вытащил из нагрудного кармана бежевый, в тон галстуку, носовой платок и взмахнул им в воздухе.
– Я дал ему немного поговорить. «Это нечестно, я их не писал, блям, блям, блям», потом сказал: «Все, приятель. Что вы решили?»
Акулло промокнул губы, посмотрел на платок, сложил его и бережно убрал в кармашек.
– Знаете, что он мне сказал? Уссаться можно. Он сказал: «Увидимся в суде». И знаете, что я ему ответил, Нельсон? Морт вам говорил?
Нельсон мотнул головой. Акулло закинул ногу за ногу, положил руку на колено и улыбнулся.
– Доставьте мне удовольствие, – сказал он. Нельсон только сморгнул.
– Доставьте мне удовольствие, – повторил Акулло.
– Ух, – протянул Нельсон.
Акулло прикрыл глаза и с ложной скромностью пожал плечами. Кралевич расстегнул нагрудный карман и вытащил матерчатый мешочек.
– Этот город, – промолвил он, – недостаточно велик для нас двоих.
Палец горел.
– Давайте я с ним поговорю, – сказал Нельсон.
Акулло скептически взглянул на Нельсона. Кралевич вытащил из мешочка бумагу, табак и начал сворачивать самокрутку.
– Думаете, у вас получится лучше?
– Нет, – пробормотал Нельсон, – просто я довольно хорошо его знаю.
Это была неправда. Он беседовал с Куганом только один раз, после университетской вечеринки, когда усаживал поэта в такси, и сказал собственно: «Не ушибите голову». Как раз когда дверца закрывалась, Куган нагнулся и сблевал Нельсону на ботинки.
– Я сделаю так, чтобы он больше не писал.
– Это он вас ко мне отправил? – спросил Акулло.
– Нет! – в ужасе вскричал Нельсон. Впрочем, почему бы Акулло не думать, что он, Нельсон, посол Кугана?
– Нет, – повторил он чуть более уклончиво. Может, и не беда, если Акулло будет так думать. – Он не знает, что я здесь. Мне просто хочется помочь факультету.
– Вам просто хочется помочь факультету.
– Обещаю, – сказал Нельсон, – что больше он писать не будет.
– Нет. – Акулло поднял указующий перст. – Не пойдет. Ему крышка. Он – история. Или он уходит, или его вышвырнут. Пусть решает. Так и передайте.
Нельсон открыл и снова закрыл рот. Все происходило слишком быстро. Он всего лишь хотел помочь Вите – и вдруг оказался втянутым в маленькую драму.
Он взглянул на Кралевича: попковбойский деконструктор облизнул бумагу и заклеил самокрутку.
– Если этот козел хочет судиться, я готов, – сказал Акулло, – но коли вы его друг, то передайте ему вот что. Всем будет лучше, если он просто уйдет. Вы поняли, Нельсон?
– М-да.
Уходи, сказал он себе, пока не увяз по самые уши. Извинись, что отнял время, и уходи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110