Ираклий Давыдович, ощущая в себе нестерпимую тяжесть,
растеряно следил за яловыми сапогами капитана: сапоги c
противным шарканьем елозили по полу, окончательно сводя на нет
оперативную уборку тети Паши.
- А что вы делали между трамваем и лавкой? - вдруг
спросил следователь.
- Ехал.
- В трамвае?
- Нет.
- Как нет? Вы же говорили про трамвай.
- В трамвай, собственно говоря, мне попасть не удалось. Я
на подножке стоял...
- Ах, вот как! А в лавке?
- А вот в лавке был.
- Что делали?
- Как всегда зашел, постоял в очереди и купил полкило
"Краковской".
- Угу. Это очень важно. И что дальше?
Ираклий Давыдович насупился.
- Понимаете, в среду утром, вы помните, тогда еще снег
шел...
- Да, я помню.
- ...он был. Так?
- Так. А в четверг днем вы были в горкоме. Так?
- Так, - обрадовался Ираклий Давыдович хорошей
осведомленности следователя.
Альберт Карлович легко плюнул на кончик указательного
пальца и, когда Суржанский открыл рот c целью говорить дальше,
окурок c противным шипением погас.
- Я, как вы знаете, работаю в исполкоме, - продолжал
Суржанский, обливаясь потом. - Но вот когда я пришел в горком,
его уже, мне кажется, не было...
- А вы мне свидетельствовали, что в горкоме он был!
- Нет, это я сам был в горкоме...
- Вы не волнуйтесь, - ласково сказал капитан. - Потом
вы ехали в трамвае, зашли в продуктовую лавку, постояли в
очереди... полкило "Краковской"... Ну? Тогда был?
- Нет, не был.
- Ну знаете, товарищ Суржанский, - беспокойно произнес
Ишаченко голосом одного из членов губревтрибунала. - "Был -
не был"... Он что, приятель ваш или кто?..
Ираклий Давыдович умоляюще посмотрел на того, кому он
вверял свою судьбу.
Альберт Карлович поправил на себе гимнастерку.
- Приказываю: успокоиться, раз, все сначала и
помедленнее, два, без повторов, три, изъясняться
удовлетворительнее, четыре!
- А как же тогда сначала и без повторов?
- Без глупых вопросов, пять. Итак, я вас очень
внимательно слушаю.
- Если говорить честно и откровенно... понимаете, в среду
вечером...
- Утром.
Партиец прикусил зубами нижнюю губу и слегка понурился.
- Да, утром, вы пом...
- Да я помню: тогда шел снег.
- ...он был.
Ишаченко погладил свои красноармейские усики, почесал
затылок и откинулся на высокую спинку кресла. Наступившая
минута молчания показалась Ираклию Давыдовичу вечностью.
Колючие глаза старшего следователя говорили: "Вам что, морду
набить или так сознаетесь?" Резиновые кулаки, покоившиеся на
столешнице подтверждали, что глаза не врут и не шутят. Ужасно
ненавидел товарищ Суржанский жизненные ситуации, в которых ему
били морду. Последний раз это случилось в гостях у Ключниковых.
Отметина еще красовалась на его честном партийном лице. Добавки
Ираклий Давыдович не хотел. И тогда он невероятным усилием воли
запустил в душе некий механизм: пришли в движение мозговые
извилины, кровь бешено понеслась по аорте - еще мгновение и...
- Я потерял партийный билет.
...В кабинете старшего следователя по особо важным делам
прогремел взрыв. Бронзовый бюст Железного Феликса развернулся
на своем постаменте и сурово сдвинул брови. Чекистский плакат в
кабинете Ишаченко дал крен. Задребезжали мутные оконные стекла.
Стояк вешалки подпрыгнул на месте, а за дверью тетя Паша
выронила из рук швабру. Только несгораемый шкаф остался
невозмутим, а со стороны орехового шкафа в наступившей
умопомрачительной тишине слышался шелест падающей бумаги.
Если бы сейчас ответработнику исполкома товарищу
Суржанскому сообщили, что Земля сошла c орбиты и врезалась в
толстый шар Солнца, он сказал бы: "Ну и что? И не такое бывает!
А вот я..." Было страшно. Серый в крапинку пол уходил из-под
ног. Ужас заморозил сознание первого немешаевского
беспартбилетника и вырвал из его партийной души... истерический
смех. Смех был сильный, хриплый.
- Ах, ты еще и ржать, контра?! - дошло до помутненного
сознания Ираклия Давыдовича.
Смех прекратился так же вдруг, как и начался. Вырвавшийся
было ужас возвратился, как джин, вовнутрь.
- Я же сам пришел, сам, понимаете? - проговорил Ираклий
Давыдович, дрожа всем телом. - Какая же я контра? Понимаете, в
среду утром...
Тут из кармана следователя свободной птахой выпорхнула
фига.
- Это я уже слышал! - вспыхнул капитан. - А ну молчать!
А может ты не просто контра, - предположил он, - а
притаившийся враг народа? Или того хуже - наймит Антанты? А?
Вот где надо разобраться... И хорошенько надо разобраться.
- Вы же помните, - захлебываясь в страхе, прошептал
Ираклий Давыдович, - тогда еще снег шел. Ведь так? Так.
- А ну - молчать! - крикнул чекист так, что в жилах у
наймита Антанты застыла кровь. - Хватит мне тут!..
Из возникшей возле орехового шкафа бумажной кучи он взял
листок c надписью: "Протокол допроса".
- Ну, сволота контрреволюционная, начнем. Фамилия?
Альберт Карлович вновь закурил, а Ираклия Давыдовича
передернуло. Он попробовал приоткрыть дрожащий рот, но губы
были, словно приклеенные и вместо того, чтобы дать волю
рашпильному языку, держали его в неволе. Уши заложило и они
начали еле заметно вращаться.
- Фамилия, - громко повторил грозный следователь.
- Суржанский я... - губы неожиданно расклеились и так же
быстро сомкнулись.
- Созна-аешься! - c уверенностью прошипел следователь.
- Не такие кололись. Имя, отчество.
- Ираклий Давыдович, - выдавили побледневшие губы.
Партийная совесть поджала хвост и предательски
безмолствовала.
- Социальное положение?
Пошла стандартная процедура допроса, общая для всех
округов страны c территориально-милицейскими формированиями.
Гражданин Суржанский быстро освоился и отвечал на вопросы
следователя более уверенно. Простые человеческие чувства вновь
соединились c партответственной душой, насквозь пропитанной
последними решениями немешаевского партактива.
Дойдя до "Есть ли родственники за границей?", следователь
отложил в сторону ручку. "А к чему все эти формальности? -
подумал он. - Все равно этот тип - участник меньшевистского
заговора. Очень кстати..."
- Слушай сюда, контра, - сказал он. - Если ты мне
сейчас не скажешь, кому, когда, где, при каких обстоятельствах
и за сколько продал самое святое, что тебе доверила партия, я
из-под твоей вражьей шкуры все повытаскиваю и твоим дружкам,
антантским собакам, скормлю. Ты понял, ишак подорванный?
Ираклий Давыдович покорно кивнул и изобразил на своем лице
полное понимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
растеряно следил за яловыми сапогами капитана: сапоги c
противным шарканьем елозили по полу, окончательно сводя на нет
оперативную уборку тети Паши.
- А что вы делали между трамваем и лавкой? - вдруг
спросил следователь.
- Ехал.
- В трамвае?
- Нет.
- Как нет? Вы же говорили про трамвай.
- В трамвай, собственно говоря, мне попасть не удалось. Я
на подножке стоял...
- Ах, вот как! А в лавке?
- А вот в лавке был.
- Что делали?
- Как всегда зашел, постоял в очереди и купил полкило
"Краковской".
- Угу. Это очень важно. И что дальше?
Ираклий Давыдович насупился.
- Понимаете, в среду утром, вы помните, тогда еще снег
шел...
- Да, я помню.
- ...он был. Так?
- Так. А в четверг днем вы были в горкоме. Так?
- Так, - обрадовался Ираклий Давыдович хорошей
осведомленности следователя.
Альберт Карлович легко плюнул на кончик указательного
пальца и, когда Суржанский открыл рот c целью говорить дальше,
окурок c противным шипением погас.
- Я, как вы знаете, работаю в исполкоме, - продолжал
Суржанский, обливаясь потом. - Но вот когда я пришел в горком,
его уже, мне кажется, не было...
- А вы мне свидетельствовали, что в горкоме он был!
- Нет, это я сам был в горкоме...
- Вы не волнуйтесь, - ласково сказал капитан. - Потом
вы ехали в трамвае, зашли в продуктовую лавку, постояли в
очереди... полкило "Краковской"... Ну? Тогда был?
- Нет, не был.
- Ну знаете, товарищ Суржанский, - беспокойно произнес
Ишаченко голосом одного из членов губревтрибунала. - "Был -
не был"... Он что, приятель ваш или кто?..
Ираклий Давыдович умоляюще посмотрел на того, кому он
вверял свою судьбу.
Альберт Карлович поправил на себе гимнастерку.
- Приказываю: успокоиться, раз, все сначала и
помедленнее, два, без повторов, три, изъясняться
удовлетворительнее, четыре!
- А как же тогда сначала и без повторов?
- Без глупых вопросов, пять. Итак, я вас очень
внимательно слушаю.
- Если говорить честно и откровенно... понимаете, в среду
вечером...
- Утром.
Партиец прикусил зубами нижнюю губу и слегка понурился.
- Да, утром, вы пом...
- Да я помню: тогда шел снег.
- ...он был.
Ишаченко погладил свои красноармейские усики, почесал
затылок и откинулся на высокую спинку кресла. Наступившая
минута молчания показалась Ираклию Давыдовичу вечностью.
Колючие глаза старшего следователя говорили: "Вам что, морду
набить или так сознаетесь?" Резиновые кулаки, покоившиеся на
столешнице подтверждали, что глаза не врут и не шутят. Ужасно
ненавидел товарищ Суржанский жизненные ситуации, в которых ему
били морду. Последний раз это случилось в гостях у Ключниковых.
Отметина еще красовалась на его честном партийном лице. Добавки
Ираклий Давыдович не хотел. И тогда он невероятным усилием воли
запустил в душе некий механизм: пришли в движение мозговые
извилины, кровь бешено понеслась по аорте - еще мгновение и...
- Я потерял партийный билет.
...В кабинете старшего следователя по особо важным делам
прогремел взрыв. Бронзовый бюст Железного Феликса развернулся
на своем постаменте и сурово сдвинул брови. Чекистский плакат в
кабинете Ишаченко дал крен. Задребезжали мутные оконные стекла.
Стояк вешалки подпрыгнул на месте, а за дверью тетя Паша
выронила из рук швабру. Только несгораемый шкаф остался
невозмутим, а со стороны орехового шкафа в наступившей
умопомрачительной тишине слышался шелест падающей бумаги.
Если бы сейчас ответработнику исполкома товарищу
Суржанскому сообщили, что Земля сошла c орбиты и врезалась в
толстый шар Солнца, он сказал бы: "Ну и что? И не такое бывает!
А вот я..." Было страшно. Серый в крапинку пол уходил из-под
ног. Ужас заморозил сознание первого немешаевского
беспартбилетника и вырвал из его партийной души... истерический
смех. Смех был сильный, хриплый.
- Ах, ты еще и ржать, контра?! - дошло до помутненного
сознания Ираклия Давыдовича.
Смех прекратился так же вдруг, как и начался. Вырвавшийся
было ужас возвратился, как джин, вовнутрь.
- Я же сам пришел, сам, понимаете? - проговорил Ираклий
Давыдович, дрожа всем телом. - Какая же я контра? Понимаете, в
среду утром...
Тут из кармана следователя свободной птахой выпорхнула
фига.
- Это я уже слышал! - вспыхнул капитан. - А ну молчать!
А может ты не просто контра, - предположил он, - а
притаившийся враг народа? Или того хуже - наймит Антанты? А?
Вот где надо разобраться... И хорошенько надо разобраться.
- Вы же помните, - захлебываясь в страхе, прошептал
Ираклий Давыдович, - тогда еще снег шел. Ведь так? Так.
- А ну - молчать! - крикнул чекист так, что в жилах у
наймита Антанты застыла кровь. - Хватит мне тут!..
Из возникшей возле орехового шкафа бумажной кучи он взял
листок c надписью: "Протокол допроса".
- Ну, сволота контрреволюционная, начнем. Фамилия?
Альберт Карлович вновь закурил, а Ираклия Давыдовича
передернуло. Он попробовал приоткрыть дрожащий рот, но губы
были, словно приклеенные и вместо того, чтобы дать волю
рашпильному языку, держали его в неволе. Уши заложило и они
начали еле заметно вращаться.
- Фамилия, - громко повторил грозный следователь.
- Суржанский я... - губы неожиданно расклеились и так же
быстро сомкнулись.
- Созна-аешься! - c уверенностью прошипел следователь.
- Не такие кололись. Имя, отчество.
- Ираклий Давыдович, - выдавили побледневшие губы.
Партийная совесть поджала хвост и предательски
безмолствовала.
- Социальное положение?
Пошла стандартная процедура допроса, общая для всех
округов страны c территориально-милицейскими формированиями.
Гражданин Суржанский быстро освоился и отвечал на вопросы
следователя более уверенно. Простые человеческие чувства вновь
соединились c партответственной душой, насквозь пропитанной
последними решениями немешаевского партактива.
Дойдя до "Есть ли родственники за границей?", следователь
отложил в сторону ручку. "А к чему все эти формальности? -
подумал он. - Все равно этот тип - участник меньшевистского
заговора. Очень кстати..."
- Слушай сюда, контра, - сказал он. - Если ты мне
сейчас не скажешь, кому, когда, где, при каких обстоятельствах
и за сколько продал самое святое, что тебе доверила партия, я
из-под твоей вражьей шкуры все повытаскиваю и твоим дружкам,
антантским собакам, скормлю. Ты понял, ишак подорванный?
Ираклий Давыдович покорно кивнул и изобразил на своем лице
полное понимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84