Тот, кто сидит вон за той кирпичной стеной,
умрет своей смертью! Улавливаете? Но и потом все останется
по-старому: переменится ямщик - клячи останутся прежними.
Всякий народ имеет такое правительство, какого заслуживает!
- Эхе-хе-хе...
- Впрочем, можете надеяться, если это вас так тешит, на
стечение обстоятельств.
- Стечение обстоятельств?
- Его величество случай во всех делах имеет наибольшую
силу.
- В нашей стране надеяться на случай - все равно что
играть в вист c самим c собой.
- Поэтому мы и играем втроем: я, вы и государство. Козырь
определен: он в моей колоде, лишний козырь - в вашей. Ход за
вами, перекрестный огонь, дублет...
- И белым лебедем в Женеву...
- Иронизируете?
- Все не так просто. Только на игральных картах дамы
круглый год c цветами.
- А мы будем бить карту за картой! - сказал Остап так,
точно хотел объявить войну всей республики Советов. - Куш
назначен! Главное - не складывать карты рубашками наружу. Выше
голову, товарищ Корейко! У плывущих против течения свои
рекорды!
- Рекорды-рекордами, но мой дядя...
- Самых честных правил?!
- ...делопроизводитель воинского начальника, часто
говаривал мне в детстве: "Поменьше, Сашук, гусарства! Побольше
скрытности!"
Любители плыть против течения c большим трудом продрались
сквозь толпу и вышли на сравнительно немноголюдную Никольскую
улицу. Они решили вернуться в гостиницу и отобедать.
Здесь гул человеческих голосов перекрывал писклявый тенор,
принадлежавший глупейшего вида гражданину (говорили, что это и
был тот самый революционер Онисим Свалкин-Трущобов c
потопленного крейсера "Императрица Мария") c выпуклым лбом,
узким, c родинкой, носом, острым подбородком и выпяченной
верхней губой. Гражданин этот доказывал, водя пальцем по
передовице в "Известиях", что тварь, она всегда остается
тварью, даже если ее повесить на фонарном столбе в
Мерзляковском переулке.
Тот час праздника, когда на деревьях начали светиться
электрические лампочки, а сверхсметные толпы значительно
поредели, увенчался малоприметным событием: пьяный в доску
уголовный элемент Хвастурнеевич, сбежавший из неведомо какой
тюрьмы, подошел к табачному киоску, расположенному на углу
Мясницкой и Милютинского переулка и (вежливо!) поинтересовался
о наличии его любимых сигарет.
- "Аллегро" нет и в ближайшее время не предвидится! -
ответил продавец голосом, не принимающим возражений. - Сами
видите - сегодня праздник!
- Что же, мне теперь, как последнему болвану, "Люксом"
травиться? - гневно спросил Хвастурнеевич, пытаясь заглушить в
себе отчаянный крик души.
Солнце, то самое, первомайское солнце постепенно начало
таять за ласковыми, похожими на марихуанский смог облаками и
после того, как уголовный элемент Хвастурнеевич безжалостно
избил ни в чем не повинного продавца, окончательно скрылось за
горизонт.
Глава XXI КАК РОЖДАЮТСЯ ЛЕГЕНДЫ
Даже босоногий сопляк много на себя не возьмет, если
каким-нибудь тихим майским вечером у костра начнет разбалтывать
легенду о том, что покушение на товарища Ленина явилось
следствием борьбы за власть внутри большевистского партийного
руководства. Чего скрывать? Ведь и гибель товарища Свердлова в
злосчастном 1919 году неразрывно связана c этой борьбой: в тот
год кремлевский горец и будущий мексиканский изгнанник послали
туберкулезника Свердлова на митинг ткачих. Озлобленные нищетой
разбушевавшиеся женщины избили туберкулезника так лихо, что тот
через час скончался в Боткинской больнице. Аналогичная ситуация
была и c товарищем Лениным, которого, правда, не избили, а
подстрелили: козлом отпущения стала полуслепая, не умеющая
стрелять, Фанни Каплан. Но вот легенду о сожженном портрете
Ильича почему-то по свету никто не разносит. А ведь по
преданию, тот самый портрет, который висит в Музее Ленина в
Москве рядом c пальто, якобы простреленным эсэркой Каплан, не
является подлинником, настоящий-то портрет сожгли, а о том, что
его сожгли, звезда второй величины и тринадцатой степени
немешаевского ГПУ капитан Ишаченко узнал из той самой анонимки,
которую он нашел в специальном ящичке, приделанном к порталу
управления.
В кабинете Альберта Карловича было зловеще и пакостно.
Подследственный Александр Иванович Корейко сидел на кособокой
низенькой табуретке у стены по левую руку от грозного капитана
на таком расстоянии, которое определялась спецприказом
республиканского ОГПУ, предусматривавшем возможность
столкновения со следователем. В простенке между окнами висела
живописная картина c душесогревающим сюжетом: на фоне
изумрудной равнины товарищ Сталин держал на руках премиленькую
пятилетнюю девочку. По правую руку от капитана висел плакат, c
которого на подследственного Корейко глядел широкоплечий
красноармеец, пальцем грозил, да цитировал Великого Учителя:
МЫ ДОЛЖНЫ ОРГАНИЗОВАТЬ
БЕСПОЩАДНУЮ БОРЬБУ СО ВСЕМИ!
Грянул телефонный звонок.
- Расстрелять! - приказал капитан трубке. - "Дни
Турбиных"? Это что, пародия? Нет? Что-то вроде "Евгения
Онегина"? Не знаю такого! Снять! А директора театра и всех
лошадей блатных под суд! Что? Да ничего подобного! Управу мы на
всех найдем. Хотите - расстреливайте! В клинику? То же можно!
Вы там, товарищи, сами решайте, чего меня от дел отрывать!
На лице подпольного миллионера на самом деле никакого лица
не было.
- Так это вы украли портрет товарища Ленина из Пятьдесят
первого треста города Газганда?
- Я не крал, товарищ следователь.
- Разберемся.
- Я коммунист! - Александр Иванович встал и тут же
опустился на прежнее место.
- А как быть вот?..
И c этими словами капитан протянул Александру Ивановичу
листок бумаги, исписанный крупным, анонимным, почерком.
- Это же анонимка! - воскликнул Корейко, прочитав правым
глазом полупечатные строки, смысл которых, кстати, состоял в
том, что он, Корейко, враг, что он сволочь, и что именно эти
самые "враг" и "сволочь" украли портрет Ленина и сожгли его на
одном из пустырей Газганда близ мечети Хазрет-Хызр.
- Это не анонимка, гражданин подследственный, а глас
народа, уведомляющий органы о вредительствах и шантажах.
- Я ничего не крал и ничего не сжигал, - улыбнулся
грустной улыбкой Корейко.
- Созна-аешься! - пообещал следователь и, бросив на
подследственного полный ненависти взгляд, прибавил: - Не такие
кололись. Тебе куда палец воткнуть, чтоб полилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
умрет своей смертью! Улавливаете? Но и потом все останется
по-старому: переменится ямщик - клячи останутся прежними.
Всякий народ имеет такое правительство, какого заслуживает!
- Эхе-хе-хе...
- Впрочем, можете надеяться, если это вас так тешит, на
стечение обстоятельств.
- Стечение обстоятельств?
- Его величество случай во всех делах имеет наибольшую
силу.
- В нашей стране надеяться на случай - все равно что
играть в вист c самим c собой.
- Поэтому мы и играем втроем: я, вы и государство. Козырь
определен: он в моей колоде, лишний козырь - в вашей. Ход за
вами, перекрестный огонь, дублет...
- И белым лебедем в Женеву...
- Иронизируете?
- Все не так просто. Только на игральных картах дамы
круглый год c цветами.
- А мы будем бить карту за картой! - сказал Остап так,
точно хотел объявить войну всей республики Советов. - Куш
назначен! Главное - не складывать карты рубашками наружу. Выше
голову, товарищ Корейко! У плывущих против течения свои
рекорды!
- Рекорды-рекордами, но мой дядя...
- Самых честных правил?!
- ...делопроизводитель воинского начальника, часто
говаривал мне в детстве: "Поменьше, Сашук, гусарства! Побольше
скрытности!"
Любители плыть против течения c большим трудом продрались
сквозь толпу и вышли на сравнительно немноголюдную Никольскую
улицу. Они решили вернуться в гостиницу и отобедать.
Здесь гул человеческих голосов перекрывал писклявый тенор,
принадлежавший глупейшего вида гражданину (говорили, что это и
был тот самый революционер Онисим Свалкин-Трущобов c
потопленного крейсера "Императрица Мария") c выпуклым лбом,
узким, c родинкой, носом, острым подбородком и выпяченной
верхней губой. Гражданин этот доказывал, водя пальцем по
передовице в "Известиях", что тварь, она всегда остается
тварью, даже если ее повесить на фонарном столбе в
Мерзляковском переулке.
Тот час праздника, когда на деревьях начали светиться
электрические лампочки, а сверхсметные толпы значительно
поредели, увенчался малоприметным событием: пьяный в доску
уголовный элемент Хвастурнеевич, сбежавший из неведомо какой
тюрьмы, подошел к табачному киоску, расположенному на углу
Мясницкой и Милютинского переулка и (вежливо!) поинтересовался
о наличии его любимых сигарет.
- "Аллегро" нет и в ближайшее время не предвидится! -
ответил продавец голосом, не принимающим возражений. - Сами
видите - сегодня праздник!
- Что же, мне теперь, как последнему болвану, "Люксом"
травиться? - гневно спросил Хвастурнеевич, пытаясь заглушить в
себе отчаянный крик души.
Солнце, то самое, первомайское солнце постепенно начало
таять за ласковыми, похожими на марихуанский смог облаками и
после того, как уголовный элемент Хвастурнеевич безжалостно
избил ни в чем не повинного продавца, окончательно скрылось за
горизонт.
Глава XXI КАК РОЖДАЮТСЯ ЛЕГЕНДЫ
Даже босоногий сопляк много на себя не возьмет, если
каким-нибудь тихим майским вечером у костра начнет разбалтывать
легенду о том, что покушение на товарища Ленина явилось
следствием борьбы за власть внутри большевистского партийного
руководства. Чего скрывать? Ведь и гибель товарища Свердлова в
злосчастном 1919 году неразрывно связана c этой борьбой: в тот
год кремлевский горец и будущий мексиканский изгнанник послали
туберкулезника Свердлова на митинг ткачих. Озлобленные нищетой
разбушевавшиеся женщины избили туберкулезника так лихо, что тот
через час скончался в Боткинской больнице. Аналогичная ситуация
была и c товарищем Лениным, которого, правда, не избили, а
подстрелили: козлом отпущения стала полуслепая, не умеющая
стрелять, Фанни Каплан. Но вот легенду о сожженном портрете
Ильича почему-то по свету никто не разносит. А ведь по
преданию, тот самый портрет, который висит в Музее Ленина в
Москве рядом c пальто, якобы простреленным эсэркой Каплан, не
является подлинником, настоящий-то портрет сожгли, а о том, что
его сожгли, звезда второй величины и тринадцатой степени
немешаевского ГПУ капитан Ишаченко узнал из той самой анонимки,
которую он нашел в специальном ящичке, приделанном к порталу
управления.
В кабинете Альберта Карловича было зловеще и пакостно.
Подследственный Александр Иванович Корейко сидел на кособокой
низенькой табуретке у стены по левую руку от грозного капитана
на таком расстоянии, которое определялась спецприказом
республиканского ОГПУ, предусматривавшем возможность
столкновения со следователем. В простенке между окнами висела
живописная картина c душесогревающим сюжетом: на фоне
изумрудной равнины товарищ Сталин держал на руках премиленькую
пятилетнюю девочку. По правую руку от капитана висел плакат, c
которого на подследственного Корейко глядел широкоплечий
красноармеец, пальцем грозил, да цитировал Великого Учителя:
МЫ ДОЛЖНЫ ОРГАНИЗОВАТЬ
БЕСПОЩАДНУЮ БОРЬБУ СО ВСЕМИ!
Грянул телефонный звонок.
- Расстрелять! - приказал капитан трубке. - "Дни
Турбиных"? Это что, пародия? Нет? Что-то вроде "Евгения
Онегина"? Не знаю такого! Снять! А директора театра и всех
лошадей блатных под суд! Что? Да ничего подобного! Управу мы на
всех найдем. Хотите - расстреливайте! В клинику? То же можно!
Вы там, товарищи, сами решайте, чего меня от дел отрывать!
На лице подпольного миллионера на самом деле никакого лица
не было.
- Так это вы украли портрет товарища Ленина из Пятьдесят
первого треста города Газганда?
- Я не крал, товарищ следователь.
- Разберемся.
- Я коммунист! - Александр Иванович встал и тут же
опустился на прежнее место.
- А как быть вот?..
И c этими словами капитан протянул Александру Ивановичу
листок бумаги, исписанный крупным, анонимным, почерком.
- Это же анонимка! - воскликнул Корейко, прочитав правым
глазом полупечатные строки, смысл которых, кстати, состоял в
том, что он, Корейко, враг, что он сволочь, и что именно эти
самые "враг" и "сволочь" украли портрет Ленина и сожгли его на
одном из пустырей Газганда близ мечети Хазрет-Хызр.
- Это не анонимка, гражданин подследственный, а глас
народа, уведомляющий органы о вредительствах и шантажах.
- Я ничего не крал и ничего не сжигал, - улыбнулся
грустной улыбкой Корейко.
- Созна-аешься! - пообещал следователь и, бросив на
подследственного полный ненависти взгляд, прибавил: - Не такие
кололись. Тебе куда палец воткнуть, чтоб полилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84