Граждане, озлобленные на
местного шофера Дмитрича за то, что тот моет исполкомовский
автомобиль на Центральной площади водой из городского
водопровода, успокоились, и разве что мило глазели на площадь и
автомобиль через мутные оконные стекла. А дождь тем временем
набирал силу. Ветер мотался сикось накось. Где-то вдали, за
рабоче-крестьянским горизонтом, прогремел, как бы резвяся и
играя, тютчевский гром, сверкнула некрасовская молния, хлынул
ливень. В лужах забулькало, как в варящейся пшенной каше.
Слякоть по тихим немешаевским улочкам была непролазная, она
чавкала, булькала, пузырилась под бесчисленными ударами
холодных капель, в общем, еще немного - и все к черту затопит.
Небо, точно прорвало. Тучи, те самые горьковские тучи,
наступали на город. О золотых весенних солнечных лучиках
приходилось пока только мечтать. Какие могут быть лучики, если
проклятый ливень нещадно хлестал Немешаевск? Все шло к тому,
что весь день будет пасмурным или, того хуже, дождливым.
В истории Немешаевска этот день, впоследствии названный
старожилами города днем Великого дождя, занял такое же место,
как и день Собачьего холода.
Так вот, этот самый дождь и поливал почем зря трехэтажное,
c колоннами и расписным порталом, здание немешаевского
исполкома, построенное в 1912 году на месте снесенного
мухоморосжигательного завода и, по придурковатому желанию
архитектора, украшенное узорной кирпичной кладкой, вследствие
чего исполком издали напоминал одну из газгандских мечетей.
Когда же косые и прямые полосы дождя начали сверкать
серебром, промокший до последней нитки Петр Тимофеевич
Ключников c думой: "Опять придется блином масляным в рот лезти"
подвалил к зданию исполкома. В исполкоме было тепло, но пахло
сыростью и ватерклозетом. Войдя в приемную председателя, Петр
Тимофеевич небрежно поздоровался c секретаршей Зосимой
Денисовной, девушкой, c глазами пылкими, которой было
всего-навсего 18 лет и 32 зимы, без приглашения вошел в
кабинет, шаркнул ногой и сел в кресло возле стола. Назара
Ярославовича он застал за весьма интересным занятием: Назар
Ярославович подносил в стаканчике воду линялой канарейке.
Болшая клетка висела на окне, рядом со шкафом, аккуратно
набитым книгами.
- А-а, Петр Тимофеевич?
- Наикрепчайшего вам здоровьица, многоуважаемый Назар
Ярославович!
- Не поет птица, не щебечет!
Толстячок Назар Ярославович очень любил птичек, обожал
поливать цветочки, увлекался рыбной ловлей и ненавидел дождь. В
исполкоме про него говорили так: "Наш председатель такая душка!
Наш председатель такая лапочка! Ай да человек, наш
председатель!"
- Дождь... что ей петь?!
- Запоет, - успокоил себя председатель и погладил свою
бородку, местами съеденную молью.
Канарейку звали Вовкой. Вовка на самом деле был самкой,
поэтому петь не умел.
Назар Ярославович протяжно свистнул. Серенькая головка
завертелась и наклонилась вниз, после чего птичка пискнула, но
петь напрочь отказалась.
- Вы по поводу "Немхересплюс"?.. Все уже готово... Вот
документы. В банке счет открыт, номер тот же, что я вам сообщал
раньше, нужно только его завизировать.
На председателе была тафтяная желтая манишка, на которой
красовался жилет канареечного цвета c полосками из бордового
бархата.
- Птички - это так прекрасно! - проворковал Назар
Ярославович.
Его золотистые без седины волосы нежно перекликались c
жилетом.
- Так и есть, Назар Ярославович, удивительно прекрасно!
- подобострастно воскликнул Петр Тимофеевич.
Председатель подошел к окну и забарабанил пальцами по
подоконнику.
- А гадюка-дождь так и хлещет, - бормотал он, - так и
льет!.. Вот и еще одно дельце организовали. Вот, возьмите.
- Да, и вам хорошо, Назар Ярославович, и я в накладе не
останусь.
- А что Москва? Нашли пайщиков?
- Сегодня должен приехать курьер и, думаю, c хорошими
весточками.
Глаза Назара Ярославовича, как на беду, были маленькие,
канареечные. А то можно было бы сказать: "В его глазах птицей
летала радость".
- Это же как здоровски! Это же... В нашем городе будет
производиться лучшее в республике вино! Правда?
- И все благодаря вашей старательности, дорогой вы наш
Назар Ярославович!.. - и тут же польстил: - Яблочко вы наше
наливное, Назар Ярославович! Ждите повышения по партийной
линии.
- Да уж... А гадюка-дождь так и хлещет, так и льет...
Кенар, кенар, канареечка спой мне, лапушка-соловушка!
Птичка покосилась на председателя, подпрыгнула, поморгала
своим бисерным глазком, чивикнула, но петь опять-таки
отказалась. В ответ на это безобразие Назар Ярославович нервно
погладил свою рубашку в просторную канареечную клеточку,
поправил галстук, потом его одернул, потеребил усы и ласково
сказал через зубы:
- И что им надо, пернатым? Все у них есть: зерна,
водичка... Знаете, что я вам скажу, Петр Тимофеевич, горя они
не знали. Горя не видели, вот что я вам скажу! Правда?
- Конечно, правда!
- Спой, соловушка!.. Вот же гадство - молчит пернатая.
Не щебечет. Говорили мне, чтоб я завел чернобелого чибиса или
пигалицу, или симпатичного зеленого чижика. Чижики так весело
щебечут, к рукам привыкают. Это не то, что снегири - скрипят
да скрипят. Я так и не понял, Петр Тимофеевич, для чего нам
нужен "Немхересплюс"?
- На всякий пожарный.
- И это правильно.
- Часть продукции "Немхерес" будет производить
"Немхересплюс", и так как директор этого "плюса" - ваш
покорный слуга, то деньги от его деятельности пойдут в ваши и
мои карманчики. Уж меня ты вы, Назар Ярославович, знаете - я
кривить душой не умею. Крошечку себе возьму, а остальное все
вам отдам.
- Весьма вероятно, что дождик этот - надолго. Или нет?
- Как вам сказать...
- А знаете, что я знаю? Я знаю удивительнейшую историю!
Жили-были попугай и канарейка. В вольере жили. В неволе. Но в
один прекрасный день улетели. И вот тогда попугай стал принцем,
а канарейка принцессой! Ах, как это хорошо вы придумали c
"Немхересплюс"! Вы уже посчитали возможную прибыль?
- Не беспокойтесь, Назар Ярославович, сальдо всегда будет
в нашу пользу!
- А что же это мы без чая сидим?
Председатель нажал на краю стола зеленую кнопку, вызвал
Зосиму Денисовну и распорядился принести чай.
- Помните, как у Пушкина, он тоже, кстати, любил
пернатых, по чашкам темною струею уже душистый чай бежал.
Чай был подан в стаканах, вставленных в серябряные,
почерневшие от времени, подстаканники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
местного шофера Дмитрича за то, что тот моет исполкомовский
автомобиль на Центральной площади водой из городского
водопровода, успокоились, и разве что мило глазели на площадь и
автомобиль через мутные оконные стекла. А дождь тем временем
набирал силу. Ветер мотался сикось накось. Где-то вдали, за
рабоче-крестьянским горизонтом, прогремел, как бы резвяся и
играя, тютчевский гром, сверкнула некрасовская молния, хлынул
ливень. В лужах забулькало, как в варящейся пшенной каше.
Слякоть по тихим немешаевским улочкам была непролазная, она
чавкала, булькала, пузырилась под бесчисленными ударами
холодных капель, в общем, еще немного - и все к черту затопит.
Небо, точно прорвало. Тучи, те самые горьковские тучи,
наступали на город. О золотых весенних солнечных лучиках
приходилось пока только мечтать. Какие могут быть лучики, если
проклятый ливень нещадно хлестал Немешаевск? Все шло к тому,
что весь день будет пасмурным или, того хуже, дождливым.
В истории Немешаевска этот день, впоследствии названный
старожилами города днем Великого дождя, занял такое же место,
как и день Собачьего холода.
Так вот, этот самый дождь и поливал почем зря трехэтажное,
c колоннами и расписным порталом, здание немешаевского
исполкома, построенное в 1912 году на месте снесенного
мухоморосжигательного завода и, по придурковатому желанию
архитектора, украшенное узорной кирпичной кладкой, вследствие
чего исполком издали напоминал одну из газгандских мечетей.
Когда же косые и прямые полосы дождя начали сверкать
серебром, промокший до последней нитки Петр Тимофеевич
Ключников c думой: "Опять придется блином масляным в рот лезти"
подвалил к зданию исполкома. В исполкоме было тепло, но пахло
сыростью и ватерклозетом. Войдя в приемную председателя, Петр
Тимофеевич небрежно поздоровался c секретаршей Зосимой
Денисовной, девушкой, c глазами пылкими, которой было
всего-навсего 18 лет и 32 зимы, без приглашения вошел в
кабинет, шаркнул ногой и сел в кресло возле стола. Назара
Ярославовича он застал за весьма интересным занятием: Назар
Ярославович подносил в стаканчике воду линялой канарейке.
Болшая клетка висела на окне, рядом со шкафом, аккуратно
набитым книгами.
- А-а, Петр Тимофеевич?
- Наикрепчайшего вам здоровьица, многоуважаемый Назар
Ярославович!
- Не поет птица, не щебечет!
Толстячок Назар Ярославович очень любил птичек, обожал
поливать цветочки, увлекался рыбной ловлей и ненавидел дождь. В
исполкоме про него говорили так: "Наш председатель такая душка!
Наш председатель такая лапочка! Ай да человек, наш
председатель!"
- Дождь... что ей петь?!
- Запоет, - успокоил себя председатель и погладил свою
бородку, местами съеденную молью.
Канарейку звали Вовкой. Вовка на самом деле был самкой,
поэтому петь не умел.
Назар Ярославович протяжно свистнул. Серенькая головка
завертелась и наклонилась вниз, после чего птичка пискнула, но
петь напрочь отказалась.
- Вы по поводу "Немхересплюс"?.. Все уже готово... Вот
документы. В банке счет открыт, номер тот же, что я вам сообщал
раньше, нужно только его завизировать.
На председателе была тафтяная желтая манишка, на которой
красовался жилет канареечного цвета c полосками из бордового
бархата.
- Птички - это так прекрасно! - проворковал Назар
Ярославович.
Его золотистые без седины волосы нежно перекликались c
жилетом.
- Так и есть, Назар Ярославович, удивительно прекрасно!
- подобострастно воскликнул Петр Тимофеевич.
Председатель подошел к окну и забарабанил пальцами по
подоконнику.
- А гадюка-дождь так и хлещет, - бормотал он, - так и
льет!.. Вот и еще одно дельце организовали. Вот, возьмите.
- Да, и вам хорошо, Назар Ярославович, и я в накладе не
останусь.
- А что Москва? Нашли пайщиков?
- Сегодня должен приехать курьер и, думаю, c хорошими
весточками.
Глаза Назара Ярославовича, как на беду, были маленькие,
канареечные. А то можно было бы сказать: "В его глазах птицей
летала радость".
- Это же как здоровски! Это же... В нашем городе будет
производиться лучшее в республике вино! Правда?
- И все благодаря вашей старательности, дорогой вы наш
Назар Ярославович!.. - и тут же польстил: - Яблочко вы наше
наливное, Назар Ярославович! Ждите повышения по партийной
линии.
- Да уж... А гадюка-дождь так и хлещет, так и льет...
Кенар, кенар, канареечка спой мне, лапушка-соловушка!
Птичка покосилась на председателя, подпрыгнула, поморгала
своим бисерным глазком, чивикнула, но петь опять-таки
отказалась. В ответ на это безобразие Назар Ярославович нервно
погладил свою рубашку в просторную канареечную клеточку,
поправил галстук, потом его одернул, потеребил усы и ласково
сказал через зубы:
- И что им надо, пернатым? Все у них есть: зерна,
водичка... Знаете, что я вам скажу, Петр Тимофеевич, горя они
не знали. Горя не видели, вот что я вам скажу! Правда?
- Конечно, правда!
- Спой, соловушка!.. Вот же гадство - молчит пернатая.
Не щебечет. Говорили мне, чтоб я завел чернобелого чибиса или
пигалицу, или симпатичного зеленого чижика. Чижики так весело
щебечут, к рукам привыкают. Это не то, что снегири - скрипят
да скрипят. Я так и не понял, Петр Тимофеевич, для чего нам
нужен "Немхересплюс"?
- На всякий пожарный.
- И это правильно.
- Часть продукции "Немхерес" будет производить
"Немхересплюс", и так как директор этого "плюса" - ваш
покорный слуга, то деньги от его деятельности пойдут в ваши и
мои карманчики. Уж меня ты вы, Назар Ярославович, знаете - я
кривить душой не умею. Крошечку себе возьму, а остальное все
вам отдам.
- Весьма вероятно, что дождик этот - надолго. Или нет?
- Как вам сказать...
- А знаете, что я знаю? Я знаю удивительнейшую историю!
Жили-были попугай и канарейка. В вольере жили. В неволе. Но в
один прекрасный день улетели. И вот тогда попугай стал принцем,
а канарейка принцессой! Ах, как это хорошо вы придумали c
"Немхересплюс"! Вы уже посчитали возможную прибыль?
- Не беспокойтесь, Назар Ярославович, сальдо всегда будет
в нашу пользу!
- А что же это мы без чая сидим?
Председатель нажал на краю стола зеленую кнопку, вызвал
Зосиму Денисовну и распорядился принести чай.
- Помните, как у Пушкина, он тоже, кстати, любил
пернатых, по чашкам темною струею уже душистый чай бежал.
Чай был подан в стаканах, вставленных в серябряные,
почерневшие от времени, подстаканники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84