ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Глава XXXI "ТРУДАРМЕЙСКИЙ" ФАНТОМ
В тот день, когда Остап прощался c капитаном Ишаченко в
Москве, в Ростове-на-Дону в редакцию газеты "Донской
трудармеец" назначили нового главного редактора. Прежнего
редактора сняли по второй категории, заклеймив как
безответственного головотяпа. Новый глава "Трудармейца" Аггей
Трифонович Длинноногов битых четыре часа ходил из комнаты в
комнату и знакомился c каждым сотрудником.
- Здравствуйте, товарищи, - приветствовал "трудармейцев"
сопровождающий его секретарь парткома. - Это ваш новый главный
редактор, товарищ Длинноногов.
- Ну что ж, товарищи, - говорил Длинноногов, - будем
налаживать разлаженное дело? Конечно, будем! Хватит, товарищи,
лямку тянуть. Будем поднимать газету!
После чего он вытягивал за цепочку карманные часики,
смотрел на них, бубнил под нос: "Время - дело. Пора бы уже
размахиваться, товарищи!" - тонким негнущимся пальцем
захлопывал крышку часов, шел дальше.
И так в каждой комнате.
Все сотрудники вдохнули редакционный воздух широкой
грудью: прежний редактор Короткошеев был типичным бюрократом,
при котором "трудармейские" дела расползлись по швам.
Руководство его заключалось в том, что он изо дня в день
произносил одну и ту же заученную фразу: "Руки и ноги надо
ломать такому безалаберному коллективу!" Аггей Трифонович всем
понравился. И в самом деле, как может не понравиться
руководитель высокого роста в весьма элегантном костюме и c
легкими интеллигентскими морщинками на лице!
Но на другой день случилось невероятное: этот самый
интеллигентный руководитель заперся в своем кабинете, окна
которого были занавешены коричневыми ситцевыми занавесками c
выцветшими разводами, никого не принимал, никаких указаний не
давал, на телефонные звонки не отвечал.
В последующие дни повторилось то же самое.
Некоторые везучие "трудармейцы" заставали Аггея
Трифоновича только в уборной, где, по понятным причинам, о
чем-либо вопрошать было неэтично.
"Трудармеец" стал трещать по швам пуще прежнего. Приезжали
из горкома, грозили - никакого эффекта. Трещал "Трудармеец".
Приходили два ответственных работника из исполкома, грозили -
ничего не изменилось. Аггей Трифонович лишь разводил руками, да
оправдывался: "Налаживаем разлаженное дело! Трудно? Конечно,
трудно! Сами видите, все запущено!" и, проводив ответственных
товарищей, запирался в своем кабинте и сидел в нем, точно сыч.
И казалось, что нет такой силы, которая могла бы
противиться сложившемуся положению вещей.
Когда из редакции началось бегство сотрудников и тираж
газеты упал до десяти тысяч, когда "трудармейская" акула пера
репортер Аполлинарий Холодный вместо передовых статей принялся
строчить донос на редактора, начинающийся со слов "Очередной
номенклатурный дурень...", в кабинете c выцветшими занавесками
появился призрак первого в истории человечества вождя мирового
пролетариата Владимира Ильича Ленина.
Агеей Трифонович сидел за письменным столом и преспокойно
отдавался чтению брошюры московских литгениев "Котлован
победы". Увидев призрака, он изменился в лице, в глазах
выразилось крайнее недоумение, сердце сжалось, коленки
задергались, а руки совсем машинально швырнули брошюру в
сторону.
- Владимир Ильич? - выжал из себя главред.
Вождь кинул на него победоносный взгляд и без промедлений
приступил к существу дела.
- Основной пйичиной, заставившей меня подняться со
смейтного одйа, послужила ваша безалабейность!
Нет, это был не обыкновенный призрак, изо рта Ильича пламя
не полыхало, глаза не светились. Вид у Ленина был такой же, как
на фотографии, висевшей рядом c пальто, простреленным эсеркой
Каплан, в музее Ленина в Москве: слегка наклоненная голова,
долгий, задумчивый, ушедший в себя взгляд. Лицо было светлым,
совсем не желтым, то есть на слоновую кость оно никак не
походило. Сам Ильич был, как всегда, в черном костюме, черном
галстуке, черном жилетике c черными пуговицами и черном пальто
внакидку.
- Это же нереально! - громко воскликнул Аггей
Трифонович.
Владимир Ильич посмотрел на Длинноногова ввинчивающимся в
него взглядом. Он любил так смотреть. Выдержав долгую паузу, он
ехидно улыбнулся и c увлечением втемяшил:
- Йеальность это только то, в чем мы себя убеждаем. Шучу,
батенька, шучу. Но я - здесь. Значит, я существую.
- Неужели это вы? - вторично воскикнул Длинноногов.
- Вы что ж думаете, что я пойожден вашим йазгойяченным
вообйажением?
- Вы - фантом!
- Я вождь! Вождь мийового пйолетайиата! Не ждали, товайищ
йедактой, вождя?
- Отдохнули бы, Владимир Ильич, - беспечно заметил
Длинноногов, - поехали за город c девочками.
Ленин бросил на редактора недоуменный взгляд и во весь
голос возбужденно вскрикнул:
- Вот именно, батенька мой, c де-во-чка-ми! А не c этой
политической пйоституткой Тйоцким!
- Троцкого давно сослали.
- Сослали, вы говойите? А почему не йастйеляли? Его надо
пйенепйеменно йасстйелять! Пять лет йастйелла - и басточка!
- Владимир Ильич, - глупо продолжал Длинноногов,
чувствуя легкое головокружение, - каждый должен быть на своем
месте: вы в мавзолее, я здесь, в кабинете.
Ленин, удивленный странными словами редактора, покраснел,
сощурил один глаз и посмотрел на главреда точно так же, как
главврач немешаевского Дома скорби профессор Мешочников смотрит
на своих пациентов, когда те ему говорят: "Сволочь вы
проклятая, профессор! Заканали мы от вашей кашки!", но быстро
собрался, краска сбежала c его лица.
- Как же, батенька, я могу быть в мавзолее, когда вы у
себя в кабинете занимаетесь ейундой?
Аггей Трифонович задвигал губами так, точно горел желанием
сдуть со щеки комара.
- Мы работаем, товарищ Ленин! Освещаем... нищь и оголь.
- Йаботаете? Вы, товайищ, не йаботаете! Вы, товайищ
Длинноногов бездельничаете! Вы в гейоическую эпоху котлованов и
подъемных кйанов вносите йазвйят в советскую пьессу! И я вас от
души ненавижу.
- Владимир Ильич, извольте отправляться назад, в
мавзолей! - настаивал Аггей Трифонович. - Я не могу тут c
фантомом поднимать газету!
- Именно поднимать! - ничуть не смутился вождь. -
Непйеменно поднимать! На такую высоту, на котойой еще не стояло
человечество! Это вам, батенька, не в аквайиуме ноги мыть!
- Причем тут аквайиум? Я говорю про мавзолей!
- Как же я могу лежать в мавзолее, когда вы, словно
заноза в моем сейдце, тьевожите мозг вождя мийового
пьелетайиата?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84