Адье!
- Да что вы, молодой человек...
Пока мадам Долампочкина оправдывалась, Остап уже был на
перекрестке Маросейки и Златоустинского переулка. В голове
великого комбинатора вертелась до смеха простая уголовная
фраза: "Наше дело вовремя смыться!". Остап во все лопатки
погнал на Курский вокзал. Вскоре за его спиной оставалась
мутная полоска Москвы. Полоска была прижата сизыми облаками, и
столица казалась далекой, потерянной, уходящей навсегда.
А Элен приехала к тетке и вечером, сидя у окна, смотрела
на мягкие летние облака. Рядом c ней лежал завядший букет
гвоздик, подаренный ей Остапом на Театральной площади. Она
прижала колкие лепестки к лицу и тихо заплакала. Жизнь казалась
ей конченной.
* Часть 3. ГОЛЬ НА ВЫДУМКУ ХИТРА *
Глава XXIX ЖЕСТЫ ОТЧАЯНИЯ
Мощный социалистический поезд "Москва-Новороссийск"
медленно тронулся от второй платформы Курского вокзала. Описав
собой правильную кривую, он выскочил на широкую насыпь,
подергался на стрелках, прополз, громыхая колесами, мимо хмурых
цехов завода "Серп и молот", мимо платформы, на которую из
низкобортного товарняка выгружали многочисленные ящики.
Остап вскочил в поезд в самую последнюю минуту и поэтому
ему пришлось искать свое купе, переходя из одного
раскачивающегося вагона в другой, вкушая неповторимый запах
дорожного мирка. Сильным движением руки он отодвинул дверь,
молча снял пиджак, повесил его на завитушку и опустился на
нижний диванчик. Купе было маленькое, уютное, по всей
видимости, - образцово-показательное: обитые малиновым
бархатом диванчики, густо покрашенные рифленые стены, кожаные
ремешки c блестящими пряжками, покрытый фирменной скатеркой
стол, на столе - омедненная пепельница. Вслед за опоздавшим
пассажиром в показательное купе c крестьянской степенностью
заглянул преблагонравных манер проводник c никелированными
компостерскими щипцами.
- Будем компостироваться, граждане пассажиры! - c
достоинством сказал он.
Купейники протянули проводнику билеты. Хозяин вагона не
суетился: щелкнул четыре раза компостером и степенно ушел.
Остап, заложив ногу за ногу, откинулся назад и от нечего
делать принялся разглядывать своих попутчиков. C полки над ним
свешивалась только часть попутчика. Этой частью была
лошадиноподобная голова c необычайно узкими скулами,
отвратительным ртом, а еще c тупоумными холодными глазами,
которыми она время от времени смотрела в окно.
Прямо перед Остапом полулежал весь из себя белобрысый
юноша-купидон c румянцем по обеим щекам и тем самым видом,
который Остап называет "блеск джентльмена": костюм на юноше был
нарочито небрежен и состоял из чуть помятого пиджака
общепринятого покроя и из брюк на выпуск. "Мальчик, созданный
для воздушных поцелуев", - подумал про купидона Остап.
Над белобрысым, на верхней полке, лежал дородный
старикашка c красным от застарелого насморка носом, в распашном
пиджаке, белой рубашке и классических шароваристых брюках. На
носу покоилось пенсне c половинными стеклами. Пиджак
распахивался до того, что походил на простертые гусиные крылья.
"Старый мальчик", - подумал про старика Остап.
- Мое имя Прохор Кузьмич Шашкин, - нарушила молчание
лошадиноподобная голова, повисшая прямо перед Остапом глазами
вниз. - Позвольте узнать ваше? И до какой вы станции, товарищ?
На это Остап ответил дешевой, но меткой фразой:
- До самой дальней!
- Так, - голова грустно улыбнулась и пристала к
белобрысому: - А вы, товарищ?
Белобрысый оказался покладистым.
- До Верхне-Баканской, - весело ответил он. - Еду,
товарищи, к дяде. Хочу, товарищи, употребить каникулы c
наибольшей пользой.
"Студент", - подумал Бендер.
"Я - студент, учусь на шампаниста", - хотел было сказать
белобрысый, но Шашкин уже приставал к старому мальчику.
- А вы?
- Pardon? - скромно произнес тот.
- До какой станции, спрашиваю! Вы, я вижу, человек
крайней учености?
Старый мальчик оказался профессором.
- Меня должны встретить в Новороссийске, - объяснил он,
снял c носа пенсне, повертел и снова приделал на нос.
- Ага, значит, хошь - не хошь, мы вместе едем в этом
купе ночь-день-ночь, - подытожила голова и проглотила хлеб c
маслом.
За окном пронеслась станция. Слышался вольный стук колес.
Купе тряслось и скрипело. Ложечки бряцали в стаканах. Наступила
никчемная минута молчания, длившаяся около пяти минут. Прервала
ее все та же разговорчивая голова по имени Шашкин.
- Ну что ж, товарищи, будем кантовать анекдоты? Я в том
смысле говорю, а не начать ли нам c анекдотов?
Не дождавшись ответа, лошадиноподобная голова устремилась
мимо Остапа к полу; при ней, слава богу, оказалось и туловище c
довольно длинными конечностями.
- Кантуй, дядя, кантуй! - равнодушно бросил ему Остап.
- Ты у нас самый говорливый.
- Ага, значит так... (Тут говорливый запнулся и почесал
затылок.) Про следователя и про нож никто не знает? Нет?..
Следователь говорит обвиняемому: "Вы узнаете этот нож?" -
"Узнаю". - "Ну, наконец-то, гражданин, вы признались!" - "В
чем же я признался? Это нож, который вы мне показываете уже три
недели".
На лицах пассажиров промелькнули улыбки.
- Не боитесь? - c наигранной строгостью спросил Остап.
- Чего? - не понял лошадиноподобный.
- Как чего?
- А-а! А это мне одна сволочь в бане рассказала. И потом,
анекдот дореволюционный, так что бояться нечего!
- Вот как?.. Ну тогда революционный анекдот... Звонок в
Смольный: "Алло, это Смольный?" Отвечают: "Да, Смольный!" -
"Пиво у вас продается?" Отвечают: "Нет". - "А где же оно
продается?" Отвечают: "В Зимнем!" - "Все на штурм Зимнего!
Ура-а!"
- А вы не боитесь?
- А мне, как вас... Шашкин? - многозначительно произнес
Остап и, приглушив свой голос до полной степени нелегальности,
добавил: - Мне, гражданин Шашкин, бояться нечего.
В это время белобрысый достал из багажной сетки газетный
сверток, вытащил из него кусок мяса c налипшими газетными
строчками, откусил небольшой кусочек и, жуя, рассказал вот
такой анекдот:
- Человек в противогазе косит траву. Идет девушка. "Вы
что, такая жара, а вы в противогазе?" - "Я комсомолец, не могу
без трудностей".
- Молодцом, молодое племя! - воскликнул Остап.
Молодое племя, между тем, вытащило из чемодана батон хлеба
и принялось его резать осторожно, медленно, словно хирург,
отсекающий скальпелем злокачественную опухоль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
- Да что вы, молодой человек...
Пока мадам Долампочкина оправдывалась, Остап уже был на
перекрестке Маросейки и Златоустинского переулка. В голове
великого комбинатора вертелась до смеха простая уголовная
фраза: "Наше дело вовремя смыться!". Остап во все лопатки
погнал на Курский вокзал. Вскоре за его спиной оставалась
мутная полоска Москвы. Полоска была прижата сизыми облаками, и
столица казалась далекой, потерянной, уходящей навсегда.
А Элен приехала к тетке и вечером, сидя у окна, смотрела
на мягкие летние облака. Рядом c ней лежал завядший букет
гвоздик, подаренный ей Остапом на Театральной площади. Она
прижала колкие лепестки к лицу и тихо заплакала. Жизнь казалась
ей конченной.
* Часть 3. ГОЛЬ НА ВЫДУМКУ ХИТРА *
Глава XXIX ЖЕСТЫ ОТЧАЯНИЯ
Мощный социалистический поезд "Москва-Новороссийск"
медленно тронулся от второй платформы Курского вокзала. Описав
собой правильную кривую, он выскочил на широкую насыпь,
подергался на стрелках, прополз, громыхая колесами, мимо хмурых
цехов завода "Серп и молот", мимо платформы, на которую из
низкобортного товарняка выгружали многочисленные ящики.
Остап вскочил в поезд в самую последнюю минуту и поэтому
ему пришлось искать свое купе, переходя из одного
раскачивающегося вагона в другой, вкушая неповторимый запах
дорожного мирка. Сильным движением руки он отодвинул дверь,
молча снял пиджак, повесил его на завитушку и опустился на
нижний диванчик. Купе было маленькое, уютное, по всей
видимости, - образцово-показательное: обитые малиновым
бархатом диванчики, густо покрашенные рифленые стены, кожаные
ремешки c блестящими пряжками, покрытый фирменной скатеркой
стол, на столе - омедненная пепельница. Вслед за опоздавшим
пассажиром в показательное купе c крестьянской степенностью
заглянул преблагонравных манер проводник c никелированными
компостерскими щипцами.
- Будем компостироваться, граждане пассажиры! - c
достоинством сказал он.
Купейники протянули проводнику билеты. Хозяин вагона не
суетился: щелкнул четыре раза компостером и степенно ушел.
Остап, заложив ногу за ногу, откинулся назад и от нечего
делать принялся разглядывать своих попутчиков. C полки над ним
свешивалась только часть попутчика. Этой частью была
лошадиноподобная голова c необычайно узкими скулами,
отвратительным ртом, а еще c тупоумными холодными глазами,
которыми она время от времени смотрела в окно.
Прямо перед Остапом полулежал весь из себя белобрысый
юноша-купидон c румянцем по обеим щекам и тем самым видом,
который Остап называет "блеск джентльмена": костюм на юноше был
нарочито небрежен и состоял из чуть помятого пиджака
общепринятого покроя и из брюк на выпуск. "Мальчик, созданный
для воздушных поцелуев", - подумал про купидона Остап.
Над белобрысым, на верхней полке, лежал дородный
старикашка c красным от застарелого насморка носом, в распашном
пиджаке, белой рубашке и классических шароваристых брюках. На
носу покоилось пенсне c половинными стеклами. Пиджак
распахивался до того, что походил на простертые гусиные крылья.
"Старый мальчик", - подумал про старика Остап.
- Мое имя Прохор Кузьмич Шашкин, - нарушила молчание
лошадиноподобная голова, повисшая прямо перед Остапом глазами
вниз. - Позвольте узнать ваше? И до какой вы станции, товарищ?
На это Остап ответил дешевой, но меткой фразой:
- До самой дальней!
- Так, - голова грустно улыбнулась и пристала к
белобрысому: - А вы, товарищ?
Белобрысый оказался покладистым.
- До Верхне-Баканской, - весело ответил он. - Еду,
товарищи, к дяде. Хочу, товарищи, употребить каникулы c
наибольшей пользой.
"Студент", - подумал Бендер.
"Я - студент, учусь на шампаниста", - хотел было сказать
белобрысый, но Шашкин уже приставал к старому мальчику.
- А вы?
- Pardon? - скромно произнес тот.
- До какой станции, спрашиваю! Вы, я вижу, человек
крайней учености?
Старый мальчик оказался профессором.
- Меня должны встретить в Новороссийске, - объяснил он,
снял c носа пенсне, повертел и снова приделал на нос.
- Ага, значит, хошь - не хошь, мы вместе едем в этом
купе ночь-день-ночь, - подытожила голова и проглотила хлеб c
маслом.
За окном пронеслась станция. Слышался вольный стук колес.
Купе тряслось и скрипело. Ложечки бряцали в стаканах. Наступила
никчемная минута молчания, длившаяся около пяти минут. Прервала
ее все та же разговорчивая голова по имени Шашкин.
- Ну что ж, товарищи, будем кантовать анекдоты? Я в том
смысле говорю, а не начать ли нам c анекдотов?
Не дождавшись ответа, лошадиноподобная голова устремилась
мимо Остапа к полу; при ней, слава богу, оказалось и туловище c
довольно длинными конечностями.
- Кантуй, дядя, кантуй! - равнодушно бросил ему Остап.
- Ты у нас самый говорливый.
- Ага, значит так... (Тут говорливый запнулся и почесал
затылок.) Про следователя и про нож никто не знает? Нет?..
Следователь говорит обвиняемому: "Вы узнаете этот нож?" -
"Узнаю". - "Ну, наконец-то, гражданин, вы признались!" - "В
чем же я признался? Это нож, который вы мне показываете уже три
недели".
На лицах пассажиров промелькнули улыбки.
- Не боитесь? - c наигранной строгостью спросил Остап.
- Чего? - не понял лошадиноподобный.
- Как чего?
- А-а! А это мне одна сволочь в бане рассказала. И потом,
анекдот дореволюционный, так что бояться нечего!
- Вот как?.. Ну тогда революционный анекдот... Звонок в
Смольный: "Алло, это Смольный?" Отвечают: "Да, Смольный!" -
"Пиво у вас продается?" Отвечают: "Нет". - "А где же оно
продается?" Отвечают: "В Зимнем!" - "Все на штурм Зимнего!
Ура-а!"
- А вы не боитесь?
- А мне, как вас... Шашкин? - многозначительно произнес
Остап и, приглушив свой голос до полной степени нелегальности,
добавил: - Мне, гражданин Шашкин, бояться нечего.
В это время белобрысый достал из багажной сетки газетный
сверток, вытащил из него кусок мяса c налипшими газетными
строчками, откусил небольшой кусочек и, жуя, рассказал вот
такой анекдот:
- Человек в противогазе косит траву. Идет девушка. "Вы
что, такая жара, а вы в противогазе?" - "Я комсомолец, не могу
без трудностей".
- Молодцом, молодое племя! - воскликнул Остап.
Молодое племя, между тем, вытащило из чемодана батон хлеба
и принялось его резать осторожно, медленно, словно хирург,
отсекающий скальпелем злокачественную опухоль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84