- Кому, оленевод твою мать, партийный билет продал? -
еще раз спросил следователь и, достав из кобуры револьвер
системы Смит и Вессон, почесал им затылок.
- Клянусь честью, я не продавал! Я не продавал, гражданин
следователь, слово коммуниста... Понимаете, в среду утром, вы
помните, тогда еще снег шел, такой большой снег, мокрый, билет
у меня был. Я помню, был. Ведь так? Так.
- Ты что мне тут горбатого к стенке лепишь?
- Я не леплю, товарищ следователь.
- Как же не лепишь, когда лепишь?
- Понимаете, в среду утром...
- Нет, этот оленевод меня запарил!
- ...вы помните, тогда еще снег шел, такой большой снег,
мокрый...
- Видимо ты, волчина контрреволюционная, так ничего и не
понял. Ну что ж, придется чистить харю!
C этими словами и прыгающей ядовитой усмешкой на лице
Альберт Карлович буквально вылетел из-за стола и приземлился
рядом c телом контрреволюционной волчины. Тут он вытащил из
кобуры револьвер, крутанул пару раз вокруг пальца и начал
трясти оружием перед потной физиономией Суржанского.
"Будет бить!" - сообразил Ираклий Давыдович и зажмурил
глаза.
Но обстоятельства сложились так, что в тот самый момент,
когда резиновый кулак капитана Ишаченко размахнулся для
стимулирующего удара, дверь кабинета отворилась и на пороге, c
папиросой в зубах, картинно появился выбритый начальник
немешаевского ОГПУ товарищ Свистопляскин. Несмотря на то, что
фамилия у начальника была дворницкая, его очки c серебрянными
оглоблями, сидели на весьма интеллигентных ушах. Весь его вид
как бы говорил: "Я ни разу в жизни не бил человека. А те, кого
бил, ну разве это были люди?"
- Ты подготовил докладную записку? - спросил начальник
управления.
Капитан Ишаченко оправил гимнастерку, вытянулся по
струнке, параллельно линии стояка вешалки и шаркнул ногами так,
что по кабинету пронеслось раскатистое эхо.
- Никак нет, Роман Брониславович, я...
- Пора бы уже заканчивать, Альберт. - Начальник
управления затянулся папироской. - Сам понимаешь, c этими
кооперативщиками пора кончать. А чего тянуть? Дело ясное... Что
тут у тебя? Товарищ Суржанский, вы к нам?
- Вот полюбуйтесь, Роман Брониславович, - тыкая пальцем
в обалдевшую морду Суржанского, сообщил Ишаченко. - Вражина.
Продал Антанте билет партийный.
- Так, так, - сдвигая на лоб очки, удивленно пробормотал
Роман Брониславович и, сделав небольшую паузу, добавил c
радостным вздохом: - Эхва! Очередную, значит,
контрреволюционную сволочь поймали. И когда ж вы, гады,
успокоитесь? А? Ведь бесполезно же. Бесполезно. Сколько вас в
СЛОН, на Вишеру поотправляли... Ан нет, все равно лезут,
вредят.
- Так точно, товарищ начальник, вредят, - вздохнув,
сказал капитан. - Факт на лицо!
- Очень мило! Нормальный ход! - скрипуче тявкнул
начальник. - Мы, значит, уничтожаем остатки контрреволюции, а
вы, Ираклий Давыдович, теряете партбилет? Очень мило!
Нормальный ход!
Ответработника исполкома передернуло от носков до
запотевшего затылка, словно по его телу пропустили
электрический заряд.
- Товарищи, я же ведь сам пришел, сам, - взмолился
партиец, - вы поймите, что в среду ут...
Но окриком "Засохни, плесень!" Альберт Карлович не дал ему
договорить. Повернувшись к начальнику управления, капитан
подробно изложил результаты проведенного им дознания.
Очередная контрреволюционная сволочь, как метко заметил
товарищ Свистопляскин, мурыжила его долго: прилетел этот суслик
час назад. Но кое-что выяснить удалось. Да, пришел этот тип
сам, еще бы ему не прийти. Органы все равно бы вычислили. И не
таких вычисляли. Да, работает, точнее, работал в исполкоме. Да,
потерял партбилет между продуктовой лавкой и трамваем, или
наоборот. Точных сведений он не дает. В горкоме партии билет
был. И в среду утром, когда шел снег, был. И вообще, этот
Суржанский - подозрительная личность, так как толком ничего
сказать не может. Контра, она и в Африке контра. И вот уже
битый час он капает на мозги органам. Признаваться не желает.
Показания дает путанные. Объсняет сумбурно. А сам пришел -
тоже неплохо. И итог ясен: этот оленевод, его мать, ни в какие
ворота не лезет...
- Постой, постой. - Свистопляскин самодовольно
улыбнулся. - Тут c кондачка решать не стоит... Правильно
говоришь, что контра, она и в Африке контра. Тут попахивает
контрреволюционной гарью. Не иначе. - Роман Брониславович
спокойно подошел к беспартбилетнику и жадно вдохнул воздух. -
Точно, - убедился он, - несет контрой. В общем так, Альберт,
бросай насосолопаточный мусор к чертям собачьим и занимайся
только этим вот субчиком. Тут пахнет контрой, точно тебе
говорю.
- Есть! - отрапортовал Ишаченко c мужественным видом
пролетарского пожарника, поливающего из брандспойта полыхающее
пламя контрреволюции.
Начальник управления направился к выходу и, не
оборачиваясь, голосом судьи, выносящего смертный приговор,
заключил:
- Точно! от этого эхинококка контрой прет! c кондачка
решать не стоит! так, что действуй. Действуй, но помни: что
сила следователя - в его спокойствии, то есть руки распускай,
но в меру. Понимать надо!
Следователь Ишаченко спокойно подошел к столу, включил
штепсельную лампу и направил ее свет прямо в контрреволюционную
морду Ираклия Давыдовича. От потока жгучих лучей Ираклий
Давыдович зажмурился, порылся в своем кармане, достал из него
носовой платок, высморкался, во всю силу напряг блестящий от
пота лоб, c коровьей преданностью взглянул в темноту, где, как
ему казалось, смутно виднелись добрые глаза следователя. Но
владелец этих глаз не оценил коровьей преданности и, подойдя к
контре, нанес свой коронный справедливый удар.
На средневековой итальянской гравюре появились новые
подробности. Ираклий Давыдович взвыл, и коровья преданность
быстро сменилась собачьим страхом.
Второй удар был похож на первый, но коронным не был.
- Ноги c корнем вырву, контра! - пообещал следователь.
- Кому продал святыню нашей партии? Я же все знаю, факт
налицо!
- Я...
- А ну-ка, стаканила, высовывай свое жало! Где билет?
- Я...
- Билет, спрашиваю, где?
- Я...
- Базар фильтруй, контрик! Кому продал святыню?
Контра хрипела, как загнанный конь.
- Товарищ следователь, я не виноват, понимаете, в среду
утром...
- Когда шел снег... - ехидничал Ишаченко, поигрывая
пальцами. - Ты мне тут горбатого не лепи. Где билет?
Убитая горем контра продолжала яростно хрипеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84