Губы
дрожали, как у мальчика-гимназиста перед отдиранием розгами.
- Ты хоть понимаешь, эфиоп твою мать, во что ты ввязался?
Страна доверила тебе ответственный пост. А ты предал и страну,
и пост, и народ и партию едино!...
- Я...
- И это в то время, когда недремлющее око империализма
старается задушить своим игом советскую республику. Но страна
отвечает социалистическим наступлением по всем фронтам: на
острие культурной революции и индустриализации вступают в строй
Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты,
челябинский завод ферросплавов. Как можно потерять партийный
билет в такое время? А? Я вас спрашиваю?
- Я...
- Партийный билет - это не какая-нибудь ерунда.
Партбилет - это лицо партийца, это честь партийца, и я бы
добавил, это совесть партийца. А вы? Заладили: "Между трамваем
и лавкой, между лавкой и трамваем!" Вы потеряли не просто
книжку, гражданин Суржанский. Потеря партбилета - это потеря
партийной чести! Это плевок в рабоче-крестьянские завоевания.
Партия этого не прощает. И не ждите пощады. Вы плюнули на
рабочий класс. А как можно плевать на рабочий класс, когда
благодаря этому самому рабочему классу от Москвы до Чукотки и
от Остеко-Вогульска до Москвы звучат позывные Коминтерна.
Пролетарский голос звучит по всему миру. А тут и мировая
революция на подходе... Потерять партийный билет! Да как же это
возможно? А? В гражданской войне трудящиеся PСФСP разгромили
войска белогвардейцев и интервентов, а вы спустя десятилетие
заявляете партии, что потеряли партийный билет. Это как же
понимать, товарищ... тьфу, какой вы нам теперь товарищ? -
здесь лекторский запал у Альберта Карловича подошел к концу. -
На! - капитан выставил подследственному довольно ядреный
кукиш. - Контра ты - и все тут! Слухай сюды, фраер
занюханный! - капитан поманил пальцем. - Сюды, сказал! Ты что
тут варежку разинул? Ты у меня тут под двадцать восьмым
номером! Понял? Кому, контрик, партийный билет загнал?
Контрик сидел, как вкопанный. Лица на нем давно не было.
- Я вас спрашиваю, гражданин, - повторил свой вопрос
Ишаченко. - Вы кому билет загнали партийный? Вам что, опять
морду бить?
- Нет, нет. Да, я виноват. Но товарищ... гражданин...
Нельзя же так. Ведь нельзя же ведь так... Вы же помните: тогда
еще снег шел. Ведь так? Так.
- Ну, пес смердячий, ты меня вывел...
Так и не мог ничего толком сказать ответработник исполкома
Ираклий Давыдович Суржанский. Из его кровоточащих губ, правда,
иногда вырывался привычный для него рефрен, впоследствии
ставший знаменитым: "Ведь так? Так". Но и его жалкое хлюпанье
ровно в час ночи полностью разбилось о придирчивую натуру
капитана Ишаченко. Бил капитан контру долго и больно, вкладывая
в свои удары вековую ненависть пролетария к паразитирующему
классу.
В ту зловещую и туманную ночь, когда начальник
немешаевского ОГПУ, стоя на коленях и простирая вперед руки,
давал очередной обет верности своей супруге Глафире
Афиногеновне, подследственный Суржанский был c миром отпущен
домой. Перед этим, капитан Ишаченко, рассудивший, что c
кондачка решать не надо, а на ловца и зверь бежит, держал
контру за плечи и, прежде чем вытолкнуть из кабинета, взял c
нее клятву: найти где угодно заветную красную книжку и
вернуться в управление через неделю.
И было так: в три часа ночи раскачивающееся тело Ираклия
Давыдовича тяжело двигалось, временами надолго прилипая к
обветшалым постройкам проспекта Диктатуры пролетариата. В
скором времени оно скрылось в тупике Социалистической мечты и
через полчаса вынырнуло из темноты подворотни на Центральную
площадь. Уткнувшись в постамент памятника основоположнику
научного коммунизма, Ираклий Давыдович, наконец, очнулся от
нежнейшего тет-а-тет со следователем Ишаченко, возвел на
бронзового Маркса глаза, полные слез, и пробубнил: "Нелюди!"
Через час партиец доковылял до Студенческого переулка.
Горели окна студенческого общежития немешаевского
техникума. Слышался гитарный перезвон. Студенты
асфальтно-топтального факультета резвились вовсю. Они щипали
гитарные струны и медными голосами затягивали "Песню о ветре"
из репертуара самодеятельного рабочего коллектива "Синяя
блуза":
По-чешски чешет, по-польски плачет,
Казачьим свистом по степи скачет
И строем бьет из московских дверей
От самой тайги до британских морей...
Справа от кровоточащей ссадины, поставленной капитаном
Ишаченко красовался бревенчатый домик c покосившимся
фундаментом и неуклюжими наружными ставнями. Это было жилище
Суржанского. Ираклий Давыдович, помедлив секунду у ворот,
нырнул во двор. Через пять минут он уже спал тяжелым сном
несчастного человека, которому ужасно не повезло в жизни.
Тем временем сквозь сверхмощное студенческое "У-p-p-а!" и
декларативное "Так пусть же Красная сжимает властно..." иногда
было слышно, как стучали плоские кровли, колыхались латаные
крыши домов, раскачивались ветхие заборы. Ветер бился о тротуар
Студенческого переулка, яростно сражался c остроносыми
сосульками, и они, побежденные, c сухим треском падали на
землю.
Ночь, ночь, ночь обволакивала город непроглядной теменью.
Где-то лаяли собаки и пахло кошками. Город мирно спал.
Глава VI ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА
В один из весенних дней 1931 года через Немешаевск, точно
по расписанию, проследовал на Москву курьерский поезд. Он
приостановился не более, чем минуту и оставил на платформе
молодого человека лет тридцати - в морской фуражке c белым
верхом.
Когда солнце выглянуло из-за хромово-серых туч и заиграло
на золоченых куполах пока еще не снесенных церквей, молодой
человек вышел на Центральную площадь и устремил свой взгляд на
одинокий ларек c курьезной вывеской "Пиво-водка". Рядом
кучковались городские почитатели пива и водки.
Ларек обслуживал не только членов профсоюза, но и всех
желающих. Это обстоятельство приятно удивило приезжего, уже
приготовившегося предъявить ручной штучной работы билет члена
профсоюза старгородского Учкпрофсожа. Немного помедлив, он
протянул в окошко несколько монет и, дождавшись долива, получил
массивную стеклянную кружку пенистого солодового напитка.
- По всей видимости, наркомат внутренней торговли не
жалует это шиковое заведение своими кредитами, - заключил
молодой человек, сделав небольшой глоток. - Напиток похож на
мое любимое маджарское алиготэ, но только c привкусом сена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
дрожали, как у мальчика-гимназиста перед отдиранием розгами.
- Ты хоть понимаешь, эфиоп твою мать, во что ты ввязался?
Страна доверила тебе ответственный пост. А ты предал и страну,
и пост, и народ и партию едино!...
- Я...
- И это в то время, когда недремлющее око империализма
старается задушить своим игом советскую республику. Но страна
отвечает социалистическим наступлением по всем фронтам: на
острие культурной революции и индустриализации вступают в строй
Кузнецкий и Магнитогорский металлургические комбинаты,
челябинский завод ферросплавов. Как можно потерять партийный
билет в такое время? А? Я вас спрашиваю?
- Я...
- Партийный билет - это не какая-нибудь ерунда.
Партбилет - это лицо партийца, это честь партийца, и я бы
добавил, это совесть партийца. А вы? Заладили: "Между трамваем
и лавкой, между лавкой и трамваем!" Вы потеряли не просто
книжку, гражданин Суржанский. Потеря партбилета - это потеря
партийной чести! Это плевок в рабоче-крестьянские завоевания.
Партия этого не прощает. И не ждите пощады. Вы плюнули на
рабочий класс. А как можно плевать на рабочий класс, когда
благодаря этому самому рабочему классу от Москвы до Чукотки и
от Остеко-Вогульска до Москвы звучат позывные Коминтерна.
Пролетарский голос звучит по всему миру. А тут и мировая
революция на подходе... Потерять партийный билет! Да как же это
возможно? А? В гражданской войне трудящиеся PСФСP разгромили
войска белогвардейцев и интервентов, а вы спустя десятилетие
заявляете партии, что потеряли партийный билет. Это как же
понимать, товарищ... тьфу, какой вы нам теперь товарищ? -
здесь лекторский запал у Альберта Карловича подошел к концу. -
На! - капитан выставил подследственному довольно ядреный
кукиш. - Контра ты - и все тут! Слухай сюды, фраер
занюханный! - капитан поманил пальцем. - Сюды, сказал! Ты что
тут варежку разинул? Ты у меня тут под двадцать восьмым
номером! Понял? Кому, контрик, партийный билет загнал?
Контрик сидел, как вкопанный. Лица на нем давно не было.
- Я вас спрашиваю, гражданин, - повторил свой вопрос
Ишаченко. - Вы кому билет загнали партийный? Вам что, опять
морду бить?
- Нет, нет. Да, я виноват. Но товарищ... гражданин...
Нельзя же так. Ведь нельзя же ведь так... Вы же помните: тогда
еще снег шел. Ведь так? Так.
- Ну, пес смердячий, ты меня вывел...
Так и не мог ничего толком сказать ответработник исполкома
Ираклий Давыдович Суржанский. Из его кровоточащих губ, правда,
иногда вырывался привычный для него рефрен, впоследствии
ставший знаменитым: "Ведь так? Так". Но и его жалкое хлюпанье
ровно в час ночи полностью разбилось о придирчивую натуру
капитана Ишаченко. Бил капитан контру долго и больно, вкладывая
в свои удары вековую ненависть пролетария к паразитирующему
классу.
В ту зловещую и туманную ночь, когда начальник
немешаевского ОГПУ, стоя на коленях и простирая вперед руки,
давал очередной обет верности своей супруге Глафире
Афиногеновне, подследственный Суржанский был c миром отпущен
домой. Перед этим, капитан Ишаченко, рассудивший, что c
кондачка решать не надо, а на ловца и зверь бежит, держал
контру за плечи и, прежде чем вытолкнуть из кабинета, взял c
нее клятву: найти где угодно заветную красную книжку и
вернуться в управление через неделю.
И было так: в три часа ночи раскачивающееся тело Ираклия
Давыдовича тяжело двигалось, временами надолго прилипая к
обветшалым постройкам проспекта Диктатуры пролетариата. В
скором времени оно скрылось в тупике Социалистической мечты и
через полчаса вынырнуло из темноты подворотни на Центральную
площадь. Уткнувшись в постамент памятника основоположнику
научного коммунизма, Ираклий Давыдович, наконец, очнулся от
нежнейшего тет-а-тет со следователем Ишаченко, возвел на
бронзового Маркса глаза, полные слез, и пробубнил: "Нелюди!"
Через час партиец доковылял до Студенческого переулка.
Горели окна студенческого общежития немешаевского
техникума. Слышался гитарный перезвон. Студенты
асфальтно-топтального факультета резвились вовсю. Они щипали
гитарные струны и медными голосами затягивали "Песню о ветре"
из репертуара самодеятельного рабочего коллектива "Синяя
блуза":
По-чешски чешет, по-польски плачет,
Казачьим свистом по степи скачет
И строем бьет из московских дверей
От самой тайги до британских морей...
Справа от кровоточащей ссадины, поставленной капитаном
Ишаченко красовался бревенчатый домик c покосившимся
фундаментом и неуклюжими наружными ставнями. Это было жилище
Суржанского. Ираклий Давыдович, помедлив секунду у ворот,
нырнул во двор. Через пять минут он уже спал тяжелым сном
несчастного человека, которому ужасно не повезло в жизни.
Тем временем сквозь сверхмощное студенческое "У-p-p-а!" и
декларативное "Так пусть же Красная сжимает властно..." иногда
было слышно, как стучали плоские кровли, колыхались латаные
крыши домов, раскачивались ветхие заборы. Ветер бился о тротуар
Студенческого переулка, яростно сражался c остроносыми
сосульками, и они, побежденные, c сухим треском падали на
землю.
Ночь, ночь, ночь обволакивала город непроглядной теменью.
Где-то лаяли собаки и пахло кошками. Город мирно спал.
Глава VI ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДА
В один из весенних дней 1931 года через Немешаевск, точно
по расписанию, проследовал на Москву курьерский поезд. Он
приостановился не более, чем минуту и оставил на платформе
молодого человека лет тридцати - в морской фуражке c белым
верхом.
Когда солнце выглянуло из-за хромово-серых туч и заиграло
на золоченых куполах пока еще не снесенных церквей, молодой
человек вышел на Центральную площадь и устремил свой взгляд на
одинокий ларек c курьезной вывеской "Пиво-водка". Рядом
кучковались городские почитатели пива и водки.
Ларек обслуживал не только членов профсоюза, но и всех
желающих. Это обстоятельство приятно удивило приезжего, уже
приготовившегося предъявить ручной штучной работы билет члена
профсоюза старгородского Учкпрофсожа. Немного помедлив, он
протянул в окошко несколько монет и, дождавшись долива, получил
массивную стеклянную кружку пенистого солодового напитка.
- По всей видимости, наркомат внутренней торговли не
жалует это шиковое заведение своими кредитами, - заключил
молодой человек, сделав небольшой глоток. - Напиток похож на
мое любимое маджарское алиготэ, но только c привкусом сена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84