– У нас возражений нет, – проговорила Шарп.
– У мисс Карелли тоже, – ответил Пэйджит.
– Я так и думала, – сухо бросила судья Мастерс. – Ваше предложение, мисс Шарп, о том, как нам организовать работу?
– Просто прослушать кассету, Ваша Честь, она говорит сама за себя. – Шарп взглянула на Пэйджита. – Я хотела только добавить, что это запись психоаналитического сеанса мисс Карелли у доктора Уильяма Стайнгардта, что нашли мы ее в квартире Марка Ренсома в Ки-Уэсте, и готовы установить ее подлинность, если суд посчитает, что ее содержание можно огласить на открытом заседании.
– А я, – произнес Пэйджит, – скажу только, что содержание кассеты, и это совершенно очевидно, является врачебной тайной, что единственная цель обвинения – нанести ущерб ответчице. И стоит суду заслушать ее – ущерб, считайте, уже нанесен.
– Вначале я прослушаю кассету, мистер Пэйджит. А потом вы изложите свои аргументы. Положитесь на мою ментальную дисциплину.
– Благодарю вас, Ваша Честь, – ответил Пэйджит, но слова эти были пустой формой вежливости: как только Кэролайн Мастерс прослушает кассету, она бесповоротно изменит свое отношение к Марии и ее адвокату, борьба за чувства и мысли судьи будет проиграна.
Включая магнитофон, Шарп, казалось, прятала улыбку. В этот момент Кристофер Пэйджит ненавидел ее. Чувство это коренилось не в обычной враждебности защитника к обвинителю, оно было рождено идущей из глубин души ненавистью к обвинению, возводимому с наслаждением. Он откинулся на спинку кресла, озабоченный тем, чтобы на лице его не отразились ни стыд, ни страх.
– Меня преследует один и тот же сон, – послышался голос Марии.
Как и прежде, он звучал беззащитно и жалко. И хотя Пэйджит слушал это во второй раз, ощущение полнейшего душевного дискомфорта не стало меньше.
– Днем я могу заставить себя забыться, но ночью теряю контроль над собой. – На лице судьи Мастерс, не сводившей глаз с кассеты, не было обычного высокомерия. Она, казалось, не хотела ни на кого смотреть. – Я в Париже, – продолжала Мария, – в церкви Сен-Жермен-де-Пре.
Комната эхом вторила ее голосу. От того, что Мария произносила эти слова, комната с ее панелями темного дерева, окном, пропускающим свет прямоугольником, казалась исповедальней. Юристы сидели, не двигаясь.
– Почему вы там? – спросил Стайнгардт.
Голос Марии был тих:
– Просить прощения за свои грехи.
Шел диалог: Стайнгардт спрашивал, Мария отвечала, оба говорили тихо, как будто боялись, что их подслушают. Кэролайн Мастерс смотрела в сторону.
– Они прощены? – спрашивал Стайнгардт.
– Вначале никаких знамений не было, – устало рассказывала свой сон Мария. – Потом я выхожу наружу, и Он дает мне ответ. Карло ушел. Вместо него два пустых бокала. Один мой, другой Криса. И, кроме того, я знаю.
– Что вы знаете?
– Что Крис забрал Карло, а я должна оставить его. – Ее голос как шелест пепла. – Что мои грехи искупить невозможно.
Кэролайн Мастерс смотрела на Пэйджита с молчаливым вопросом. Встретив ее взгляд, он кивнул. Мгновение она изучала его лицо, потом, смутившись, обратила взгляд на ленту, с которой снова звучали голоса. Угловым зрением Пэйджит видел, что Шарп заметила их молчаливый обмен взглядами.
– Кто такой Крис? – спросил в этот миг Стайнгардт. – И что у вас за грехи – во сне, я имею в виду?
Долгое молчание.
– Вы знаете Кристофера Пэйджита?
– Я слышал о нем. Молодой человек, который давал показания во время слушаний по делу Ласко.
– Да. – Мария сделала паузу. – Карло теперь у Криса.
Пэйджиту показалось, что он увидел, как блеснули глаза Терри. Потом вспомнил, что она еще не слышала этой записи.
– А ваши грехи? – спрашивал Стайнгардт.
– Во сне или в жизни? – Тон Марии сделался холодным, и Пэйджит не забыл об этом. – Поскольку в реальной жизни грех немного значит для меня.
У Кэролайн Мастерс было каменное лицо. Пэйджит подумал, что этой фразой Мария сказала о своем характере все.
– В таком случае – во сне.
– Вы не поймете их без предварительных пояснений. Вы действительно смотрели слушания?
– Да, – подтвердил Стайнгардт. – Как и миллионы других, не мог оторваться.
– Тогда для начала надо отметить один очень важный факт.
– Какой?
Еще более долгая пауза, и ровный голос Марии отразился эхом в комнате судьи Мастерс:
– Я лгала.
Кэролайн прищурила глаза: Пэйджиту показалось, что в этот момент она стала похожа на человека, складывающего мозаичную картину. Но лучше смотреть ей в лицо, чем оставаться наедине со своими мыслями. И он беспомощно смотрел, как она слушает вопросы Стайнгардта и ответы Марии.
– В таком случае могу вас успокоить, – говорил Стайнгардт. – Кассету буду прослушивать только я и только для того, чтобы помочь вам. По государственным установлениям ее содержание – врачебная тайна, которую я хранил бы самым бережным образом даже в том случае, если бы не было соответствующего закона. Поэтому то, что вы мне рассказываете, так же конфиденциально, как если бы не было магнитофона.
Судья посмотрела на Шарп, вопросительно подняв брови. Та кивнула головой на магнитофон, как бы напоминая, что надо слушать.
Мастерс перевела взгляд на магнитофон в тот момент, когда Мария сознавалась, что лжесвидетельствовала во время сенатских слушаний.
Пэйджиту показалось, что Мария повторяет имя Джека Вудса безжалостно, как проклятье. И снова Вудс предал Пэйджита и послал свидетеля на смерть. Забытая ненависть вспыхнула свежо и остро.
– В общем, – заключила Мария, – многое из того, что я говорила, было правдой. Но я не сказала Толмеджу, что именно я помогала Джеку во всех без исключения делах.
Ничего нельзя было прочесть в глазах судьи Мастерс, которая не спускала взгляда с магнитофона. О чем она могла думать в этот момент, Пэйджит не знал.
– Вы хотели обезопасить себя? – спросил Стайнгардт. И как прежде, голос Марии прозвучал почти весело.
– Я хотела избежать тюрьмы. Я слишком упорно боролась за место в жизни, чтобы так закончить ее, сказав правду. – Помолчав, она добавила мягче: – И, конечно, сыграло роль то, что я была беременна.
Пэйджит вздохнул. Ощутил, как Терри придвинулась к нему.
– Крис знал о вас? – снова спросил Стайнгардт.
В следующее молчаливое мгновение Кэролайн Мастерс взглянула на него. Пэйджит понял – она мгновенно догадалась о том, что подразумевалось: знал ли Пэйджит о соучастии Марии и, что еще страшней, не лгал ли он сам сенату.
– Что знал? – переспросила Мария. Запись закончилась.
Не говоря ни слова, судья прошла к двери и впустила стенографистку. Полная женщина за сорок поставила свою машинку в дальнем углу комнаты и сразу затихла, став незаметной. Когда она проделала все это, судья Мастерс снова уселась в свое кресло, сохраняя молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167