– Если я приму решение, на которое рассчитывает мисс Перальта, я извещу вас об этом. И вы объясните все тем, кому нужно.
– Спасибо. Возможно, придет время, и я объясню все семье независимо от того, как будут складываться дела здесь. Но в какой момент это произойдет и произойдет ли, я должна решить сама.
– В конечном итоге, – проговорила Кэролайн, – может получиться так, что я вынуждена буду заставить вас сделать это. Необходимость такого решения будет тяготить меня. Но это часть судейской миссии. Может быть, вы будете более снисходительны ко мне после этого объяснения.
– Несомненно.
– Конечно же, у сексуальности широкий спектр. Но вы могли этого не знать в девятнадцать лет. Как кажется, многие люди сталкиваются с подобными трудностями, причем происходит это в любом возрасте. – Слова Кэролайн Мастерс звучали медленно и отчетливо, как будто для того, чтобы Линдси непременно услышала ее. – За почти двадцать лет работы адвокатом и теперь судьей я близко соприкасалась с проблемами виновности и невиновности – как моральными, так и правовыми. Из всех людей, имеющих отношение к гибели Лауры Чейз, вы, как мне кажется, пострадали больше всех, хотя виноваты менее других. Не судите себя строго.
В глазах Линдси Колдуэлл было удивление. Неожиданно Кэролайн встала, протянула руку:
– Удачи вам, мисс Колдуэлл. Актриса пожала ей руну.
– Удачи и вам, – тихо сказала она. – Спасибо. Судья Мастерс вызвала своего помощника. Не прошло и минуты, как Линдси и Терри, сопровождаемые двумя бейлифами, спускались в грузовом лифте, думая каждая о своем. Наконец Линдси повернулась к Терри:
– Вы хорошо действовали, Терри. Она, как мне кажется, собиралась вынести решение не в вашу пользу.
– Мне тоже так кажется.
Они оказались в подземном гараже. Черный лимузин актрисы с непрозрачными стеклами был припаркован у лифта. Бейлифы, повернувшись, ушли, шофер Линдси Колдуэлл ждал по другую сторону автомобиля.
– Похоже, – улыбнулась Линдси, – я уеду, как приехала, – анонимно. Такое счастье не часто выпадает.
После небольшой паузы Терри произнесла:
– Не знаю, как вас благодарить.
– Не нужно меня благодарить, я это не ради вас сделала. У меня на самом деле не было выбора.
Терри посмотрела ей в глаза:
– По крайней мере, Кэролайн Мастерс старалась сделать все это терпимее. Больше чем когда-либо, я готова восхищаться ею.
– Ею можно восхищаться – она замечательная женщина. – Линдси помолчала, потом добавила тихо: – Но я думаю, здесь что-то еще – связанное с какими-то особыми чувствами. Что-то глубоко личное.
Прежде чем Терри смогла спросить о чем-либо, Линдси Колдуэлл коснулась ее плеча:
– Желаю вам всего хорошего.
И исчезла в лимузине. Терри смотрела, как он вырулил к выездному пандусу и исчез – черный лимузин с невидимым пассажиром.
2
Кристофер Пэйджит наливал в бокал Марии Карелли красное вино.
– Мне кажется, ты любишь кьянти.
– Любила еще до того, как мы с тобой познакомились. – Ее голос звучал сухо. – Но особенно оценила его, живя в Риме.
Пэйджит уловил в замечании горестный оттенок, в котором смешались: гордость за то, чего ей удалось достичь, и страх, что может наступить время, когда, вспоминая Рим, она будет думать о том, что никогда больше не увидит его.
Пэйджит поднял бокал с вином:
– За Рим.
Слегка улыбнувшись, Мария коснулась его бокала своим.
– За Рим, – подхватила она. – И за то, чтобы завтра повезло.
Воскресным вечером они сидели в библиотеке Пэйджита. Был на исходе четвертый, и последний, день репетиций выступления Марии. Первые два дня они устраняли ошибки и сомнительные места, тщательно проработали ее показания Монку, составляли, исправляли, сокращали словесные формулировки ответов. Уик-энд Пэйджит посвятил репетиции допроса.
И вот теперь, когда на улице стемнело, работа была закончена.
– Ты хорошо поработала, – сказал он. – Единственное, что от тебя теперь требуется, – сохранять настороженность и спокойствие.
Улыбка Марии стала ироничной.
– Настороженность и спокойствие, – повторила она. – Чего проще! И как раз то, что требуется от настоящего убийцы.
Пэйджиту была ясна подоплека высказывания: это была колкость умной женщины, от которой правды не ждут и в правдивость которой не верят. Он подумал о том, что по-настоящему жутко было бы услышать от нее жалобу – в завуалированной форме, со скрываемой горечью – на то, что Шарп – а возможно, и Пэйджит – верит в ее способность убить.
– Думаю, Кэролайн достаточно подготовлена к твоему выступлению, – произнес он наконец. – Допустит она публичное выступление Раппапорт и Колдуэлл или нет, но они произвели на нее впечатление. А это значит, что судья Мастерс думает теперь больше о том, кто таков Ренсом, чем о том, кто есть ты.
И, конечно же, мне хотелось бы знать, кто есть ты, подумал Пэйджит. Но не сказал об этом вслух: факт лжесвидетельства Марии не обсуждался, они смотрели на него как на проблему профессиональную, а не моральную; кроме того, и тот, и другая относились друг к другу со всей возможной предупредительностью. После четырех дней совместной работы Пэйджит твердо усвоил две вещи: Мария обладает хорошей реакцией и у нее по-прежнему очень высокая самодисциплина.
Как в контрапункте, ее лицо появилось на экране телевизора, стоявшего в углу: вначале ее показали молодой свидетельницей на сенатских слушаниях, потом – женщиной, обвиняемой в убийстве.
– Завтра утром, – послышался голос за кадром, – для Марии Карелли наступит самый критический момент процесса, а может быть, и всей жизни. Момент, когда она будет давать показания.
Мария взглянула на экран, потом на Пэйджита:
– Не беспокойся. Я не провалюсь. Что бы ты ни думал обо мне, ты не можешь не знать, что это так.
Это было преподнесено как простая констатация факта, но в тоне голоса Марии Пэйджит ощутил сталь.
– Марни Шарп нельзя недооценивать, – напомнил он. Мария вытянула ноги.
– Я изучала ее, Крис. Знаю, чего от нее ждать. Пэйджиту было совсем не трудно представить себе, как Мария, подавив в себе все эмоции, хладнокровно анализирует характер и поступки Шарп, занятой своим делом. А дело это – добиться предъявления Марии обвинения в убийстве, посему Мария была настроена весьма решительно.
– Я уверен, – заметил он, – что каждый выверт Марни рассчитан на то, чтобы воздействовать на твою психику.
– Эта так. – Голос Марии сделался холоден. – Но я не поддамся ей.
– Я в тебе уверен. В ее взгляде снова появилась ирония:
– Да? Это я могу допустить.
Пэйджит улыбнулся. Уверен он был только в решительности Марии и скептически относился к тому, что можно не беспокоиться по поводу ее виновности. Ему хотелось прокрутить свою жизнь, как видеоленту, попасть в тот момент, когда ее выступление уже позади, защита была успешной и удалось уберечь Карло от их секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
– Спасибо. Возможно, придет время, и я объясню все семье независимо от того, как будут складываться дела здесь. Но в какой момент это произойдет и произойдет ли, я должна решить сама.
– В конечном итоге, – проговорила Кэролайн, – может получиться так, что я вынуждена буду заставить вас сделать это. Необходимость такого решения будет тяготить меня. Но это часть судейской миссии. Может быть, вы будете более снисходительны ко мне после этого объяснения.
– Несомненно.
– Конечно же, у сексуальности широкий спектр. Но вы могли этого не знать в девятнадцать лет. Как кажется, многие люди сталкиваются с подобными трудностями, причем происходит это в любом возрасте. – Слова Кэролайн Мастерс звучали медленно и отчетливо, как будто для того, чтобы Линдси непременно услышала ее. – За почти двадцать лет работы адвокатом и теперь судьей я близко соприкасалась с проблемами виновности и невиновности – как моральными, так и правовыми. Из всех людей, имеющих отношение к гибели Лауры Чейз, вы, как мне кажется, пострадали больше всех, хотя виноваты менее других. Не судите себя строго.
В глазах Линдси Колдуэлл было удивление. Неожиданно Кэролайн встала, протянула руку:
– Удачи вам, мисс Колдуэлл. Актриса пожала ей руну.
– Удачи и вам, – тихо сказала она. – Спасибо. Судья Мастерс вызвала своего помощника. Не прошло и минуты, как Линдси и Терри, сопровождаемые двумя бейлифами, спускались в грузовом лифте, думая каждая о своем. Наконец Линдси повернулась к Терри:
– Вы хорошо действовали, Терри. Она, как мне кажется, собиралась вынести решение не в вашу пользу.
– Мне тоже так кажется.
Они оказались в подземном гараже. Черный лимузин актрисы с непрозрачными стеклами был припаркован у лифта. Бейлифы, повернувшись, ушли, шофер Линдси Колдуэлл ждал по другую сторону автомобиля.
– Похоже, – улыбнулась Линдси, – я уеду, как приехала, – анонимно. Такое счастье не часто выпадает.
После небольшой паузы Терри произнесла:
– Не знаю, как вас благодарить.
– Не нужно меня благодарить, я это не ради вас сделала. У меня на самом деле не было выбора.
Терри посмотрела ей в глаза:
– По крайней мере, Кэролайн Мастерс старалась сделать все это терпимее. Больше чем когда-либо, я готова восхищаться ею.
– Ею можно восхищаться – она замечательная женщина. – Линдси помолчала, потом добавила тихо: – Но я думаю, здесь что-то еще – связанное с какими-то особыми чувствами. Что-то глубоко личное.
Прежде чем Терри смогла спросить о чем-либо, Линдси Колдуэлл коснулась ее плеча:
– Желаю вам всего хорошего.
И исчезла в лимузине. Терри смотрела, как он вырулил к выездному пандусу и исчез – черный лимузин с невидимым пассажиром.
2
Кристофер Пэйджит наливал в бокал Марии Карелли красное вино.
– Мне кажется, ты любишь кьянти.
– Любила еще до того, как мы с тобой познакомились. – Ее голос звучал сухо. – Но особенно оценила его, живя в Риме.
Пэйджит уловил в замечании горестный оттенок, в котором смешались: гордость за то, чего ей удалось достичь, и страх, что может наступить время, когда, вспоминая Рим, она будет думать о том, что никогда больше не увидит его.
Пэйджит поднял бокал с вином:
– За Рим.
Слегка улыбнувшись, Мария коснулась его бокала своим.
– За Рим, – подхватила она. – И за то, чтобы завтра повезло.
Воскресным вечером они сидели в библиотеке Пэйджита. Был на исходе четвертый, и последний, день репетиций выступления Марии. Первые два дня они устраняли ошибки и сомнительные места, тщательно проработали ее показания Монку, составляли, исправляли, сокращали словесные формулировки ответов. Уик-энд Пэйджит посвятил репетиции допроса.
И вот теперь, когда на улице стемнело, работа была закончена.
– Ты хорошо поработала, – сказал он. – Единственное, что от тебя теперь требуется, – сохранять настороженность и спокойствие.
Улыбка Марии стала ироничной.
– Настороженность и спокойствие, – повторила она. – Чего проще! И как раз то, что требуется от настоящего убийцы.
Пэйджиту была ясна подоплека высказывания: это была колкость умной женщины, от которой правды не ждут и в правдивость которой не верят. Он подумал о том, что по-настоящему жутко было бы услышать от нее жалобу – в завуалированной форме, со скрываемой горечью – на то, что Шарп – а возможно, и Пэйджит – верит в ее способность убить.
– Думаю, Кэролайн достаточно подготовлена к твоему выступлению, – произнес он наконец. – Допустит она публичное выступление Раппапорт и Колдуэлл или нет, но они произвели на нее впечатление. А это значит, что судья Мастерс думает теперь больше о том, кто таков Ренсом, чем о том, кто есть ты.
И, конечно же, мне хотелось бы знать, кто есть ты, подумал Пэйджит. Но не сказал об этом вслух: факт лжесвидетельства Марии не обсуждался, они смотрели на него как на проблему профессиональную, а не моральную; кроме того, и тот, и другая относились друг к другу со всей возможной предупредительностью. После четырех дней совместной работы Пэйджит твердо усвоил две вещи: Мария обладает хорошей реакцией и у нее по-прежнему очень высокая самодисциплина.
Как в контрапункте, ее лицо появилось на экране телевизора, стоявшего в углу: вначале ее показали молодой свидетельницей на сенатских слушаниях, потом – женщиной, обвиняемой в убийстве.
– Завтра утром, – послышался голос за кадром, – для Марии Карелли наступит самый критический момент процесса, а может быть, и всей жизни. Момент, когда она будет давать показания.
Мария взглянула на экран, потом на Пэйджита:
– Не беспокойся. Я не провалюсь. Что бы ты ни думал обо мне, ты не можешь не знать, что это так.
Это было преподнесено как простая констатация факта, но в тоне голоса Марии Пэйджит ощутил сталь.
– Марни Шарп нельзя недооценивать, – напомнил он. Мария вытянула ноги.
– Я изучала ее, Крис. Знаю, чего от нее ждать. Пэйджиту было совсем не трудно представить себе, как Мария, подавив в себе все эмоции, хладнокровно анализирует характер и поступки Шарп, занятой своим делом. А дело это – добиться предъявления Марии обвинения в убийстве, посему Мария была настроена весьма решительно.
– Я уверен, – заметил он, – что каждый выверт Марни рассчитан на то, чтобы воздействовать на твою психику.
– Эта так. – Голос Марии сделался холоден. – Но я не поддамся ей.
– Я в тебе уверен. В ее взгляде снова появилась ирония:
– Да? Это я могу допустить.
Пэйджит улыбнулся. Уверен он был только в решительности Марии и скептически относился к тому, что можно не беспокоиться по поводу ее виновности. Ему хотелось прокрутить свою жизнь, как видеоленту, попасть в тот момент, когда ее выступление уже позади, защита была успешной и удалось уберечь Карло от их секретов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167