В то время я вся принадлежала ей, и она была нежна со мной. – Линдси смолкла, обернулась к Терри – в глазах боль. – Она хотела, чтобы именно так кто-нибудь был нежен с ней. Потом она сказала мне, что ни разу до этого не была с женщиной. И что это как будто изобретаешь свой собственный язык, вместо того чтобы говорить на чужом. И теперь мы будем изобретать его вместе. Какое-то время я просто лежала, положив голову в ее лоно, слушала ее. После этого повернуть голову было совсем уже не сложно. Так продолжалось неделю.
Рассказчица снова смотрела вдаль, следя за одинокой чайкой, спикировавшей на песчаную полосу у самой воды.
– Мы вместе ходили на студию, вернувшись домой, готовили обед и ничего не пили, кроме молока. Каждый вечер купались, голые. Потом она вытирала меня полотенцем и помогала репетировать роли. Возилась со мной, как с ребенком. Нужно ей было совсем немного. Заботиться обо мне так, как ей хотелось бы, чтобы кто-то заботился о ней. И чтобы на ее любовь отвечали любовью. – Линдси помедлила. – В ту единственную неделю было все, как ей хотелось.
Терри молчала. Как много в человеческих судьбах, думала она, тайн – таких интимных, что постороннему не расскажешь, и таких мучительных, что не забудешь никогда. Наконец она спросила:
– Ренсом знал об этом?
Актриса следила за чайкой.
– Частично. Не все.
Терри, подумав, продолжала:
– Что он хотел от вас?
Взгляд сделался холодным:
– Встречу наедине. В номере отеля.
– Как вам кажется, что это означало?
– Посягательство на мою честь. На ту нежность, которую проявляла ко мне Лаура, рассчитывать не приходилось. Если у меня и были какие-либо сомнения на этот счет, после Марии Карелли они исчезли.
– Вы собирались пойти?
– Я собиралась все выслушать и потом как-нибудь договориться с ним. – Голос ее стал решительным. – У меня двое детей, муж, которого я очень люблю и не хочу, чтобы он страдал. Я уверена: они постарались бы понять, но все же… А другие, те, кто видят во мне символ женского движения, мои друзья, мои враги? Вы представляете, какой будет фурор, если окажется, что президент женской организации в свое время была бисексуальной?
Терри кивнула:
– Да, представляю.
Линдси на мгновение задумалась.
– Двадцать лет назад я поняла, что в любое время, в любую эпоху человек бывает разным. Но есть множество людей, которым это понять трудней, чем формулу "равная плата за равный труд", и я не хочу лишний раз давать повод всяким вахлакам поиздеваться над подобными отношениями. К тому же это означало бы для меня конец общественной деятельности.
Терри почувствовала нечто невысказанное за словами собеседницы.
– Что еще, – мягко спросила она, – знал Ренсом?
Во взгляде Линдси появилось изумление:
– О чем вы?
– Но ведь вы же хотели, чтобы Ренсом рассказал вам нечто, чего вы не знали. – Терри прямо и открыто смотрела на нее. – Точно так же вы надеялись, что я смогу вам это рассказать.
Лицо актрисы менялось на глазах – удивление сменилось покорностью судьбе, потом невыразимая мука отразилась на нем. Но в то же время во взгляде, устремленном на Терри, впервые мелькнула искорка интереса.
– У вас поразительная способность, – заметила она, – молчать, даже замереть, когда слушаете кого-нибудь. И человек не сразу понимает, что вы узнали гораздо больше, чем он хотел рассказать вам.
Терри была удивлена – похоже, мисс Колдуэлл говорила правду, хотя даже она сама не знала за собой такой способности.
– Но это никому не приносит вреда, – возразила она. Линдси молча рассматривала ее. Наконец сказала:
– Давайте прогуляемся! Мне хочется на волю.
Терри сбросила туфли на высоких каблуках. По деревянной лестнице они спустились на берег и зашагали по песку. Актриса походила на отпускницу, а ее спутница – на секретаршу респектабельной фирмы. Мы, наверное, выглядели бы забавной парочкой, подумала Терри, если бы не выражение лица Линдси.
– Именно на той неделе, – начала та, – Лаура рассказала мне о Джеймсе Кольте.
Терри с удивлением посмотрела на нее.
– А сколько времени прошло после этого до ее самоубийства?
Линдси, наклонившись, закатала джинсы. Спокойно ответила:
– Дней десять или около того.
По ее тону Терри поняла, что вопросы больше задавать не следует. Они молча пошли дальше.
Спустя некоторое время актриса заговорила снова:
– До меня, разумеется, и раньше доходили слухи. О том, что она и Кольт тайно встречаются, и даже о том, что она мечтает стать "первой леди" – конечно, это было невозможно. И все же странно было услышать от нее о том, как она занимается любовью с "будущим лидером свободного мира" Так она шутливо называла его – белокурого красавца, который с экранов телевизоров говорил о мужестве и самопожертвовании, о социальной справедливости. – Колдуэлл посмотрела на Терри. – После того, что я узнала, у меня стало скверно на душе. Джеймс Кольт был для меня героем, и я от всей души желала, чтобы он оказался немного лучше хотя бы тех последних шестерых парней, с которыми я переспала. Чтобы он оказался слишком хорошим и не воспользовался слабостью Лауры, как очередной нечистоплотный продюсер, который окучивал ее где-нибудь на кушетке, а потом как ни в чем не бывало возвращался домой к жене и сыну. Теперь я поняла, что худшим во всем этом было то, как сама Лаура относилась к нему.
Он был таинственной силой, которую она не понимала. Лаура хотела веровать в него, но в то же время в глубине души таила на него обиду – она называла его "всемогущим богом" так же часто, как и по имени. Одно было ясно: Лаура принадлежала ему всецело. Даже ее шуточки на его счет были рабскими остротами. – Рассказчица замолчала, ссутулилась. – Все это наводило меня на размышления о собственной судьбе.
Терри посмотрела на нее:
– Значит, Лаура вас кое-чему научила?
– Вы даже представить себе не можете, как много мне дали ее уроки. – Она застыла неподвижно, глядя вдаль. – Я была там в тот вечер, когда Джеймс Кольт договаривался с ней о встрече в Палм-Спрингс.
Терри молчала, пораженная.
Повернувшись к воде, Линдси стояла там, где, достигая своей наивысшей точки, волны исчезали в песке. Ветер ерошил ее темно-желтые волосы, отливавшие на солнце золотом.
– Мы были в ее доме, – тем же ровным тоном рассказывала актриса, – в розовой спальне с огромным зеркалом на потолке, его сделали по заказу одного из ее мужей. Я лежала, положив голову на плечо Лауры, видела в зеркале, как она гладит мои волосы.
На какое-то мгновение в голосе зазвучали мечтательные нотки.
– Я не испытывала ни радости, ни печали. Только умиротворение и одновременно какое-то чувство утраты. Как будто это была не я сама, а лишь оболочка, где я помещалась до той поры, пока что-то не изменилось во мне и я не переселилась в иной образ, не похожий на тот, в котором пришла сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Рассказчица снова смотрела вдаль, следя за одинокой чайкой, спикировавшей на песчаную полосу у самой воды.
– Мы вместе ходили на студию, вернувшись домой, готовили обед и ничего не пили, кроме молока. Каждый вечер купались, голые. Потом она вытирала меня полотенцем и помогала репетировать роли. Возилась со мной, как с ребенком. Нужно ей было совсем немного. Заботиться обо мне так, как ей хотелось бы, чтобы кто-то заботился о ней. И чтобы на ее любовь отвечали любовью. – Линдси помедлила. – В ту единственную неделю было все, как ей хотелось.
Терри молчала. Как много в человеческих судьбах, думала она, тайн – таких интимных, что постороннему не расскажешь, и таких мучительных, что не забудешь никогда. Наконец она спросила:
– Ренсом знал об этом?
Актриса следила за чайкой.
– Частично. Не все.
Терри, подумав, продолжала:
– Что он хотел от вас?
Взгляд сделался холодным:
– Встречу наедине. В номере отеля.
– Как вам кажется, что это означало?
– Посягательство на мою честь. На ту нежность, которую проявляла ко мне Лаура, рассчитывать не приходилось. Если у меня и были какие-либо сомнения на этот счет, после Марии Карелли они исчезли.
– Вы собирались пойти?
– Я собиралась все выслушать и потом как-нибудь договориться с ним. – Голос ее стал решительным. – У меня двое детей, муж, которого я очень люблю и не хочу, чтобы он страдал. Я уверена: они постарались бы понять, но все же… А другие, те, кто видят во мне символ женского движения, мои друзья, мои враги? Вы представляете, какой будет фурор, если окажется, что президент женской организации в свое время была бисексуальной?
Терри кивнула:
– Да, представляю.
Линдси на мгновение задумалась.
– Двадцать лет назад я поняла, что в любое время, в любую эпоху человек бывает разным. Но есть множество людей, которым это понять трудней, чем формулу "равная плата за равный труд", и я не хочу лишний раз давать повод всяким вахлакам поиздеваться над подобными отношениями. К тому же это означало бы для меня конец общественной деятельности.
Терри почувствовала нечто невысказанное за словами собеседницы.
– Что еще, – мягко спросила она, – знал Ренсом?
Во взгляде Линдси появилось изумление:
– О чем вы?
– Но ведь вы же хотели, чтобы Ренсом рассказал вам нечто, чего вы не знали. – Терри прямо и открыто смотрела на нее. – Точно так же вы надеялись, что я смогу вам это рассказать.
Лицо актрисы менялось на глазах – удивление сменилось покорностью судьбе, потом невыразимая мука отразилась на нем. Но в то же время во взгляде, устремленном на Терри, впервые мелькнула искорка интереса.
– У вас поразительная способность, – заметила она, – молчать, даже замереть, когда слушаете кого-нибудь. И человек не сразу понимает, что вы узнали гораздо больше, чем он хотел рассказать вам.
Терри была удивлена – похоже, мисс Колдуэлл говорила правду, хотя даже она сама не знала за собой такой способности.
– Но это никому не приносит вреда, – возразила она. Линдси молча рассматривала ее. Наконец сказала:
– Давайте прогуляемся! Мне хочется на волю.
Терри сбросила туфли на высоких каблуках. По деревянной лестнице они спустились на берег и зашагали по песку. Актриса походила на отпускницу, а ее спутница – на секретаршу респектабельной фирмы. Мы, наверное, выглядели бы забавной парочкой, подумала Терри, если бы не выражение лица Линдси.
– Именно на той неделе, – начала та, – Лаура рассказала мне о Джеймсе Кольте.
Терри с удивлением посмотрела на нее.
– А сколько времени прошло после этого до ее самоубийства?
Линдси, наклонившись, закатала джинсы. Спокойно ответила:
– Дней десять или около того.
По ее тону Терри поняла, что вопросы больше задавать не следует. Они молча пошли дальше.
Спустя некоторое время актриса заговорила снова:
– До меня, разумеется, и раньше доходили слухи. О том, что она и Кольт тайно встречаются, и даже о том, что она мечтает стать "первой леди" – конечно, это было невозможно. И все же странно было услышать от нее о том, как она занимается любовью с "будущим лидером свободного мира" Так она шутливо называла его – белокурого красавца, который с экранов телевизоров говорил о мужестве и самопожертвовании, о социальной справедливости. – Колдуэлл посмотрела на Терри. – После того, что я узнала, у меня стало скверно на душе. Джеймс Кольт был для меня героем, и я от всей души желала, чтобы он оказался немного лучше хотя бы тех последних шестерых парней, с которыми я переспала. Чтобы он оказался слишком хорошим и не воспользовался слабостью Лауры, как очередной нечистоплотный продюсер, который окучивал ее где-нибудь на кушетке, а потом как ни в чем не бывало возвращался домой к жене и сыну. Теперь я поняла, что худшим во всем этом было то, как сама Лаура относилась к нему.
Он был таинственной силой, которую она не понимала. Лаура хотела веровать в него, но в то же время в глубине души таила на него обиду – она называла его "всемогущим богом" так же часто, как и по имени. Одно было ясно: Лаура принадлежала ему всецело. Даже ее шуточки на его счет были рабскими остротами. – Рассказчица замолчала, ссутулилась. – Все это наводило меня на размышления о собственной судьбе.
Терри посмотрела на нее:
– Значит, Лаура вас кое-чему научила?
– Вы даже представить себе не можете, как много мне дали ее уроки. – Она застыла неподвижно, глядя вдаль. – Я была там в тот вечер, когда Джеймс Кольт договаривался с ней о встрече в Палм-Спрингс.
Терри молчала, пораженная.
Повернувшись к воде, Линдси стояла там, где, достигая своей наивысшей точки, волны исчезали в песке. Ветер ерошил ее темно-желтые волосы, отливавшие на солнце золотом.
– Мы были в ее доме, – тем же ровным тоном рассказывала актриса, – в розовой спальне с огромным зеркалом на потолке, его сделали по заказу одного из ее мужей. Я лежала, положив голову на плечо Лауры, видела в зеркале, как она гладит мои волосы.
На какое-то мгновение в голосе зазвучали мечтательные нотки.
– Я не испытывала ни радости, ни печали. Только умиротворение и одновременно какое-то чувство утраты. Как будто это была не я сама, а лишь оболочка, где я помещалась до той поры, пока что-то не изменилось во мне и я не переселилась в иной образ, не похожий на тот, в котором пришла сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167