Потому что она – единственная, кто знает.
– Вы хотите сказать, что она не даст о себе знать?
– Нет, не это. – Терри сделала вдох, принуждая себя говорить медленней и отчетливей. – Я хочу сказать, что, рассказав о себе, она поможет прежде всего самой себе. Потому что, если ее изнасиловали, она до тех пор прятала в себе воспоминания об этом, пока не превратилась в совершенно другого человека.
Кук кивнул:
– Вы явно сочувствуете людям, которых разыскиваете.
Отвернувшись от камеры, Терри почувствовала, как оборвались незримые нити, связывающие ее с женщиной, которую она представляла себе.
– Я проходила практику адвокатом по делам об изнасиловании. На юридическом.
Мгновение Кук смотрел на нее. Потом произнес:
– Тереза Перальта, Мария Карелли – спасибо за выступление в вечерних новостях Си-эн-эн.
Интервью закончилось.
Мария, выглядевшая обескураженной, придя в себя, уронила только:
– Спасибо.
Терри не ответила.
В лифте Мария заговорила:
– Неудивительно, что вы нервничали. У вас никакого представления ни о телевидении, ни о том, как помочь мне.
Терри обернулась к ней. Спросила очень мягко:
– Чего не скажешь о вас, не так ли?
Мария посмотрела, как будто собираясь ответить, но сказала лишь:
– В два у меня встреча. Мне надо переодеться. Пожалуйста, отвезите меня в отель…
… И теперь, шестью часами позже, Терри сидела рядом с Ричи на диване, смотрела выпуск новостей. Елена играла рядом кубиками, подаренными Карло.
Показали клип с Марией Карелли, обращающейся к толпе на ступеньках Дворца правосудия. В простой блузке и юбке, без лидерских замашек – у нее был вид настоящей жертвы; каждый раз, когда толпа разражалась аплодисментами, Терри чувствовала, что это не может не оказать своего воздействия на Маккинли Брукса.
– Вы пришли сюда, – говорила Мария, – потому что поверили мне. За это я вам очень благодарна. Вы собрались не только ради меня – ради всякой женщины, пережившей стыд и трагедию изнасилования.
– Очень хорошо, – одобрил Ричи. – Не замыкается в рамках частного случая, говорит не только о себе.
Терри кивнула:
– Это, конечно, хорошо. Только не думаю, что этим можно задеть за живое потенциальных свидетелей.
– Еще раньше, – звучал голос комментатора, – мисс Карелли и один из ее адвокатов, Тереза Перальта, обратились к женщинам, которые подвергались надругательству со стороны Марка Ренсома, с настоятельной просьбой дать свидетельские показания.
У обратившейся к телезрителям Марии рассудочность явно сквозила и во взгляде, и в тоне голоса. Лицо, хотя и скорбное, было спокойным.
– И здесь она тоже хорошо выступает, – заметил Ричи. Когда камера наплыла на Терри, вид собственного лица поразил ее: она выглядела неуверенной, смущенной и больше походила на жертву, чем на адвоката жертвы. Терри вспыхнула. Услышала собственный голос – в голосе оказалось меньше твердости, чем ей представлялось:
– … она до тех пор прятала в себе воспоминания об этом, пока не превратилась в совершенно другого человека.
Передача закончилась. Терри сидела на диване, скрестив руки, краем уха слушала лепет игравшей Елены.
– Не знаю, Терри, – заговорил наконец Ричи. – Не уверен, что получилось то, чего ты хотела.
Он говорил так, будто хотел утешить ее, убедить в том, что в следующий раз непременно получится удачней. Будто не знал, как знала она, что следующего раза не будет.
– Я выступила настолько хорошо, насколько смогла.
– Знаю, Тер. Тон был неверный, в этом все дело. Сидит женщина, которую ты себе представляешь, – вот рядом ее муж, ребенок… Она подумает и не решится снять телефонную трубку. – Ричи безнадежно пожал плечами. – Не стоит ее осуждать. Думаю, немало женщин по собственной воле оказываются в ситуациях, которых – они это прекрасно знают – следует избегать. То есть сами себя ставят в такое положение.
Терри не отвечала. Наконец сказала:
– Поиграю с Еленой. Включи телефон на запись. Может быть, кто-нибудь позвонит.
– Конечно. – Помолчав, Ричи спросил: – Как насчет обеда?
– Я немного устала. Не приготовишь ли макароны с сыром? Елена поможет.
– А может быть, закажем пиццу? Мне еще надо поработать на компьютере.
Терри посмотрела на него:
– Только без перца. Елена не любит.
Когда принесли пиццу, поперчена была только порция Ричи. Ни одного сообщения по телефону не было.
– Очень плохо, – сочувственно проговорил Ричи. – Получилось, как я и предполагал.
Четырьмя часами позже, когда Терри проверила в седьмой раз, записи по-прежнему не было. Ричи уже спал.
Терри, бесшумно раздевшись, облачилась в длинную тенниску. Легла рядом с Ричи, смотрела на циферблат будильника, отсчитывающего ее бессонные минуты.
В час сорок пять она проснулась.
Звонил телефон.
Она вскочила, протянула руку, чтобы схватить трубку, прежде чем Ричи проснется.
– Алло.
В ответ – слабое гудение, голоса не было слышно. Задвигался Ричи.
– Что за черт…
Терри положила руку ему на плечо. Повторила в трубку:
– Алло.
Еще какое-то мгновение слышался только гул, потом женский голос спросил:
– Это Тереза Перальта?
Терри внутренне напряглась.
– Да. Это я.
– Я узнала ваш голос. – Снова пауза. – Извините за поздний звонок. Но я не могла уснуть.
– Как вы узнали мой домашний номер?
– Я вначале позвонила в справочную. – Женщина рассмеялась дребезжащим смехом. – Если бы с третьей попытки не связалась с Беркли – не стала бы звонить.
– Все нормально. – Терри помедлила. – Вы можете назвать себя?
– Да. – Новая пауза. – Меня зовут Марси Линтон.
Мгновение Терри вспоминала:
– Писательница?
– Вы читали меня?
– Да. – Терри почувствовала запоздалое удивление. – В "Нью-йоркере".
– Очень приятно. – Вежливые слова были сказаны искренним тоном – как будто и глухой ночью Марси Линтон было приятно узнать, что незнакомка читала ее рассказы. – А я смотрела вас по телевизору. И была очень тронута.
– Да?
– Да. – Финальная пауза. – Вы обращались именно ко мне.
4
За три дня до предварительного слушания Тереза Перальта во взятом напрокат "форде-эскорте" с шипованной резиной ехала долиной в Скалистых горах – вздымались черные и белые зубцы вершин, поросшие лесом склоны были так круты, что казалось вот-вот опрокинутся на грунтовую дорогу. Слева отвесная дамба спускалась к потоку, его серые и серебряные водовороты разбивались о стволы и ветви застрявшего на отмели сплавного леса, белого от свежевыпавшего снега. Дорога впереди была покрыта льдом и в лучах утреннего солнца ослепительно сверкала.
Терри включила пониженную передачу. Она забыла взять солнцезащитные очки и теперь, щурясь от нестерпимого блеска, осторожно вела машину, испытывая при этом огромное напряжение – ей впервые пришлось ехать по зеркально-гладкой ледовой поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
– Вы хотите сказать, что она не даст о себе знать?
– Нет, не это. – Терри сделала вдох, принуждая себя говорить медленней и отчетливей. – Я хочу сказать, что, рассказав о себе, она поможет прежде всего самой себе. Потому что, если ее изнасиловали, она до тех пор прятала в себе воспоминания об этом, пока не превратилась в совершенно другого человека.
Кук кивнул:
– Вы явно сочувствуете людям, которых разыскиваете.
Отвернувшись от камеры, Терри почувствовала, как оборвались незримые нити, связывающие ее с женщиной, которую она представляла себе.
– Я проходила практику адвокатом по делам об изнасиловании. На юридическом.
Мгновение Кук смотрел на нее. Потом произнес:
– Тереза Перальта, Мария Карелли – спасибо за выступление в вечерних новостях Си-эн-эн.
Интервью закончилось.
Мария, выглядевшая обескураженной, придя в себя, уронила только:
– Спасибо.
Терри не ответила.
В лифте Мария заговорила:
– Неудивительно, что вы нервничали. У вас никакого представления ни о телевидении, ни о том, как помочь мне.
Терри обернулась к ней. Спросила очень мягко:
– Чего не скажешь о вас, не так ли?
Мария посмотрела, как будто собираясь ответить, но сказала лишь:
– В два у меня встреча. Мне надо переодеться. Пожалуйста, отвезите меня в отель…
… И теперь, шестью часами позже, Терри сидела рядом с Ричи на диване, смотрела выпуск новостей. Елена играла рядом кубиками, подаренными Карло.
Показали клип с Марией Карелли, обращающейся к толпе на ступеньках Дворца правосудия. В простой блузке и юбке, без лидерских замашек – у нее был вид настоящей жертвы; каждый раз, когда толпа разражалась аплодисментами, Терри чувствовала, что это не может не оказать своего воздействия на Маккинли Брукса.
– Вы пришли сюда, – говорила Мария, – потому что поверили мне. За это я вам очень благодарна. Вы собрались не только ради меня – ради всякой женщины, пережившей стыд и трагедию изнасилования.
– Очень хорошо, – одобрил Ричи. – Не замыкается в рамках частного случая, говорит не только о себе.
Терри кивнула:
– Это, конечно, хорошо. Только не думаю, что этим можно задеть за живое потенциальных свидетелей.
– Еще раньше, – звучал голос комментатора, – мисс Карелли и один из ее адвокатов, Тереза Перальта, обратились к женщинам, которые подвергались надругательству со стороны Марка Ренсома, с настоятельной просьбой дать свидетельские показания.
У обратившейся к телезрителям Марии рассудочность явно сквозила и во взгляде, и в тоне голоса. Лицо, хотя и скорбное, было спокойным.
– И здесь она тоже хорошо выступает, – заметил Ричи. Когда камера наплыла на Терри, вид собственного лица поразил ее: она выглядела неуверенной, смущенной и больше походила на жертву, чем на адвоката жертвы. Терри вспыхнула. Услышала собственный голос – в голосе оказалось меньше твердости, чем ей представлялось:
– … она до тех пор прятала в себе воспоминания об этом, пока не превратилась в совершенно другого человека.
Передача закончилась. Терри сидела на диване, скрестив руки, краем уха слушала лепет игравшей Елены.
– Не знаю, Терри, – заговорил наконец Ричи. – Не уверен, что получилось то, чего ты хотела.
Он говорил так, будто хотел утешить ее, убедить в том, что в следующий раз непременно получится удачней. Будто не знал, как знала она, что следующего раза не будет.
– Я выступила настолько хорошо, насколько смогла.
– Знаю, Тер. Тон был неверный, в этом все дело. Сидит женщина, которую ты себе представляешь, – вот рядом ее муж, ребенок… Она подумает и не решится снять телефонную трубку. – Ричи безнадежно пожал плечами. – Не стоит ее осуждать. Думаю, немало женщин по собственной воле оказываются в ситуациях, которых – они это прекрасно знают – следует избегать. То есть сами себя ставят в такое положение.
Терри не отвечала. Наконец сказала:
– Поиграю с Еленой. Включи телефон на запись. Может быть, кто-нибудь позвонит.
– Конечно. – Помолчав, Ричи спросил: – Как насчет обеда?
– Я немного устала. Не приготовишь ли макароны с сыром? Елена поможет.
– А может быть, закажем пиццу? Мне еще надо поработать на компьютере.
Терри посмотрела на него:
– Только без перца. Елена не любит.
Когда принесли пиццу, поперчена была только порция Ричи. Ни одного сообщения по телефону не было.
– Очень плохо, – сочувственно проговорил Ричи. – Получилось, как я и предполагал.
Четырьмя часами позже, когда Терри проверила в седьмой раз, записи по-прежнему не было. Ричи уже спал.
Терри, бесшумно раздевшись, облачилась в длинную тенниску. Легла рядом с Ричи, смотрела на циферблат будильника, отсчитывающего ее бессонные минуты.
В час сорок пять она проснулась.
Звонил телефон.
Она вскочила, протянула руку, чтобы схватить трубку, прежде чем Ричи проснется.
– Алло.
В ответ – слабое гудение, голоса не было слышно. Задвигался Ричи.
– Что за черт…
Терри положила руку ему на плечо. Повторила в трубку:
– Алло.
Еще какое-то мгновение слышался только гул, потом женский голос спросил:
– Это Тереза Перальта?
Терри внутренне напряглась.
– Да. Это я.
– Я узнала ваш голос. – Снова пауза. – Извините за поздний звонок. Но я не могла уснуть.
– Как вы узнали мой домашний номер?
– Я вначале позвонила в справочную. – Женщина рассмеялась дребезжащим смехом. – Если бы с третьей попытки не связалась с Беркли – не стала бы звонить.
– Все нормально. – Терри помедлила. – Вы можете назвать себя?
– Да. – Новая пауза. – Меня зовут Марси Линтон.
Мгновение Терри вспоминала:
– Писательница?
– Вы читали меня?
– Да. – Терри почувствовала запоздалое удивление. – В "Нью-йоркере".
– Очень приятно. – Вежливые слова были сказаны искренним тоном – как будто и глухой ночью Марси Линтон было приятно узнать, что незнакомка читала ее рассказы. – А я смотрела вас по телевизору. И была очень тронута.
– Да?
– Да. – Финальная пауза. – Вы обращались именно ко мне.
4
За три дня до предварительного слушания Тереза Перальта во взятом напрокат "форде-эскорте" с шипованной резиной ехала долиной в Скалистых горах – вздымались черные и белые зубцы вершин, поросшие лесом склоны были так круты, что казалось вот-вот опрокинутся на грунтовую дорогу. Слева отвесная дамба спускалась к потоку, его серые и серебряные водовороты разбивались о стволы и ветви застрявшего на отмели сплавного леса, белого от свежевыпавшего снега. Дорога впереди была покрыта льдом и в лучах утреннего солнца ослепительно сверкала.
Терри включила пониженную передачу. Она забыла взять солнцезащитные очки и теперь, щурясь от нестерпимого блеска, осторожно вела машину, испытывая при этом огромное напряжение – ей впервые пришлось ехать по зеркально-гладкой ледовой поверхности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167