Попросту ничтожество. Это-то ее и оскорбило, а вовсе не соображения нравственности.
- Ты еще молода. Красива. Говорят, даже очень красива. Мне трудно судить об этом, ведь ты жена моего родственника. — Тирит шел за ней по пятам и без умолку говорил, словно опасаясь, что, замолчав, упустит ее. - Однако нашим супружеством мы — оба — почтим его память. Посторонний не вправе делить с тобой ложе. Признаться, я пока что не люблю тебя. Но в осознанном этом браке смысла больше, нежели любви. Вот увидишь, с годами мы полюбим друг друга. А если и не полюбим, то привяжемся один к другому, свыкнемся, притремся. И пусть не любовью, но уравновешенностью своей и прочностью наш союз будет лучшей местью врагам Гнела.
Парандзем остановилась, и складка на ее плече вновь беспокойно дернулась. Повернувшись, она посмотрела на Тирита в упор.
- Выходит, ты жертвуешь собой... ради Гнела?
- Но ведь такой же точно жертвы я требую и от тебя, -нашелся Тирит. — Выйти за меня без любви.
- Ты влюблен в меня, Тирит, - с ненавистью бросила ему в лицо Парандзем. - Ты с ума из-за меня сходишь. Твои глаза раздевают меня. Твое лицо, твои губы, твои руки источают, излучают страсть...
- Стыдно, Парандзем, - побледнел Тирит, почуяв нелепую погибель. - Возьми их обратно, бесовские эти слова.
- И лоб, и уши, и волосы...
- Очнись, Парандзем!.. Ради бога... Не забывай о нем...
- И весь ты, весь, весь...
- Бедный Гнел... Бедный мой брат...
Тирит выбежал из сада, всей душою поражаясь несправедливости мира, негодуя против нее. Ведь он же нужен Парандзем, нужен, нужен! Что с того, что она не понимает и не принимает этого, он-то ведь понимает, он-то ведь знает это наверняка.
Из-за нее он пошел на преступление, из-за нее потерял любимого брата, из-за любви к ней сделал так, чтобы она овдовела. Вот, значит, как сильно он любил, коль скоро готов был ввергнуть в пучину несчастья обожаемую женщину, го-
тов был принести столь великую жертву. Легко ли ему видеть свою богиню в этом тягчайшем положении, одетую в траур, с раной в сердце, с лицом, искаженным страданием и болью?
Откуда Парандзем знать, до чего неблагодарна она к Тириту?!
Встревоженный, Тирит остановился на полпути. Новая мысль поразила, скрутила и придавила его. Каково придется без него Парандзем? Если ей паче чаяния не удастся устроить свою жизнь... Если у нее недостанет сил быть счастливой...
Бедная Парандзем!
Глава двенадцатая
Тирит несколько раз наведывался к Айр-Мардпету домой и всякий раз получал от его телохранителя неизменный ответ: главный советник по внутренним делам принять не может.Хоть бы уж обманули, что ли, и тем самым уважили. Советника, дескать, нет дома, он занят, он болен, у него гости. Нет, не может принять.Судя по всему, дела у Тирита плохи. Мардпет ни минуты не сомневался — Парандзем укажет ему от ворот поворот. Да и что за женщина, тем более умная, согласиться взять в мужья этого противного, этого отвратительного молодчика, к тому же не бог весть какого богатого. Титул у него, правда, звучит недурно — князь царского рода, но внутри-то пустота. Разве сравнишь его с Гнелом...
Гнел отнюдь не заслужил смерти. Ибо был в высшей степени честен. Айр-Мардпет полагал, что на этом свете дозволено решительно все, но — только ему, что же касается прочих, то здесь он был весьма щепетилен. Превыше всего он ценил в людях честность, которая, кстати сказать, никогда лично ему не мешала, никогда не воздвигала препятствий на его пути. И вообще, кому до сих пор вредила честность? Честность — она так слаба и беззащитна, что, даже не числясь в рядах ее воителей, к ней нельзя не испытывать благорасположения.
Князь Гнел из игры выбыл. У приверженцев Византии не осталось ни одного Аршакуни, на которого можно было бы сделать ставку и кем можно было бы заменить царя. Значит, открывается свободная дорога для ставленника сторонников Персии.
Тирит? Не видать ему армянской короны как своих ушей. Покамест жив Айр-Мардпет, покамест он существует, человеку, позарившемуся на жену родича и пошедшему из-за того на преступление, не сесть на престол.
Да и почему, собственно, Тирит, а не он? Если уж Тириту охота знать, пускай намотает на ус: посредством этого его преступления старый лис, именуемый Айр-Мардпетом, убрал с дороги не только ставленника тех, кто настроен в пользу греков, но и заступил путь самому Тириту.
Одной стрелой — двух птиц.Стало быть, он предлагает себя? Айр-Мардпет, с ума сходивший от удовольствия, именуя себя старым лисом, с наслаждением оттягивал, разжевывал и пережевывал ответ. И хитро улыбнулся, играя с собой.
Живя долгие годы в одиночестве, он создал свое второе «я», которое стало для него чем-то вроде надмирного инобытия. Он беседовал с этим вторым «я», шутил, порою обманывал, издевался над ним, ставил его в глупое положение, кормил, купал, одевал и, считая младшим по возрасту, всячески опекал.
Этого еще недоставало — предлагать себя в цари. До такой степени опошлить страшное, неслыханное преступление. Превратиться в заурядного заговорщика, жалкого охотника за престолом.
Раз уж проливать кровь честного и отважного человека, раз уж это кровопролитие было и впрямь неизбежно, то для оправдания надобно постараться придать преступлению неопровержимый смысл. И он сделает это.
Решайся вопрос — Тирит или же Айр-Мардпет? — он бы без фарисейства сказал: царем, разумеется, должен стать Айр-Мардпет. Но ведь был еще Меружан Арцруни. Мог ли он с чистой совестью не признать, что единственный подходящий царь — это Меружан? Мог ли он быть истинным, любящим родину армянином и не согласиться с тем, что все преимущества, бесспорно, на стороне Меружана? Как бы ни желал того Айр-Мардпет, ему не найти ни одного пункта, по которому он превосходит Меружана.
Меружан моложе его. Красивее. Смешно даже сравнивать. А стране, помимо всего прочего, нужен красивый царь. Смелее его. Храбрее. Что еще? И умнее его. Умен, дьявол, что тут скажешь. Посмотришь ему в глаза, и как дважды два ясно: этот человек способен на великие де-
ла, и жаль держать его простым нахараром, пусть даже сидящим за царским столом на одном из самых почетных мест.Так что в итоге это преступление совершено ради блага страны. С тем, чтобы взамен царя, зараженного недугом Ар-шакавана, ею правил здоровый во всех отношениях властитель. И ответственность за гнусное и горестное убийство он берет только на себя, даже не пытаясь сделать Тирита соучастником.
А другие? Слепцы, что ли, эти другие, ежели хотели протащить в цари недотепу Тирита, запамятовав о таком орле, как Меружан? В том-то и дело, что не слепцы, а обыкновенные завистливые червяки, которым наплевать и на свою родину, и на свой народ.
И все же чего это Тирит настырно добивается встречи с ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
- Ты еще молода. Красива. Говорят, даже очень красива. Мне трудно судить об этом, ведь ты жена моего родственника. — Тирит шел за ней по пятам и без умолку говорил, словно опасаясь, что, замолчав, упустит ее. - Однако нашим супружеством мы — оба — почтим его память. Посторонний не вправе делить с тобой ложе. Признаться, я пока что не люблю тебя. Но в осознанном этом браке смысла больше, нежели любви. Вот увидишь, с годами мы полюбим друг друга. А если и не полюбим, то привяжемся один к другому, свыкнемся, притремся. И пусть не любовью, но уравновешенностью своей и прочностью наш союз будет лучшей местью врагам Гнела.
Парандзем остановилась, и складка на ее плече вновь беспокойно дернулась. Повернувшись, она посмотрела на Тирита в упор.
- Выходит, ты жертвуешь собой... ради Гнела?
- Но ведь такой же точно жертвы я требую и от тебя, -нашелся Тирит. — Выйти за меня без любви.
- Ты влюблен в меня, Тирит, - с ненавистью бросила ему в лицо Парандзем. - Ты с ума из-за меня сходишь. Твои глаза раздевают меня. Твое лицо, твои губы, твои руки источают, излучают страсть...
- Стыдно, Парандзем, - побледнел Тирит, почуяв нелепую погибель. - Возьми их обратно, бесовские эти слова.
- И лоб, и уши, и волосы...
- Очнись, Парандзем!.. Ради бога... Не забывай о нем...
- И весь ты, весь, весь...
- Бедный Гнел... Бедный мой брат...
Тирит выбежал из сада, всей душою поражаясь несправедливости мира, негодуя против нее. Ведь он же нужен Парандзем, нужен, нужен! Что с того, что она не понимает и не принимает этого, он-то ведь понимает, он-то ведь знает это наверняка.
Из-за нее он пошел на преступление, из-за нее потерял любимого брата, из-за любви к ней сделал так, чтобы она овдовела. Вот, значит, как сильно он любил, коль скоро готов был ввергнуть в пучину несчастья обожаемую женщину, го-
тов был принести столь великую жертву. Легко ли ему видеть свою богиню в этом тягчайшем положении, одетую в траур, с раной в сердце, с лицом, искаженным страданием и болью?
Откуда Парандзем знать, до чего неблагодарна она к Тириту?!
Встревоженный, Тирит остановился на полпути. Новая мысль поразила, скрутила и придавила его. Каково придется без него Парандзем? Если ей паче чаяния не удастся устроить свою жизнь... Если у нее недостанет сил быть счастливой...
Бедная Парандзем!
Глава двенадцатая
Тирит несколько раз наведывался к Айр-Мардпету домой и всякий раз получал от его телохранителя неизменный ответ: главный советник по внутренним делам принять не может.Хоть бы уж обманули, что ли, и тем самым уважили. Советника, дескать, нет дома, он занят, он болен, у него гости. Нет, не может принять.Судя по всему, дела у Тирита плохи. Мардпет ни минуты не сомневался — Парандзем укажет ему от ворот поворот. Да и что за женщина, тем более умная, согласиться взять в мужья этого противного, этого отвратительного молодчика, к тому же не бог весть какого богатого. Титул у него, правда, звучит недурно — князь царского рода, но внутри-то пустота. Разве сравнишь его с Гнелом...
Гнел отнюдь не заслужил смерти. Ибо был в высшей степени честен. Айр-Мардпет полагал, что на этом свете дозволено решительно все, но — только ему, что же касается прочих, то здесь он был весьма щепетилен. Превыше всего он ценил в людях честность, которая, кстати сказать, никогда лично ему не мешала, никогда не воздвигала препятствий на его пути. И вообще, кому до сих пор вредила честность? Честность — она так слаба и беззащитна, что, даже не числясь в рядах ее воителей, к ней нельзя не испытывать благорасположения.
Князь Гнел из игры выбыл. У приверженцев Византии не осталось ни одного Аршакуни, на которого можно было бы сделать ставку и кем можно было бы заменить царя. Значит, открывается свободная дорога для ставленника сторонников Персии.
Тирит? Не видать ему армянской короны как своих ушей. Покамест жив Айр-Мардпет, покамест он существует, человеку, позарившемуся на жену родича и пошедшему из-за того на преступление, не сесть на престол.
Да и почему, собственно, Тирит, а не он? Если уж Тириту охота знать, пускай намотает на ус: посредством этого его преступления старый лис, именуемый Айр-Мардпетом, убрал с дороги не только ставленника тех, кто настроен в пользу греков, но и заступил путь самому Тириту.
Одной стрелой — двух птиц.Стало быть, он предлагает себя? Айр-Мардпет, с ума сходивший от удовольствия, именуя себя старым лисом, с наслаждением оттягивал, разжевывал и пережевывал ответ. И хитро улыбнулся, играя с собой.
Живя долгие годы в одиночестве, он создал свое второе «я», которое стало для него чем-то вроде надмирного инобытия. Он беседовал с этим вторым «я», шутил, порою обманывал, издевался над ним, ставил его в глупое положение, кормил, купал, одевал и, считая младшим по возрасту, всячески опекал.
Этого еще недоставало — предлагать себя в цари. До такой степени опошлить страшное, неслыханное преступление. Превратиться в заурядного заговорщика, жалкого охотника за престолом.
Раз уж проливать кровь честного и отважного человека, раз уж это кровопролитие было и впрямь неизбежно, то для оправдания надобно постараться придать преступлению неопровержимый смысл. И он сделает это.
Решайся вопрос — Тирит или же Айр-Мардпет? — он бы без фарисейства сказал: царем, разумеется, должен стать Айр-Мардпет. Но ведь был еще Меружан Арцруни. Мог ли он с чистой совестью не признать, что единственный подходящий царь — это Меружан? Мог ли он быть истинным, любящим родину армянином и не согласиться с тем, что все преимущества, бесспорно, на стороне Меружана? Как бы ни желал того Айр-Мардпет, ему не найти ни одного пункта, по которому он превосходит Меружана.
Меружан моложе его. Красивее. Смешно даже сравнивать. А стране, помимо всего прочего, нужен красивый царь. Смелее его. Храбрее. Что еще? И умнее его. Умен, дьявол, что тут скажешь. Посмотришь ему в глаза, и как дважды два ясно: этот человек способен на великие де-
ла, и жаль держать его простым нахараром, пусть даже сидящим за царским столом на одном из самых почетных мест.Так что в итоге это преступление совершено ради блага страны. С тем, чтобы взамен царя, зараженного недугом Ар-шакавана, ею правил здоровый во всех отношениях властитель. И ответственность за гнусное и горестное убийство он берет только на себя, даже не пытаясь сделать Тирита соучастником.
А другие? Слепцы, что ли, эти другие, ежели хотели протащить в цари недотепу Тирита, запамятовав о таком орле, как Меружан? В том-то и дело, что не слепцы, а обыкновенные завистливые червяки, которым наплевать и на свою родину, и на свой народ.
И все же чего это Тирит настырно добивается встречи с ним?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124