По-армянски переругивались и по-армянски же успокаивались...
Васак избегал встреч с царем, в особенности после злополучной трапезы, когда тот объявил, что Аршакавану даруется право убежища, и нахарары прервали отношения с дворцом. А царь, похоже, не замечал его отсутствия и даже не любопытствовал, куда подевался спарапет. Ибо твердо знал: Васак принадлежит к разряду тех людей, которые, сколько
их ни обижай, сколь несправедливо с ними ни обходись, все равно остаются преданными до конца. Потому-то царь в жизни не бывал с ним щепетилен и мягок, в жизни не удостаивал особого внимания, без околичностей говорил все, что взбредет в голову, случалось даже, грубил и оскорблял. А между тем с врагами вел себя куда как осторожно и уважительно. Спарапет молча сносил это и никогда не бунтовал. Взбунтуется позже, когда дела пойдут на лад и у них с царем появится время...
Васак думать не думал о том, что он третье, после царя и католикоса, главенствующее лицо в стране. Должно быть, поэтому, невзирая на бесспорную любовь к нему народа, в мирные дни он не имел сколько-нибудь ощутимого влияния при дворе и почти не вмешивалря в политику. Большую часть своего времени он проводил в отдаленном и обособленном от мира и людей Шаапиване, главном воинском стане страны.
Воинская жизнь представлялась ему прямой и ясной, ни-какой болтовни, только приказы. Свыше было установлено, кто повелевает, а кто исполняет повеления. Отношения между людьми определялись не личными свойствами и на-клонностями, а высотою занимаемого положения. Слово имело лишь один смысл. Если ты говорил: вода холодна, это значило — не лезь в реку купаться. Не более того и не менее. А вот если вчера утром Нерсес Камсаракан возвел царю напраслину на Гарджуйла Хорхоруни, то это значило, что десять лет назад Гарджуйл Хорхоруни оклеветал и очернил Нерсеса Камсаракана в глазах бывшего царя Тирана.
Стоило спарапету войти во дворец, как ему повсюду мерещились ловушки и хитроумные сети, которыми обычно перерезают путь убегающему от погони зверю. А взамен выбывающих переполох труб и лая борзых — людские голоса, словечки, шепоток, плоская шутка венцевозлагателя и аспета Смбата Багратуни: «Ну, господин мой Мамиконян, когда же ты намерен защищать мою жизнь?» (да плевать мне на твою жизнь, болван ты этакий, и как же посмеялся надо мною пссвышний, дав тебя в союзники!); прячущиеся за улыбкой убийственные сплетни; откровенная ложь, цена которой известна всем, но которую только неискушенный спарапет немедля называет ложью; благоглупость, высказанная сановником, которую все дружно превозносят до небес, тогда как грубый и неотесанный спарапет артачится и перечит; лесть и лизоблюдство, которые принимаются всеми как должное И от которых дикарь спарапет теряется и, лишь бы не остаться в долгу, достает из кармана дорогую безделушку и протя-
гивает собеседнику... Сколько он их понаделал в часы досуга, деревянных таких фигурок! И в скольких домах красуются они на столах... чтобы тот, кто их вырезал, вырвался из окружения и чуть раньше воротился в Шаапиван. Но когда он узнал, что в Адамакерте, вотчине князей Ар-цруни, собралось несколько нахараров, среди которых и его братья, и что они едут в Тибзон — заключить союз с шахом и предложить ему свои услуги,— когда спарапет узнал это, он не выдержал: не говоря никому ни слова, никого не предупреждая и не теряя времени, вскочил на своего белого скакуна и один-одинешенек направился в логово врага.
«В сердце моем прежде всего обитает чувство истины, — писал, как повествует историк, Шапух Констанцию. — Обладая им, я никогда не совершал ничего такого, в чем мог бы впоследствии раскаяться. Посему я должен вернуть себе Армению и Междуречье, без всякого на то основания отнятые у моих дедов. Если желаешь внять разумному моему совету, откажись от небольшой своей провинции — предмета постоянной вражды и раздоров — ради возможности спокойно управлять остальными владениями. Знай, что и врачи в известных случаях отсекают и удаляют отдельные части тела, дабы сохранить здоровые члены».
Всю дорогу он мысленно убеждал соотечественников, что единственный для. них выход — объединиться и подчиниться царю, уговаривал сторонников Византии выбросить из головы решающий их довод: ныне, мол, у нас с византийцами общая вера, а сторонников Персии позабыть про то, что вчера, мол, мы с персами были единоверцы; молил, заклинал тех и других не разжигать междоусобиц и братоубийственной войны, не принуждать его, спарапета, истреблять армян, потому что, выступи он против армян, даже против ничтожной горстки, непременно потерпит поражение, а вот выступи он с немногочисленным своим воинством против несметных полчищ врага и вражеских боевых слонов — непременно одержит победу... Это верно, спарапет не удался ростом... Верно, у него короткие руки и короткие ноги... Ну и что? Мало побед приносил я вам? Мало врагов обращал в бегство, выходя на них с небольшим отрядом? Император и шах приходили в изумление и карали бездарных своих военачальников.
И напрасно. Те были вовсе не бездарны. Да и я не такой уж выдающийся полководец. Разгадка в ином, мысленно разъяснял он соотечественникам.. Сила больших народов — в их здравомыслии, сила малых народов — в безрассудстве. Большие народы возлагают надежды на действительное положение вещей, малые — на чудо. И тогда силы уравновешиваются: большие народы утрачивают свое превосходство, малые — избавляются от своих изъянов. Но стоит малому народу, уподобившись большому, начать тягаться с ним, как его наголову разбивают, громят в пух и прах. Вот и вся разгадка, и другой разгадки нет.
На границе Васпуракана Васак увидел перекрывших дорогу всадников. Он натянул поводья и взялся за меч. Неужто это конец? Неужто он в последний раз мысленно беседовал с соотчичами? Если и вправду так, то он еще много не досказал, во всяком случае главного он покуда не высказал. Не успел. Но успеет. Успеет! Время пока что есть. Предстоит схватка, кое-кого он сбросит с коней, кое-кого зарубит насмерть, ведь не допустит же он, чтобы его прирезали на месте, как курицу. Ведь он же вправе сделать последний вдох. И коли придется совсем туго, он успеет, делая последний выдох; мысленно высказать все...
В седле подбоченясь восседал Самвел, сын брата, и горделиво поглядывал на Васака. Дескать, попался, зачем пустился в путь тайком от нас?
— Мы не допустим тебя к ним, спарапет. И я говорю это не от своего имени, а от имени отечества.
Кровь бросилась Васаку в голову, и он в ярости заорал:
— Прочь с дороги, не то убью как собаку!
Самвела удивило, что спарапет не оценил его решимости, не разглядел, что перед ним не мальчишка, но сложившийся зрелый муж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Васак избегал встреч с царем, в особенности после злополучной трапезы, когда тот объявил, что Аршакавану даруется право убежища, и нахарары прервали отношения с дворцом. А царь, похоже, не замечал его отсутствия и даже не любопытствовал, куда подевался спарапет. Ибо твердо знал: Васак принадлежит к разряду тех людей, которые, сколько
их ни обижай, сколь несправедливо с ними ни обходись, все равно остаются преданными до конца. Потому-то царь в жизни не бывал с ним щепетилен и мягок, в жизни не удостаивал особого внимания, без околичностей говорил все, что взбредет в голову, случалось даже, грубил и оскорблял. А между тем с врагами вел себя куда как осторожно и уважительно. Спарапет молча сносил это и никогда не бунтовал. Взбунтуется позже, когда дела пойдут на лад и у них с царем появится время...
Васак думать не думал о том, что он третье, после царя и католикоса, главенствующее лицо в стране. Должно быть, поэтому, невзирая на бесспорную любовь к нему народа, в мирные дни он не имел сколько-нибудь ощутимого влияния при дворе и почти не вмешивалря в политику. Большую часть своего времени он проводил в отдаленном и обособленном от мира и людей Шаапиване, главном воинском стане страны.
Воинская жизнь представлялась ему прямой и ясной, ни-какой болтовни, только приказы. Свыше было установлено, кто повелевает, а кто исполняет повеления. Отношения между людьми определялись не личными свойствами и на-клонностями, а высотою занимаемого положения. Слово имело лишь один смысл. Если ты говорил: вода холодна, это значило — не лезь в реку купаться. Не более того и не менее. А вот если вчера утром Нерсес Камсаракан возвел царю напраслину на Гарджуйла Хорхоруни, то это значило, что десять лет назад Гарджуйл Хорхоруни оклеветал и очернил Нерсеса Камсаракана в глазах бывшего царя Тирана.
Стоило спарапету войти во дворец, как ему повсюду мерещились ловушки и хитроумные сети, которыми обычно перерезают путь убегающему от погони зверю. А взамен выбывающих переполох труб и лая борзых — людские голоса, словечки, шепоток, плоская шутка венцевозлагателя и аспета Смбата Багратуни: «Ну, господин мой Мамиконян, когда же ты намерен защищать мою жизнь?» (да плевать мне на твою жизнь, болван ты этакий, и как же посмеялся надо мною пссвышний, дав тебя в союзники!); прячущиеся за улыбкой убийственные сплетни; откровенная ложь, цена которой известна всем, но которую только неискушенный спарапет немедля называет ложью; благоглупость, высказанная сановником, которую все дружно превозносят до небес, тогда как грубый и неотесанный спарапет артачится и перечит; лесть и лизоблюдство, которые принимаются всеми как должное И от которых дикарь спарапет теряется и, лишь бы не остаться в долгу, достает из кармана дорогую безделушку и протя-
гивает собеседнику... Сколько он их понаделал в часы досуга, деревянных таких фигурок! И в скольких домах красуются они на столах... чтобы тот, кто их вырезал, вырвался из окружения и чуть раньше воротился в Шаапиван. Но когда он узнал, что в Адамакерте, вотчине князей Ар-цруни, собралось несколько нахараров, среди которых и его братья, и что они едут в Тибзон — заключить союз с шахом и предложить ему свои услуги,— когда спарапет узнал это, он не выдержал: не говоря никому ни слова, никого не предупреждая и не теряя времени, вскочил на своего белого скакуна и один-одинешенек направился в логово врага.
«В сердце моем прежде всего обитает чувство истины, — писал, как повествует историк, Шапух Констанцию. — Обладая им, я никогда не совершал ничего такого, в чем мог бы впоследствии раскаяться. Посему я должен вернуть себе Армению и Междуречье, без всякого на то основания отнятые у моих дедов. Если желаешь внять разумному моему совету, откажись от небольшой своей провинции — предмета постоянной вражды и раздоров — ради возможности спокойно управлять остальными владениями. Знай, что и врачи в известных случаях отсекают и удаляют отдельные части тела, дабы сохранить здоровые члены».
Всю дорогу он мысленно убеждал соотечественников, что единственный для. них выход — объединиться и подчиниться царю, уговаривал сторонников Византии выбросить из головы решающий их довод: ныне, мол, у нас с византийцами общая вера, а сторонников Персии позабыть про то, что вчера, мол, мы с персами были единоверцы; молил, заклинал тех и других не разжигать междоусобиц и братоубийственной войны, не принуждать его, спарапета, истреблять армян, потому что, выступи он против армян, даже против ничтожной горстки, непременно потерпит поражение, а вот выступи он с немногочисленным своим воинством против несметных полчищ врага и вражеских боевых слонов — непременно одержит победу... Это верно, спарапет не удался ростом... Верно, у него короткие руки и короткие ноги... Ну и что? Мало побед приносил я вам? Мало врагов обращал в бегство, выходя на них с небольшим отрядом? Император и шах приходили в изумление и карали бездарных своих военачальников.
И напрасно. Те были вовсе не бездарны. Да и я не такой уж выдающийся полководец. Разгадка в ином, мысленно разъяснял он соотечественникам.. Сила больших народов — в их здравомыслии, сила малых народов — в безрассудстве. Большие народы возлагают надежды на действительное положение вещей, малые — на чудо. И тогда силы уравновешиваются: большие народы утрачивают свое превосходство, малые — избавляются от своих изъянов. Но стоит малому народу, уподобившись большому, начать тягаться с ним, как его наголову разбивают, громят в пух и прах. Вот и вся разгадка, и другой разгадки нет.
На границе Васпуракана Васак увидел перекрывших дорогу всадников. Он натянул поводья и взялся за меч. Неужто это конец? Неужто он в последний раз мысленно беседовал с соотчичами? Если и вправду так, то он еще много не досказал, во всяком случае главного он покуда не высказал. Не успел. Но успеет. Успеет! Время пока что есть. Предстоит схватка, кое-кого он сбросит с коней, кое-кого зарубит насмерть, ведь не допустит же он, чтобы его прирезали на месте, как курицу. Ведь он же вправе сделать последний вдох. И коли придется совсем туго, он успеет, делая последний выдох; мысленно высказать все...
В седле подбоченясь восседал Самвел, сын брата, и горделиво поглядывал на Васака. Дескать, попался, зачем пустился в путь тайком от нас?
— Мы не допустим тебя к ним, спарапет. И я говорю это не от своего имени, а от имени отечества.
Кровь бросилась Васаку в голову, и он в ярости заорал:
— Прочь с дороги, не то убью как собаку!
Самвела удивило, что спарапет не оценил его решимости, не разглядел, что перед ним не мальчишка, но сложившийся зрелый муж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124