Теперь слишком поздно
возвращаться, ибо мы уже на Змеиной дороге и должны направляться на
восток. Он нашлет на тебя порчу, эшкирская сучка. Твои кости и жилы
исковеркаются, и ты будешь ходить калекой до конца дней.
Когда она сказала это, мне сделалось дурно, хотя ни малейшего
уважения к возможностям Сила я не питала. Однако пожелание зла может
причинить вред, если ненависть достаточно сильна. Но самое худшее, что
можно сделать, - это помочь нападающему своей верой.
- Заклинания Сила-козла не повредят мне, - отозвалась я. - Я обладаю
собственной магией - магией, которую я не обрушила на него прежде из
сострадания. Пусть бережется он, а не я.
- Ты, - зарычала она, - ты даже не умеешь говорить на нашем языке.
- Есть и иные языки помимо того, что во рту. Твой отец, если он хоть
чем-то похож на провидца, в чем я сомневаюсь, должен это знать.
Она умолкла, неохотно пережевывая сказанное мной. Через некоторое
время она толкнула меня и поспешила уйти.
Мне пришлось тогда застыть на месте и сказать мысленно самой себе:
"ОН НИЧТО, И НЕ МОЖЕТ ПОВРЕДИТЬ ТЕБЕ. СМЕРТЬ НЕ МОЖЕТ ПОВРЕДИТЬ ТЕБЕ, А
ЭТОТ СТАРИКАН МЕНЬШЕ, ЧЕМ СМЕРТЬ".
Но затем мне вдруг пришли на ум слова, которые я увидела
нацарапанными на стене того туннеля сквозь Кольцо:
Смерть, темный мрачный старикан, идет вас унести...
Проклятье человечества моей родной Сгинувшей расе.
Мои руки инстинктивно поднялись к груди в поисках нефрита, сорванного
с шеи Шуллат, и не нашли его. Когда я стояла там, до маня донесся голос
какой-то девочки:
- Ты нужна Умыкнутой.
Это было самое лучшее имя, которое могли подыскать для Тафры среди
палаток.
Я даже рада была пойти к ней, оставив свое несчастное "я" в покое.
Эттука там больше не было. Он ушел к охотникам. Она снова велела мне одеть
и причесать ее. Говорила она со мной мало, и я догадалась, что она понятия
не имеет, как следует относиться ко мне. Что, по ее мнению, я знала?
Наверное, она больше нуждалась в чьем-то ином присутствии - если не
дружелюбном, то, по крайней мере, не явно враждебном, чем в сохранении
надежной приязни Эттука. Между нами имелось своеобразное родство,
заключавшееся не только в беременности, но и в том, что обе мы были
пленницами, не принятыми в крарл.
3
Змеиной дорогой называли они свой путь на восток, к болотам и
плодородным лесным землям за ними; кто проложил эту дорогу, они, похоже,
не знали. Она представляла собой проход вниз с более высоких горных долин
на каменистые равнины и через них. Дорога извивалась среди скал и
пропастей, словно одноглазый змей, которому поклонялись некоторые из них и
символ которого висел на вонючей шее Сила. Эттуковцы наряду со многими
другими племенными общинами укрывались на зиму в горах, а на восток
начинали перебираться поздней весной и ранним летом, и прибывали на
обильные пастбища востока в самом разгаре лета. По пути происходили бои и
битвы, а также стычки на месте окончательной остановки крарла. Территория,
сколь бы непостоянной она ни была, завоевывалась в упорной борьбе.
Через дна дня после моего прибытия к ним палатки свернули, нагрузили
вьючных лошадей, и мы тронулись в путь. С собой мы везли огромные запасы
пищи, высушенной женщинами в те минуты, когда они не ухаживали за своими
мужчинами. Мясо убитой на недавней охоте дичи висело на спинах лошадей,
чтобы провялиться на солнце, с него капала кровь, и оно привлекало целые
колонии мух. Воины ехали несколько впереди, пренебрегая медленным шагом
женщин, шедших пешком или деливших между собой немногочисленных мулов.
Дети бегали кругом, иногда погоняя коз, что входило в их обязанности. Козы
болтались вокруг проселка, недовольно блеяли, а сторожевые собаки лаяли и
бегали слизывать кровь, стекавшую с висящих туш, или глотали мух.
Тафра ехала на черном муле, благодаря своему статусу и беременности.
Мул принадлежал ей, следовательно, никто другой не имел права на него, и
женщины ворчали из за этого. Котта тоже ехала на муле - привилегия слепоты
- однако она, кажется, видела ничуть не хуже любой из нас, если судить по
тому, как она смотрела на все - на дерущихся оленей-самцов на отдаленной
равнине, на кружащих в небе птиц. Когда с ней разговаривали, она
внимательно смотрела тебе в лицо. Мне пришло в голову, что, наверное, у
нее сохранилось немного зрения, пусть даже смутного, и она использовала
его в своих интересах, хотя это совсем не соответствовало ее характеру. И,
кроме того, она смотрела на меня без маски и не проявляла никакой реакции,
а один раз я видела, как она нагнулась неподалеку от костра, по-прежнему
подняв глаза на женщину, которую слушала, и зрачки ее нисколько не
сузились. Она и впрямь была незрячей. Тогда я рассудила, что у нее,
наверное, обострились, компенсируя зрение, все другие чувства, и именно
это заставляло ее так точно ориентироваться во всем, что происходило
вокруг.
В конце каждого дня пути разбивался стан чуть в стороне от проселка.
Сил каждое утро благословлял нашу стоянку на данном месте, положив одну
руку на змеиный амулет.
Вокруг нас тянулась до самых гор дикая пересеченная местность. На ней
в изобилии встречались водоемы и рощи темных тонких деревьев, иначе бы
летняя жара спалила нас досуха. Я жила на одном козьем молоке, и это мне
не особенно нравилось. Волосы Тафре я расчесывала по первой вечерней
прохладе, перед тем, как к ней приходил Эттук после обильной трапезы
вокруг костра, пьяный, вымазанный в жире и рыгающий.
Ночью я спала под открытым небом, что при такой теплой погоде не
имело значения, но подтверждало мое ничтожное положение. Никто из воинов
меня не беспокоил; у них было правило не спать с женщиной, коль скоро
становилось заметно, что утроба у нее заполнена, хотя я не заметила, чтобы
Эттука стесняло это обстоятельство, когда речь шла о Тафре.
Мои груди стали больше и тяжелей от молока, и у меня начинались боли
в спине и в основании позвоночника.
- Что случилось? - спросила у меня Котта. Наверное, я издала легкий
стон от боли, сама того не замечая. Я рассказала ей о своих трудностях, и
она попросила у Эттука мула. Должно быть, она привела прежний аргумент -
еще один самец для племени - ибо мул стал моим, и отныне я ехала следом за
Тафрой.
Сил ко мне не приближался, и если даже он навел свои чары, то я никак
этого не ощутила.
Путешествие было монотонным, но скука иногда может быть
предпочтительней, чем иные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
возвращаться, ибо мы уже на Змеиной дороге и должны направляться на
восток. Он нашлет на тебя порчу, эшкирская сучка. Твои кости и жилы
исковеркаются, и ты будешь ходить калекой до конца дней.
Когда она сказала это, мне сделалось дурно, хотя ни малейшего
уважения к возможностям Сила я не питала. Однако пожелание зла может
причинить вред, если ненависть достаточно сильна. Но самое худшее, что
можно сделать, - это помочь нападающему своей верой.
- Заклинания Сила-козла не повредят мне, - отозвалась я. - Я обладаю
собственной магией - магией, которую я не обрушила на него прежде из
сострадания. Пусть бережется он, а не я.
- Ты, - зарычала она, - ты даже не умеешь говорить на нашем языке.
- Есть и иные языки помимо того, что во рту. Твой отец, если он хоть
чем-то похож на провидца, в чем я сомневаюсь, должен это знать.
Она умолкла, неохотно пережевывая сказанное мной. Через некоторое
время она толкнула меня и поспешила уйти.
Мне пришлось тогда застыть на месте и сказать мысленно самой себе:
"ОН НИЧТО, И НЕ МОЖЕТ ПОВРЕДИТЬ ТЕБЕ. СМЕРТЬ НЕ МОЖЕТ ПОВРЕДИТЬ ТЕБЕ, А
ЭТОТ СТАРИКАН МЕНЬШЕ, ЧЕМ СМЕРТЬ".
Но затем мне вдруг пришли на ум слова, которые я увидела
нацарапанными на стене того туннеля сквозь Кольцо:
Смерть, темный мрачный старикан, идет вас унести...
Проклятье человечества моей родной Сгинувшей расе.
Мои руки инстинктивно поднялись к груди в поисках нефрита, сорванного
с шеи Шуллат, и не нашли его. Когда я стояла там, до маня донесся голос
какой-то девочки:
- Ты нужна Умыкнутой.
Это было самое лучшее имя, которое могли подыскать для Тафры среди
палаток.
Я даже рада была пойти к ней, оставив свое несчастное "я" в покое.
Эттука там больше не было. Он ушел к охотникам. Она снова велела мне одеть
и причесать ее. Говорила она со мной мало, и я догадалась, что она понятия
не имеет, как следует относиться ко мне. Что, по ее мнению, я знала?
Наверное, она больше нуждалась в чьем-то ином присутствии - если не
дружелюбном, то, по крайней мере, не явно враждебном, чем в сохранении
надежной приязни Эттука. Между нами имелось своеобразное родство,
заключавшееся не только в беременности, но и в том, что обе мы были
пленницами, не принятыми в крарл.
3
Змеиной дорогой называли они свой путь на восток, к болотам и
плодородным лесным землям за ними; кто проложил эту дорогу, они, похоже,
не знали. Она представляла собой проход вниз с более высоких горных долин
на каменистые равнины и через них. Дорога извивалась среди скал и
пропастей, словно одноглазый змей, которому поклонялись некоторые из них и
символ которого висел на вонючей шее Сила. Эттуковцы наряду со многими
другими племенными общинами укрывались на зиму в горах, а на восток
начинали перебираться поздней весной и ранним летом, и прибывали на
обильные пастбища востока в самом разгаре лета. По пути происходили бои и
битвы, а также стычки на месте окончательной остановки крарла. Территория,
сколь бы непостоянной она ни была, завоевывалась в упорной борьбе.
Через дна дня после моего прибытия к ним палатки свернули, нагрузили
вьючных лошадей, и мы тронулись в путь. С собой мы везли огромные запасы
пищи, высушенной женщинами в те минуты, когда они не ухаживали за своими
мужчинами. Мясо убитой на недавней охоте дичи висело на спинах лошадей,
чтобы провялиться на солнце, с него капала кровь, и оно привлекало целые
колонии мух. Воины ехали несколько впереди, пренебрегая медленным шагом
женщин, шедших пешком или деливших между собой немногочисленных мулов.
Дети бегали кругом, иногда погоняя коз, что входило в их обязанности. Козы
болтались вокруг проселка, недовольно блеяли, а сторожевые собаки лаяли и
бегали слизывать кровь, стекавшую с висящих туш, или глотали мух.
Тафра ехала на черном муле, благодаря своему статусу и беременности.
Мул принадлежал ей, следовательно, никто другой не имел права на него, и
женщины ворчали из за этого. Котта тоже ехала на муле - привилегия слепоты
- однако она, кажется, видела ничуть не хуже любой из нас, если судить по
тому, как она смотрела на все - на дерущихся оленей-самцов на отдаленной
равнине, на кружащих в небе птиц. Когда с ней разговаривали, она
внимательно смотрела тебе в лицо. Мне пришло в голову, что, наверное, у
нее сохранилось немного зрения, пусть даже смутного, и она использовала
его в своих интересах, хотя это совсем не соответствовало ее характеру. И,
кроме того, она смотрела на меня без маски и не проявляла никакой реакции,
а один раз я видела, как она нагнулась неподалеку от костра, по-прежнему
подняв глаза на женщину, которую слушала, и зрачки ее нисколько не
сузились. Она и впрямь была незрячей. Тогда я рассудила, что у нее,
наверное, обострились, компенсируя зрение, все другие чувства, и именно
это заставляло ее так точно ориентироваться во всем, что происходило
вокруг.
В конце каждого дня пути разбивался стан чуть в стороне от проселка.
Сил каждое утро благословлял нашу стоянку на данном месте, положив одну
руку на змеиный амулет.
Вокруг нас тянулась до самых гор дикая пересеченная местность. На ней
в изобилии встречались водоемы и рощи темных тонких деревьев, иначе бы
летняя жара спалила нас досуха. Я жила на одном козьем молоке, и это мне
не особенно нравилось. Волосы Тафре я расчесывала по первой вечерней
прохладе, перед тем, как к ней приходил Эттук после обильной трапезы
вокруг костра, пьяный, вымазанный в жире и рыгающий.
Ночью я спала под открытым небом, что при такой теплой погоде не
имело значения, но подтверждало мое ничтожное положение. Никто из воинов
меня не беспокоил; у них было правило не спать с женщиной, коль скоро
становилось заметно, что утроба у нее заполнена, хотя я не заметила, чтобы
Эттука стесняло это обстоятельство, когда речь шла о Тафре.
Мои груди стали больше и тяжелей от молока, и у меня начинались боли
в спине и в основании позвоночника.
- Что случилось? - спросила у меня Котта. Наверное, я издала легкий
стон от боли, сама того не замечая. Я рассказала ей о своих трудностях, и
она попросила у Эттука мула. Должно быть, она привела прежний аргумент -
еще один самец для племени - ибо мул стал моим, и отныне я ехала следом за
Тафрой.
Сил ко мне не приближался, и если даже он навел свои чары, то я никак
этого не ощутила.
Путешествие было монотонным, но скука иногда может быть
предпочтительней, чем иные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147