Он был настоящим
великаном. Здесь, в этом узком проходе, он мог сбросить двух-трех из них
со своей спины, как дикая собака, стряхнуть и сбросить, пока они не
изрубят его на куски. Я покачала ему головой. Я знала, что он подумал, - я
и сама подумала то же самое, - что меня забрали для утехи нескольких
стражников, прежде чем те отведут меня на казнь. Это было ничто. Всего
лишь завершение еще одного дела перед смертью. Казалось, он почувствовал
мое безразличие, и позволил им повернуть себя кругом и увести прочь, во
тьму за червячным хвостом удаляющегося света факелов.
Нам не пришлось далеко идти. Вскоре мы стояли перед обитой металлом
большой деревянной дверью. Стражники постучались, изнутри рявкнул голос,
они открыли дверь и втолкнули меня в помещение. Дверь закрылась, и
стражники остались по другую сторону. Я очутилась в квадратной каменной
комнате, освещенной не факелами, а тремя овальными светильниками. На
стенах висели шкуры, мечи и щиты. А за дубовым столом сидел в огромном
кресле лицом ко мне рослый мужчина, одетый как офицер. Он выглядел
нетерпеливым, черствым и безразличным. На запястьях у него тускло сверкали
железные браслеты. Похоже, он вовсе не воспринимал меня как женщину. Взяв
свиток из грубой тростниковой бумаги, он швырнул его через стол ко мне.
- Ты умеешь читать?
- Да, - ответила я.
Я взяла свиток. В глазах у меня все плыло, они не могли толком
различить очертания букв, и свет причинял им боль. Я, казалось, не могла
сосредоточиться на витиевато написанных словах; завитушки раскручивались и
выгибались, словно змеи в агонии.
- Не понимаю, - сказала я наконец.
- Ты сказала, что умеешь читать. Счел это довольно дикой похвальбой
для сопливой разбойничьей кобылы. Ладно. Ты выйдешь отсюда на волю. По
приказу Градоначальника. Под защиту какого-то вонючего степного дикаря,
утверждающего, что ты из его крарла.
- Кого? - спросила я. - Никто не знает моего крарла.
- Да кого это волнует, девочка? Только не меня.
Он снова рявкнул, и дверь опять открылась. Там стоял стражник, а с
ним поджарая коричневая фигура, обнаженная до пояса. Волосы, собранные на
затылке в пучок, приобрели от светильников бледный цвет. На груди
вытатуирован лунный круг и в нем пятиконечная звезда.
Офицер окинул его взглядом с головы до ног, а затем, презрительно
хмыкнув, взял свиток и бросил ему. Асутоо поймал его.
- Вон, - скомандовал офицер.
Я очень медленно подошла к Асутоо. Было трудно разглядеть его лицо в
дверном проеме, где скопились тени. Он не прикоснулся ко мне, только
кивнул, и я пошла впереди него, позади стражника, к тюремной двери, столь
странно открывшейся для меня.
Полдень стоял темный, шел сильный ливень. Я, должно быть, слышала его
сквозь решетку камеры, но полагаю, тогда для меня это ничего не значило. К
столбу у низкой двери, через которую мы вышли, были привязаны три
бронзовые степные лошади. Стоявший на часах стражник кутался в плащ. Мы
находились на задворках Анкурума. Лачуги и вонь хуже, намного хуже при
сером дожде. Асутоо подал мне черный плащ и указал, что мне следует надеть
его и сесть на ближайшего коня. Когда это было сделано, он сел на коня
сам. Он поехал чуть впереди меня, ведя в поводу третью лошадь, несшую на
спине поклажу.
По-моему у меня не было никаких мыслей и даже какого-либо удивления,
когда мы проезжали через серый дождь и лачуги Анкурума.
Людей попадалось на улицах очень мало. Несколько любопытных взглядов
на степняка и его женщину, но это и все. В конечном итоге из дождя выросли
стены и ворота, и, выехав из них, мы оказались среди предгорий, в дикой их
части, заросшей высокими деревьями. Вот в этот-то лес мы и въехали. Через
него протекала небольшая речка, пенившаяся под дождем на серых камнях.
Я натянула поводья и уставилась на воду, и увидела стрелу Кела,
уплывшую вниз по течению после того, как я переломила древко. Маггура,
должно быть, уже повесили. Его шея - такая крепкая - сломает ли ее
веревка? Или он умрет медленной смертью от удушья?..
Асутоо остановился чуть впереди. Я посмотрела на него, и он в первый
раз заговорил со мной.
- Тебе нужно отдохнуть здесь, брат мой? Дальше есть одно место -
горная пещера, которая укроет нас от плача небес.
- Асутоо, - обратилась я, - почему я свободна?
- Я попросил за тебя, - ответил он.
- Твое слово было бы прахом для них, - возразила я, смутно сознавая,
что мы говорим на племенном языке.
- Владыка Распар, - сказал он. - Я вымолил у него твою жизнь.
Мерцающий огонек шевельнулся у меня за глазами, в мозгу.
- Асутоо, брат мой, почему мы едем сюда, а не возвращаемся в крарл
Звезды?
Он уставился на меня сквозь дождь, его голубые глаза сделались очень
большими, на ресницах застряли капли воды. Я немного проехала вперед, пока
не приблизилась к нему, достаточно приблизилась, чтобы коснуться его.
- Асутоо, брат мой, почему мы не едем в крарл твоего вождя?
- Я отверженный, - отвечал он.
- Почему, Асутоо?
- Брат мой, это касается лишь меня и моего вождя. - Он внезапно отвел
взгляд, показывая на вьючную лошадь. - У меня там твоя мужская одежда,
твои ножи и лук. Не страшись бесчестья от пребывания со мной. Многие воины
присоединяются к моему копью. То, что я сделал - связано с расхождением
между законом моего вождя и моим собственным.
- Асутоо, - сказала я, - прости мне мои сомнения. Ты мой брат, и я
поеду с тобой к пещере. Я очень устала.
Так мы и поехали, вверх по горному склону, через лес.
Длинная, но не низкая или темная пещера, вытянулась до мшистого
хребта. Асутоо развел неподалеку от входа костер и сгорбился там,
подкармливая оранжевые языки, пока я сбрасывала грязный черный бархат, и
натягивала одежду, которую носила разбойницей. Имелось и отличие - рубашка
была черной, а не многоцветной, и Асутоо не привез никаких драгоценностей
- ни золотых колец, ни бус, ни даже драгоценного нефритового ожерелья. Но
он привез мои ножи и лук, и тот длинный нож, который я добыла при
ограблении каравана. Я извлекла его из малиновых бархатных ножен и
повернула клинок так, что серебряный леопард запрыгал при свете костра.
- Это хорошо, Асутоо, - сказала я и села у костра напротив него, но
он не ответил мне взглядом. Вместо этого он смотрел на серебряного
леопарда, сверкавшего на клинке, когда я поворачивала его. Белый свет
вспыхивал и тускнел, вспыхивал и тускнел. Через некоторое время я тихо
проговорила: - Асутоо, - и он почти сонно поднял голову и посмотрел мне в
глаза, и я удержала его взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
великаном. Здесь, в этом узком проходе, он мог сбросить двух-трех из них
со своей спины, как дикая собака, стряхнуть и сбросить, пока они не
изрубят его на куски. Я покачала ему головой. Я знала, что он подумал, - я
и сама подумала то же самое, - что меня забрали для утехи нескольких
стражников, прежде чем те отведут меня на казнь. Это было ничто. Всего
лишь завершение еще одного дела перед смертью. Казалось, он почувствовал
мое безразличие, и позволил им повернуть себя кругом и увести прочь, во
тьму за червячным хвостом удаляющегося света факелов.
Нам не пришлось далеко идти. Вскоре мы стояли перед обитой металлом
большой деревянной дверью. Стражники постучались, изнутри рявкнул голос,
они открыли дверь и втолкнули меня в помещение. Дверь закрылась, и
стражники остались по другую сторону. Я очутилась в квадратной каменной
комнате, освещенной не факелами, а тремя овальными светильниками. На
стенах висели шкуры, мечи и щиты. А за дубовым столом сидел в огромном
кресле лицом ко мне рослый мужчина, одетый как офицер. Он выглядел
нетерпеливым, черствым и безразличным. На запястьях у него тускло сверкали
железные браслеты. Похоже, он вовсе не воспринимал меня как женщину. Взяв
свиток из грубой тростниковой бумаги, он швырнул его через стол ко мне.
- Ты умеешь читать?
- Да, - ответила я.
Я взяла свиток. В глазах у меня все плыло, они не могли толком
различить очертания букв, и свет причинял им боль. Я, казалось, не могла
сосредоточиться на витиевато написанных словах; завитушки раскручивались и
выгибались, словно змеи в агонии.
- Не понимаю, - сказала я наконец.
- Ты сказала, что умеешь читать. Счел это довольно дикой похвальбой
для сопливой разбойничьей кобылы. Ладно. Ты выйдешь отсюда на волю. По
приказу Градоначальника. Под защиту какого-то вонючего степного дикаря,
утверждающего, что ты из его крарла.
- Кого? - спросила я. - Никто не знает моего крарла.
- Да кого это волнует, девочка? Только не меня.
Он снова рявкнул, и дверь опять открылась. Там стоял стражник, а с
ним поджарая коричневая фигура, обнаженная до пояса. Волосы, собранные на
затылке в пучок, приобрели от светильников бледный цвет. На груди
вытатуирован лунный круг и в нем пятиконечная звезда.
Офицер окинул его взглядом с головы до ног, а затем, презрительно
хмыкнув, взял свиток и бросил ему. Асутоо поймал его.
- Вон, - скомандовал офицер.
Я очень медленно подошла к Асутоо. Было трудно разглядеть его лицо в
дверном проеме, где скопились тени. Он не прикоснулся ко мне, только
кивнул, и я пошла впереди него, позади стражника, к тюремной двери, столь
странно открывшейся для меня.
Полдень стоял темный, шел сильный ливень. Я, должно быть, слышала его
сквозь решетку камеры, но полагаю, тогда для меня это ничего не значило. К
столбу у низкой двери, через которую мы вышли, были привязаны три
бронзовые степные лошади. Стоявший на часах стражник кутался в плащ. Мы
находились на задворках Анкурума. Лачуги и вонь хуже, намного хуже при
сером дожде. Асутоо подал мне черный плащ и указал, что мне следует надеть
его и сесть на ближайшего коня. Когда это было сделано, он сел на коня
сам. Он поехал чуть впереди меня, ведя в поводу третью лошадь, несшую на
спине поклажу.
По-моему у меня не было никаких мыслей и даже какого-либо удивления,
когда мы проезжали через серый дождь и лачуги Анкурума.
Людей попадалось на улицах очень мало. Несколько любопытных взглядов
на степняка и его женщину, но это и все. В конечном итоге из дождя выросли
стены и ворота, и, выехав из них, мы оказались среди предгорий, в дикой их
части, заросшей высокими деревьями. Вот в этот-то лес мы и въехали. Через
него протекала небольшая речка, пенившаяся под дождем на серых камнях.
Я натянула поводья и уставилась на воду, и увидела стрелу Кела,
уплывшую вниз по течению после того, как я переломила древко. Маггура,
должно быть, уже повесили. Его шея - такая крепкая - сломает ли ее
веревка? Или он умрет медленной смертью от удушья?..
Асутоо остановился чуть впереди. Я посмотрела на него, и он в первый
раз заговорил со мной.
- Тебе нужно отдохнуть здесь, брат мой? Дальше есть одно место -
горная пещера, которая укроет нас от плача небес.
- Асутоо, - обратилась я, - почему я свободна?
- Я попросил за тебя, - ответил он.
- Твое слово было бы прахом для них, - возразила я, смутно сознавая,
что мы говорим на племенном языке.
- Владыка Распар, - сказал он. - Я вымолил у него твою жизнь.
Мерцающий огонек шевельнулся у меня за глазами, в мозгу.
- Асутоо, брат мой, почему мы едем сюда, а не возвращаемся в крарл
Звезды?
Он уставился на меня сквозь дождь, его голубые глаза сделались очень
большими, на ресницах застряли капли воды. Я немного проехала вперед, пока
не приблизилась к нему, достаточно приблизилась, чтобы коснуться его.
- Асутоо, брат мой, почему мы не едем в крарл твоего вождя?
- Я отверженный, - отвечал он.
- Почему, Асутоо?
- Брат мой, это касается лишь меня и моего вождя. - Он внезапно отвел
взгляд, показывая на вьючную лошадь. - У меня там твоя мужская одежда,
твои ножи и лук. Не страшись бесчестья от пребывания со мной. Многие воины
присоединяются к моему копью. То, что я сделал - связано с расхождением
между законом моего вождя и моим собственным.
- Асутоо, - сказала я, - прости мне мои сомнения. Ты мой брат, и я
поеду с тобой к пещере. Я очень устала.
Так мы и поехали, вверх по горному склону, через лес.
Длинная, но не низкая или темная пещера, вытянулась до мшистого
хребта. Асутоо развел неподалеку от входа костер и сгорбился там,
подкармливая оранжевые языки, пока я сбрасывала грязный черный бархат, и
натягивала одежду, которую носила разбойницей. Имелось и отличие - рубашка
была черной, а не многоцветной, и Асутоо не привез никаких драгоценностей
- ни золотых колец, ни бус, ни даже драгоценного нефритового ожерелья. Но
он привез мои ножи и лук, и тот длинный нож, который я добыла при
ограблении каравана. Я извлекла его из малиновых бархатных ножен и
повернула клинок так, что серебряный леопард запрыгал при свете костра.
- Это хорошо, Асутоо, - сказала я и села у костра напротив него, но
он не ответил мне взглядом. Вместо этого он смотрел на серебряного
леопарда, сверкавшего на клинке, когда я поворачивала его. Белый свет
вспыхивал и тускнел, вспыхивал и тускнел. Через некоторое время я тихо
проговорила: - Асутоо, - и он почти сонно поднял голову и посмотрел мне в
глаза, и я удержала его взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147