Однако теперь я не испытывала страха. Да, пусть
увидит, что сделал со мной Карраказ, и убоится этого. Я сняла с себя маску
и свободно держала ее в руке. Глядя на него не отводя глаз, я не
расстроилась, а порадовалась, когда глаза у него расширились, а лицо
побелело.
- Теперь ты видел, - сказала я. - Запомни его.
Он отвернулся, я тихо рассмеялась и снова прикрылась, смеясь.
Я пробыла в Эзланне семнадцать дней, а видела только сады да башенный
дворец, и больше ничего. Окна, каждое само по себе, были зрелищем,
самоцветом, произведением искусства; какая же тогда ему нужда показывать
что либо, помимо собственной красоты? И вот теперь мне предстояло увидеть
Город, войти в него и, наконец, овладеть им.
Праздник Золотого Глаза выпадал каждый год на одно и то же время - на
длинный месяц, называемый ими Белая Госпожа, потому что скоро выпадет снег
и покроет бесплодные пустыни новым и чистым саваном. Праздник будет
длиться три дня, дни развлечений, музыки, наслаждений, поклонения
Сгинувшим и их представительнице - Уастис.
В этот день в Эзланне произошло множество событий - так он сказал. Но
теперь, когда солнце заходило, все двинулись к Великому храму, и мы должны
идти вместе с ними. Вазкор объяснил мне все, что требовалось сделать, и я
не ощущала никакого опасения, а только легкое веселье и слабость, которые,
чего я еще не поняла, были ложными. Военачальник, каковым являлся он,
поедет, сопровождаемый десятком собственных солдат в авангарде, пятью по
бокам и двадцатью девами позади и замыкающей кавалькадой из тридцати
капитанов. В портике храма он будет ждать прибытия Джавховора и его личной
охраны. Солдаты останутся с ним, а девы удалятся в здание. Я, следуя за
девами, ускользну от них в коридор, о котором он мне рассказал, и там меня
встретит жрец, преданный Вазкору. Все очень просто, мне не помешают.
Одевшись, как другие девы, в черные одежды, оставлявшие голыми груди
и руки, и закрыв лицо, подобно им, серебряной маской в виде цветка - овал
в центре и жесткие лепестки, обрамляющие лицо, и густой парик висящих за
маской серебряных волос, - я последовала за Вазкором среди звуков
позвякивающей сбруи, марширующих ног, ритмичного песнопения женщин по
темным коридорам, в Город.
У каждого Города был свой цвет, а так как Эзланн построен целиком из
черного камня, жители взяли обычай использовать черную мебель и носить
черную одежду. Мир, называемый Эзланном, казался странным и очень
красивым. Солнце почти зашло, и небо залили темно-серые и светло-розовые
сумерки, на фоне которых поднимались устремленные ввысь силуэты Города,
четкие и острые, как шипы. Впереди горбился, словно спина спящего зверя,
высокий холм, а на холме - храм, ряды округлых террас, установленных одна
над другой и уменьшающихся по мере подъема до тех пор, пока они не
достигали высшей точки в виде открытого купола, где сверкал, словно
холодный зеленый глаз, сигнальный огонь.
К храму тянулись бесконечные отдельные процессии, сплошь черные,
усеянные мягкими звездами светильников, тонких восковых свечей и факелов.
По всем верхним улицам Эзланна темные медлительные толпы, подобно черной
искрящейся светильниками воде, текущей в гору, изгибались и рассасывались
тонкими струйками к своему источнику.
Пока мы шли, небо пронзили звезды. Я пела вместе с окружавшими меня
девами песнопение Уастис, которой "храбрые и прекрасные приходят воздать
дань".
Мы достигли храмового холма, и выстроившиеся вдоль улицы толпы
поредели и исчезли. Мраморные плиты, а затем громадное здание: когда мы
приблизились к нему, портик над его сорока пологими ступеньками походил на
здоровенную разинутую пасть какого-то чудовища.
Девы повернули в сторону. Арочный вход поменьше, тусклый свет, шорох
одежд. Слева открылся коридор с нарисованными на стенах лотосами и лозами.
Я быстро свернула в него. Мимо меня прошли женщины, не замечая меня,
одурманенные растительным вином юга, своим песнопением и верой.
Чем дальше я углублялась в коридор, тем темнее там становилось, и
вдруг передо мной забрезжил слабый свет. Я подошла поближе, и свет
превратился в светильник, который твердо держала полная рука в черной
перчатке. Жрец носил черные одежды священнослужителя со стежками из
серебра. Каким-то образом по размеру и конфигурации его серебряной маски я
сумела определить, что лицо у него толстое, хотя и небольшое для его тела,
с узким лбом - голова отнюдь не умного человека.
Он поклонился.
- Богиня.
Гладкий маслянистый голос. Верил ли он в то, что говорил? Я
чувствовала, что нет, однако, он убедил себя, что верил, - любопытный
парадокс, думать над которым у меня не было времени.
- Отведи меня туда, - велела я.
Он тут же повернулся и двинулся вперед по лабиринту темных коридоров
под храмом Уастис.
Статуя в храме - больше, чем гигант, она колосс. Голова ее касается
потолочных балок, ногти ее мизинцев размером с человеческий череп. По
праздникам ее открывают, и она предстает во всей своей красоте, освещенная
свисающими с потолка на цепях горящими светильниками, которые обливают
спетом только ее, а не места внизу. До губ она - обнаженное золото, ее
лоно, бедра и ноги покрыты золотой тканью юбки, удерживаемой широким
золотым поясом, унизанным зелеными камнями нефрита. На шее - золотое
ожерелье с гроздьями из нефрита, опускающимися на грудь. Каждый из этих
нефритов больше женского тела. Волосы статуи сделаны из сплетенной золотой
проволоки и серебряной шерсти, а голова - кошачья.
В маленькой тускло освещенной комнате две жрицы с лицами -
серебряными цветками душистым желтым кремом покрыли мне шею, плечи, руки и
грудь, живот и спину, ступни и кисти. Крем высох и затвердел на моем теле,
как новая кожа из полированного золота. Бедра мне они завернули в
доходящую до голеней жесткую золотую юбку. На талии застегнули золотой
пояс, а на шее - золотое ожерелье, и нефриты холодно позванивали у меня на
груди. Они отвернулись, когда я сняла серебряную маску и надела кошачью
мордочку, присланную Вазкором. Я гадала, кто изготовил эту маску и не
пришлось ли и им тоже умереть как слишком много знавшим. Жрицы расчесали
мои длинные волосы и ничего к ним не добавили. Белое родственно
серебряному.
А затем они, сами убравшие меня, упали ниц и застонали в явном страхе
перед моей божественностью.
Вернулся жрец и провел меня по еще одному коридору к маленькой черной
каменной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
увидит, что сделал со мной Карраказ, и убоится этого. Я сняла с себя маску
и свободно держала ее в руке. Глядя на него не отводя глаз, я не
расстроилась, а порадовалась, когда глаза у него расширились, а лицо
побелело.
- Теперь ты видел, - сказала я. - Запомни его.
Он отвернулся, я тихо рассмеялась и снова прикрылась, смеясь.
Я пробыла в Эзланне семнадцать дней, а видела только сады да башенный
дворец, и больше ничего. Окна, каждое само по себе, были зрелищем,
самоцветом, произведением искусства; какая же тогда ему нужда показывать
что либо, помимо собственной красоты? И вот теперь мне предстояло увидеть
Город, войти в него и, наконец, овладеть им.
Праздник Золотого Глаза выпадал каждый год на одно и то же время - на
длинный месяц, называемый ими Белая Госпожа, потому что скоро выпадет снег
и покроет бесплодные пустыни новым и чистым саваном. Праздник будет
длиться три дня, дни развлечений, музыки, наслаждений, поклонения
Сгинувшим и их представительнице - Уастис.
В этот день в Эзланне произошло множество событий - так он сказал. Но
теперь, когда солнце заходило, все двинулись к Великому храму, и мы должны
идти вместе с ними. Вазкор объяснил мне все, что требовалось сделать, и я
не ощущала никакого опасения, а только легкое веселье и слабость, которые,
чего я еще не поняла, были ложными. Военачальник, каковым являлся он,
поедет, сопровождаемый десятком собственных солдат в авангарде, пятью по
бокам и двадцатью девами позади и замыкающей кавалькадой из тридцати
капитанов. В портике храма он будет ждать прибытия Джавховора и его личной
охраны. Солдаты останутся с ним, а девы удалятся в здание. Я, следуя за
девами, ускользну от них в коридор, о котором он мне рассказал, и там меня
встретит жрец, преданный Вазкору. Все очень просто, мне не помешают.
Одевшись, как другие девы, в черные одежды, оставлявшие голыми груди
и руки, и закрыв лицо, подобно им, серебряной маской в виде цветка - овал
в центре и жесткие лепестки, обрамляющие лицо, и густой парик висящих за
маской серебряных волос, - я последовала за Вазкором среди звуков
позвякивающей сбруи, марширующих ног, ритмичного песнопения женщин по
темным коридорам, в Город.
У каждого Города был свой цвет, а так как Эзланн построен целиком из
черного камня, жители взяли обычай использовать черную мебель и носить
черную одежду. Мир, называемый Эзланном, казался странным и очень
красивым. Солнце почти зашло, и небо залили темно-серые и светло-розовые
сумерки, на фоне которых поднимались устремленные ввысь силуэты Города,
четкие и острые, как шипы. Впереди горбился, словно спина спящего зверя,
высокий холм, а на холме - храм, ряды округлых террас, установленных одна
над другой и уменьшающихся по мере подъема до тех пор, пока они не
достигали высшей точки в виде открытого купола, где сверкал, словно
холодный зеленый глаз, сигнальный огонь.
К храму тянулись бесконечные отдельные процессии, сплошь черные,
усеянные мягкими звездами светильников, тонких восковых свечей и факелов.
По всем верхним улицам Эзланна темные медлительные толпы, подобно черной
искрящейся светильниками воде, текущей в гору, изгибались и рассасывались
тонкими струйками к своему источнику.
Пока мы шли, небо пронзили звезды. Я пела вместе с окружавшими меня
девами песнопение Уастис, которой "храбрые и прекрасные приходят воздать
дань".
Мы достигли храмового холма, и выстроившиеся вдоль улицы толпы
поредели и исчезли. Мраморные плиты, а затем громадное здание: когда мы
приблизились к нему, портик над его сорока пологими ступеньками походил на
здоровенную разинутую пасть какого-то чудовища.
Девы повернули в сторону. Арочный вход поменьше, тусклый свет, шорох
одежд. Слева открылся коридор с нарисованными на стенах лотосами и лозами.
Я быстро свернула в него. Мимо меня прошли женщины, не замечая меня,
одурманенные растительным вином юга, своим песнопением и верой.
Чем дальше я углублялась в коридор, тем темнее там становилось, и
вдруг передо мной забрезжил слабый свет. Я подошла поближе, и свет
превратился в светильник, который твердо держала полная рука в черной
перчатке. Жрец носил черные одежды священнослужителя со стежками из
серебра. Каким-то образом по размеру и конфигурации его серебряной маски я
сумела определить, что лицо у него толстое, хотя и небольшое для его тела,
с узким лбом - голова отнюдь не умного человека.
Он поклонился.
- Богиня.
Гладкий маслянистый голос. Верил ли он в то, что говорил? Я
чувствовала, что нет, однако, он убедил себя, что верил, - любопытный
парадокс, думать над которым у меня не было времени.
- Отведи меня туда, - велела я.
Он тут же повернулся и двинулся вперед по лабиринту темных коридоров
под храмом Уастис.
Статуя в храме - больше, чем гигант, она колосс. Голова ее касается
потолочных балок, ногти ее мизинцев размером с человеческий череп. По
праздникам ее открывают, и она предстает во всей своей красоте, освещенная
свисающими с потолка на цепях горящими светильниками, которые обливают
спетом только ее, а не места внизу. До губ она - обнаженное золото, ее
лоно, бедра и ноги покрыты золотой тканью юбки, удерживаемой широким
золотым поясом, унизанным зелеными камнями нефрита. На шее - золотое
ожерелье с гроздьями из нефрита, опускающимися на грудь. Каждый из этих
нефритов больше женского тела. Волосы статуи сделаны из сплетенной золотой
проволоки и серебряной шерсти, а голова - кошачья.
В маленькой тускло освещенной комнате две жрицы с лицами -
серебряными цветками душистым желтым кремом покрыли мне шею, плечи, руки и
грудь, живот и спину, ступни и кисти. Крем высох и затвердел на моем теле,
как новая кожа из полированного золота. Бедра мне они завернули в
доходящую до голеней жесткую золотую юбку. На талии застегнули золотой
пояс, а на шее - золотое ожерелье, и нефриты холодно позванивали у меня на
груди. Они отвернулись, когда я сняла серебряную маску и надела кошачью
мордочку, присланную Вазкором. Я гадала, кто изготовил эту маску и не
пришлось ли и им тоже умереть как слишком много знавшим. Жрицы расчесали
мои длинные волосы и ничего к ним не добавили. Белое родственно
серебряному.
А затем они, сами убравшие меня, упали ниц и застонали в явном страхе
перед моей божественностью.
Вернулся жрец и провел меня по еще одному коридору к маленькой черной
каменной двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147