Морщины на его лице стали глубже,
подумала она. Тыльной стороной ладони она вытерла глаза, успокоила
начавшуюся было дрожь и принесла для мужа из спальни покрывало. Она
накрыла Джона и понаблюдала, как он вцепился в него и свернулся клубком. И
тихо застонал во сне. Рамона повернулась вышла из дома.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ГОНЧАРНАЯ ГЛИНА
17
Измазанные в глине руки старухи двигались словно бы сами собой,
придавая очертания бесформенному куску, лежавшему на вращающемся гончарном
кругу. "Ваза или кувшин?" - спрашивала она себя. Ее ноги ритмично нажимали
на горизонтальную деревянную планку, управляющие скоростью вращения круга.
Смазанные колеса с тихим шелестом быстро вращались. Она была неравнодушна
к вазам, однако кувшины раскупались более быстро; миссис Блирз, владелица
магазина сельскохозяйственных принадлежностей в Сельме, расположенном в
двадцати милях от дома старухи, говорила ей, что на ее маленькие
широкогорлые кувшины, раскрашенные в темные цвета, образовался настоящий
спрос. Они могут использоваться как угодно, начиная от емкостей для
хранения сахара и заканчивая местом для складывания губной помады, сказала
миссис Блирз, а если на донышке кувшина вдобавок стоит автограф Ребекки
Фейрмаунтейн, то покупатели платят за них даже больше. Как-никак, о
Ребекке писалось и в "Сельма Джорнел", и в "Алабама крафтсмен", а четыре
года назад на алабамской ярмарке она получила первый приз за наиболее
оригинальную гончарную скульптуру. Теперь она делала скульптуры только
изредка, чтобы не потерять навык, но зато изготовила огромное количество
кувшинов, ваз и кружек, потому что одним лишь искусством сыт не будешь.
Утренний солнечный свет лился из двух окон напротив старухи,
растекался по деревянному полу мастерской и отражался от стоящих на
сосновых полках законченных работах: здесь были чашки и блюдца цвета
осенних листьев, тарелки, темно-синие, как полуночное небо, набор кувшинов
всех оттенков от розового до темно-пурпурного, черные кружки, бока которых
были похожи на ствол сосны, необожженные образцы с ярко раскрашенными
фигурками чокто. Сама мастерская представляла собой мешанину цветов и
очертаний, буйство творения, в центре которого и сидела старуха, куря
простую глиняную трубку и оценивая взглядом кусок глины, лежащий перед
ней. Она разгладила его бока, время от времени макая в чан с водой, чтобы
не дать глине засохнуть. Она уже сделала несколько не очень хороших
заготовок, которые наверняка треснут при соприкосновении с обжиговым жаром
сушильной печи. Теперь пришло время решать.
В этом образце она видела вазу. Высокую вазу с рифленым краем
ярко-красного цвета, как кровь женщины в тот момент, когда она находится с
любимым мужчиной. Да, - подумала она, - высокая красная ваза для белых
диких цветов. Она добавила немного глины из стоявшего рядом ящика, еще раз
смочила пальцы и принялась за работу.
Крепкое, испещренное глубокими морщинами лицо Ребекки Фейрмаунтейн
было покрыто пятнышками глины. Ее кожа был цвета красного дерева, а глаза
- чистое черное дерево. Из-под широкополой соломенной шляпы выбивались
пряди прямых седых волос, которые падали ей на плечи. Когда она начала
работать, ее глаза сузились от напряжения, а из правого уголка рта стали
вырываться голубые клубы дыма; она курила кроличий табак, который собирала
в лесу, и его характерный аромат сгорающих листьев наполнил мастерскую.
Дом Ребекки стоял вдалеке от главного шоссе и со всех сторон был окружен
девственным лесом. Электрическая компания несмотря на это протянула линии
к некоторым из ее соседей, но сама она отказалась от этого фальшивого
мрачного света.
Выводок перепелок брызнул из дальних кустов и рассыпался по небу. Их
полет привлек внимание Ребекки; она некоторое время наблюдала за ними,
гадая, что заставило их покинуть свое убежище. Затем увидела поднимающиеся
в небо клубы пыли и поняла, что к дому приближается автомобиль. Почтальон?
- удивилась она. Слишком рано. Налоговый инспектор? Не дай Бог! Ребекка
неохотно остановила гончарный круг, поднялась со стула и подошла к окну.
Когда она увидела машину Джона Крикмора, ее сердце подпрыгнуло от
радости. Последний раз она видела дочь и внука на Рождество. Она открыла
дверь и направилась к белому домику, стоявшему в стороне от мастерской,
где остановился "Олдс". Рамона и маленький Билли уже вышли из машины, но
где же Джон? Когда Ребекка увидела их лица, то поняла, что случилось
что-то нехорошее. Она перешла на хромой бег и заключила в объятия дочь,
чувствуя, что вокруг нее саваном обернуто напряжение.
Ребекка сделала вид, что не замечает распухшие глаза Билли. Она
взъерошила его волосы и сказала:
- Малыш, скоро облака станут мешать тебе расти дальше, да?
Ее скрипучий голос дрожал от возбуждения от встречи с ними.
Билли слабо улыбнулся.
- Нет, бабуля. Я никогда не стану таким высоким!
- В тебе и так уже почти пять футов! Дайте-ка мне на вас наглядеться!
- Ребекка вынула из рта трубку и в восхищении потрясла головой. - Рамона,
ты прекрасна, как апрельский день! Твой вид ласкает мой взгляд!
Она снова обняла свою дочь, чувствуя, что у той вот-вот потекут
слезы.
- Хотите сассафрасового чаю?
- Да, конечно.
Они направились к дому - старушка обняв дочь, женщина держа за руку
сына. На террасе лежала большая поленница дров для кухни; рядом с домом,
там, где лес был вырублен, находился колодец, а на краю леса стояла
коптильня. В комфортабельном, но бедно обставленном доме на кухонной
отапливаемой дровами печке Ребекка вскипятила ароматный сассафрасовый
корень.
- Билли, - позвала она, - я только что закончила одну вещь. Она стоит
на гончарном круге. Сбегай, посмотри на нее и скажи мне, что ты думаешь по
поводу того, в какой цвет ее надо покрасить.
Он пулей выскочил с кухни, горя нетерпением оказаться в мастерской, с
ее необузданными красками и формами. Рамона села за кухонный стол с чашкой
чая, и Ребекка тихо обратилась к ней:
- Я хочу услышать все, пока мальчик не вернулся.
Рамона не смогла дольше удерживать слезы; она крепилась при Билли, но
теперь силы оставили ее. Она дрожала, всхлипывая, а ее мать гладила ее по
шее и плечам, стараясь снять напряжение. Рамона начала с трагедии Букеров
и закончила событиями этого утра.
- Ты бы слышала... что говорил сегодня Джон... при Билли...
Старушка зажгла трубку длинной кухонной спичкой и выпустила клуб
голубого дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128
подумала она. Тыльной стороной ладони она вытерла глаза, успокоила
начавшуюся было дрожь и принесла для мужа из спальни покрывало. Она
накрыла Джона и понаблюдала, как он вцепился в него и свернулся клубком. И
тихо застонал во сне. Рамона повернулась вышла из дома.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ГОНЧАРНАЯ ГЛИНА
17
Измазанные в глине руки старухи двигались словно бы сами собой,
придавая очертания бесформенному куску, лежавшему на вращающемся гончарном
кругу. "Ваза или кувшин?" - спрашивала она себя. Ее ноги ритмично нажимали
на горизонтальную деревянную планку, управляющие скоростью вращения круга.
Смазанные колеса с тихим шелестом быстро вращались. Она была неравнодушна
к вазам, однако кувшины раскупались более быстро; миссис Блирз, владелица
магазина сельскохозяйственных принадлежностей в Сельме, расположенном в
двадцати милях от дома старухи, говорила ей, что на ее маленькие
широкогорлые кувшины, раскрашенные в темные цвета, образовался настоящий
спрос. Они могут использоваться как угодно, начиная от емкостей для
хранения сахара и заканчивая местом для складывания губной помады, сказала
миссис Блирз, а если на донышке кувшина вдобавок стоит автограф Ребекки
Фейрмаунтейн, то покупатели платят за них даже больше. Как-никак, о
Ребекке писалось и в "Сельма Джорнел", и в "Алабама крафтсмен", а четыре
года назад на алабамской ярмарке она получила первый приз за наиболее
оригинальную гончарную скульптуру. Теперь она делала скульптуры только
изредка, чтобы не потерять навык, но зато изготовила огромное количество
кувшинов, ваз и кружек, потому что одним лишь искусством сыт не будешь.
Утренний солнечный свет лился из двух окон напротив старухи,
растекался по деревянному полу мастерской и отражался от стоящих на
сосновых полках законченных работах: здесь были чашки и блюдца цвета
осенних листьев, тарелки, темно-синие, как полуночное небо, набор кувшинов
всех оттенков от розового до темно-пурпурного, черные кружки, бока которых
были похожи на ствол сосны, необожженные образцы с ярко раскрашенными
фигурками чокто. Сама мастерская представляла собой мешанину цветов и
очертаний, буйство творения, в центре которого и сидела старуха, куря
простую глиняную трубку и оценивая взглядом кусок глины, лежащий перед
ней. Она разгладила его бока, время от времени макая в чан с водой, чтобы
не дать глине засохнуть. Она уже сделала несколько не очень хороших
заготовок, которые наверняка треснут при соприкосновении с обжиговым жаром
сушильной печи. Теперь пришло время решать.
В этом образце она видела вазу. Высокую вазу с рифленым краем
ярко-красного цвета, как кровь женщины в тот момент, когда она находится с
любимым мужчиной. Да, - подумала она, - высокая красная ваза для белых
диких цветов. Она добавила немного глины из стоявшего рядом ящика, еще раз
смочила пальцы и принялась за работу.
Крепкое, испещренное глубокими морщинами лицо Ребекки Фейрмаунтейн
было покрыто пятнышками глины. Ее кожа был цвета красного дерева, а глаза
- чистое черное дерево. Из-под широкополой соломенной шляпы выбивались
пряди прямых седых волос, которые падали ей на плечи. Когда она начала
работать, ее глаза сузились от напряжения, а из правого уголка рта стали
вырываться голубые клубы дыма; она курила кроличий табак, который собирала
в лесу, и его характерный аромат сгорающих листьев наполнил мастерскую.
Дом Ребекки стоял вдалеке от главного шоссе и со всех сторон был окружен
девственным лесом. Электрическая компания несмотря на это протянула линии
к некоторым из ее соседей, но сама она отказалась от этого фальшивого
мрачного света.
Выводок перепелок брызнул из дальних кустов и рассыпался по небу. Их
полет привлек внимание Ребекки; она некоторое время наблюдала за ними,
гадая, что заставило их покинуть свое убежище. Затем увидела поднимающиеся
в небо клубы пыли и поняла, что к дому приближается автомобиль. Почтальон?
- удивилась она. Слишком рано. Налоговый инспектор? Не дай Бог! Ребекка
неохотно остановила гончарный круг, поднялась со стула и подошла к окну.
Когда она увидела машину Джона Крикмора, ее сердце подпрыгнуло от
радости. Последний раз она видела дочь и внука на Рождество. Она открыла
дверь и направилась к белому домику, стоявшему в стороне от мастерской,
где остановился "Олдс". Рамона и маленький Билли уже вышли из машины, но
где же Джон? Когда Ребекка увидела их лица, то поняла, что случилось
что-то нехорошее. Она перешла на хромой бег и заключила в объятия дочь,
чувствуя, что вокруг нее саваном обернуто напряжение.
Ребекка сделала вид, что не замечает распухшие глаза Билли. Она
взъерошила его волосы и сказала:
- Малыш, скоро облака станут мешать тебе расти дальше, да?
Ее скрипучий голос дрожал от возбуждения от встречи с ними.
Билли слабо улыбнулся.
- Нет, бабуля. Я никогда не стану таким высоким!
- В тебе и так уже почти пять футов! Дайте-ка мне на вас наглядеться!
- Ребекка вынула из рта трубку и в восхищении потрясла головой. - Рамона,
ты прекрасна, как апрельский день! Твой вид ласкает мой взгляд!
Она снова обняла свою дочь, чувствуя, что у той вот-вот потекут
слезы.
- Хотите сассафрасового чаю?
- Да, конечно.
Они направились к дому - старушка обняв дочь, женщина держа за руку
сына. На террасе лежала большая поленница дров для кухни; рядом с домом,
там, где лес был вырублен, находился колодец, а на краю леса стояла
коптильня. В комфортабельном, но бедно обставленном доме на кухонной
отапливаемой дровами печке Ребекка вскипятила ароматный сассафрасовый
корень.
- Билли, - позвала она, - я только что закончила одну вещь. Она стоит
на гончарном круге. Сбегай, посмотри на нее и скажи мне, что ты думаешь по
поводу того, в какой цвет ее надо покрасить.
Он пулей выскочил с кухни, горя нетерпением оказаться в мастерской, с
ее необузданными красками и формами. Рамона села за кухонный стол с чашкой
чая, и Ребекка тихо обратилась к ней:
- Я хочу услышать все, пока мальчик не вернулся.
Рамона не смогла дольше удерживать слезы; она крепилась при Билли, но
теперь силы оставили ее. Она дрожала, всхлипывая, а ее мать гладила ее по
шее и плечам, стараясь снять напряжение. Рамона начала с трагедии Букеров
и закончила событиями этого утра.
- Ты бы слышала... что говорил сегодня Джон... при Билли...
Старушка зажгла трубку длинной кухонной спичкой и выпустила клуб
голубого дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128