Хосино покачал головой:
— Нет пока. То есть нас библиотека интересует. Даже больше, чем книги. Мы мимо проходили, смотрим — дом интересный. Ну и решили заглянуть. Замечательное у вас здание.
Едва заметно улыбнувшись, Осима взял в руки длинный, остро отточенный карандаш.
— К нам многие так заходят.
— Это хорошо, — удовлетворенно заметил Хосино.
— В два часа у нас небольшая экскурсия. Присоединяйтесь, если есть время. Экскурсии по вторникам, после обеда, для желающих. Проводит их директор библиотеки. Она вам обо всем расскажет. О том, как возникла библиотека, и вообще… Сегодня как раз вторник.
— Очень интересно! Ну что, Наката-сан? Пойдем, посмотрим?
Пока Хосино и Осима обменивались через конторку любезностями, Наката мял в руках тирольскую шляпу и рассеяно озирался. Услышав, что его зовут, он будто очнулся:
— Что? Что такое?
— Тут в два часа экскурсия будет. Хочешь библиотеку посмотреть?
— Да-да, Хосино-сан. Спасибо. Наката хочет на экскурсию.
Осима с интересом наблюдал за их разговором. Хотелось бы знать, кем они друг другу доводятся? На родственников не похожи. Что ни говори, весьма странная парочка. И по возрасту, и по внешности. Ничего общего. А старший еще и говорит как-то странно. Что-то в нем такое есть. Хотя — ничего плохого.
— Вы издалека? — поинтересовался Осима.
— Ага. Из Нагой, — быстро отозвался Хосино, не дав Накате открыть рот. Если бы тот ляпнул: «Из Накано», все пошло бы наперекосяк. По телевизору в новостях уже сообщали, что в убийстве, которое произошло в Накано, замешан старичок, похожий на Накату. Хорошо еще фотографию его не показали.
— Неблизко, — сказал Осима.
— Да. Мы через мосты ехали. Такие большие, красивые мосты, — вступил в разговор Наката.
— Точно. Мосты очень большие. Я, правда, пока не разу по ним не ездил, — признался Осима.
— Наката никогда в жизни таких мостов не видел.
— Чтобы их построить, столько времени и денег потратили, — продолжал Осима. — В газетах пишут, у корпорации, которая всем этим хозяйством заведует — мостами, скоростной дорогой, — каждый год дефицит сто миллиардов иен. А покрывают его из наших с вами налогов, между прочим.
— А «сто миллиардов иен» — это сколько? Наката не понимает.
— Честно говоря, я тоже не представляю, — признался Осима. — Стоит количеству превысить какую-то точку, как дальше уже не поймешь, что эти цифры значат. Огромные деньги, короче.
— Большое спасибо, — встрял Хосино, опасаясь, как бы Наката не наговорил лишнего. — Значит, в два надо подойти сюда?
— Совершенно верно. В два часа подходите. Директор вам все покажет.
— А мы пока там почитаем.
Вертя в пальцах карандаш, Осима посмотрел вслед посетителям и вернулся к своей работе.
Покопавшись на полках, они уселись за стол. Хосино выбрал том «Бетховен и его время», а Наката — несколько фотоальбомов о мебели. Он внимательно, как сторожевой пес, осматривал помещение, трогал все вокруг, принюхивался и приглядывался. До двенадцати они просидели в читальном зале одни, так что коситься на странного старичка было некому.
— Отец? — позвал шепотом Хосино.
— Что?
— Я тебя прошу: помалкивай, что ты из Накано сюда явился.
— А почему?
— Ну, это долго объяснять. Просто не говори и все. Так лучше будет. Если узнают, что ты из Накано, другим людям беспокойство может получиться.
— Понятно, — энергично кивнул Наката. — Беспокойство—это нехорошо. Наката про Накано будет молчать, как вы говорите.
— Вот и спасибо, — сказал парень. — Ну как? Нашел эту штуку?
— Нет, Хосино-сан. Пока ничего.
— Но место точно это?
Наката снова кивнул:
— Да. Вчера перед сном Наката долго с камнем разговаривал. Место то самое. Ошибки нет.
— Вот и славно.
Хосино кивнул и вернулся к жизнеописанию Бетховена. Композитор был гордый человек, абсолютно уверенный в своем таланте, и никогда не заискивал перед знатью. Считал, что именно искусство, точное выражение людских эмоций и страстей — самое благородное и заслуживающее уважения занятие, а власть и деньги находятся у него на службе. Вот Гайдн, проживая в доме одного аристократа, ел вместе со слугами. В его времена музыкантов причисляли к прислуге, и Гайдн, человек исключительно искренний и порядочный, церемонной трапезе в обществе аристократов предпочитал компанию прислуги.
Бетховен, однако, сталкиваясь с таким оскорбительным отношением, приходил в ярость, бросал в стену что под руку подвернется и требовал, чтобы его сажали за один стол со знатными людьми. Человек он был горячий, вспыльчивый, и в гневе лучше было его не трогать. В политике Бетховен тоже прослыл радикалом и взглядов своих не скрывал. А наступавшая глухота делала его еще более резким и непримиримым. С годами музыка композитора все больше прибавляла широты, одновременно наполняясь внутренней сосредоточенностью. Только Бетховену было под силу совместить эти два противоположных начала. Но титанический труд быстро разрушал его. У человеческой плоти и духа есть предел прочности, они просто не в состоянии выдержать такую колоссальную нагрузку.
«Вот каково быть великим. Страшное дело! — думал пораженный Хосино, со вздохом откладывая книгу. Он хорошо помнил кислую физиономию, запечатленную в бронзе, — у них в школе в кабинете музыки стоял бюст Бетховена, — но понятия не имел, что у композитора была такая тяжелая жизнь. — То-то у него лицо такое недовольное».
«Ну, из меня большой человек вряд ли получится», — размышлял парень. Затем перевел взгляд на Накату. Рассматривая снимки образцов декоративной мебели, тот по привычке, непроизвольно, шевелил руками — будто работал долотом или строгал маленьким рубанком.
«А из него, может, и получился бы, — думал Хосино. — Простому же человеку можно и не надеяться. Факт!»
После полудня в зале появились еще посетители — две женщины средних лет. Хосино и Наката вышли передохнуть. Парень запасся на обед булочками, а Наката, как обычно, достал из сумки маленький термос с чаем. Хосино справился у сидевшего за конторкой Осимы, нельзя ли им где-нибудь перекусить.
— Конечно, можно, — ответил тот. — Вон там веранда. Выходит прямо в сад. Располагайтесь и кушайте. А потом можете кофе попить. Вот здесь есть. Не стесняйтесь.
— Большое вам спасибо, — поблагодарил Хосино. — У вас тут прямо как дома.
Осима улыбнулся и откинул волосы со лба:
— Да. В обычных библиотеках немножко иначе устроено. А у нас и правда почти по-домашнему. Нам хочется, чтобы люди могли здесь спокойно читать и заниматься, чтобы им было хорошо.
«Очень симпатичный парень, — подумал Хосино. — Умный, неиспорченный, воспитанный. И очень приветливый. А вообще-то на „голубого“ похож». — Впрочем, Хосино против «голубых» ничего не имел. Мало ли что кому нравится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138