Эти слова срываются с языка совершенно естественно, как бы сами собой.
— Знаю, — небрежно бросает Ворона.
— У меня раньше никогда такого не было. И сейчас это для меня важнее всего.
— Понятное дело, — говорит Ворона. — Само собой. Конечно, это важно. Иначе ты разве бы забрался в такую глушь.
— Но все никак не пойму. Голова вдет кругом. Ты говоришь, мать меня любила. Очень. Хочется верить. Но даже если так оно и есть, я все равно не понимаю. Почему, когда человека сильно любишь, надо его так мучить. Я хочу сказать: какой тогда смысл его любить? Почему так получается?
Я жду ответа. Жду и молчу. Но ответа все нет и нет. Оборачиваюсь — Ворона уже исчез. Только прошуршали крылья над головой.
А голова идет кругом.
Пройдя еще немного, я увидел двух солдат.
На них была полевая форма старой императорской армии. Летняя, с короткими рукавами. На ногах обмотки, вещмешки за спиной. Вместо касок — солдатские панамы, лица для маскировки вымазаны черной краской. Оба молодые. Один — долговязый, в круглых очках с металлической оправой, худой. Его товарищ — низенький, широкий в плечах, коренастый. Солдаты сидели рядом на большом плоском камне; вид у них был совсем не воинственный. В ногах стояли пехотные винтовки-тридцатьвосьмерки» . Высокий со скучающим видом грыз травинку. То, что они здесь сидят, казалось совершенно естественным. Спокойно, без малейшего замешательства, они следили за моим приближением.
Полянка, где устроились солдаты, оказалась довольно просторной и ровной и чем-то напомнила мне лестничную клетку.
— Эй? — бодро окликнул меня долговязый.
— Здорово! — чуть насупившись, проговорил коренастый.
— Здравствуйте, — ответил я. Наверное, при виде такой картины человеку полагалось бы удивиться. Но я не удивился. Ничего необычного, вполне возможная вещь.
— А мы тебя ждали, — сказал долговязый.
— Меня? — удивился я.
— Конечно. Кроме тебя, сейчас здесь вроде никто не бродит.
— Долго ждали, — подтвердил коренастый.
— Ладно тебе. Время — не такой важный вопрос, — оборвал его долговязый. — Хотя мы и вправду заждались. Не думали, что так долго будет.
— Так вы те самые люди, что пропали в этих горах? На учениях? Только это было очень давно…
— Ага, они самые, — кивнул коренастый.
— Так вас же, по-моему, все искали.
— Знаем, — сказал он. — Знаем, что искали. Все знали, что мы здесь, в лесу, пропали. Но сколько ни искали, так и не нашли.
— Сказать по правде, мы не заблудились… — тихо проговорил долговязый. — Сбежали, в общем.
— Вернее, не сбежали, а случайно набрели на это местечко и остались, — разъяснил ситуацию коренастый. — Это совсем не то, что заблудились.
— Не каждый это место найдет, — продолжал долговязый. — Вот мы смогли, и ты смог. Нам с этим местом просто повезло.
— Да, мы тут застряли, зато нас на войну не отправили, — вторил ему коренастый. — Не пришлось других убивать и самим погибать. Мы ни в какие страны ехать не собирались. Я вот из крестьян, он — только университет окончил. Никого убивать не хотели, а сами пропадать — и подавно. Ясное дело.
— Вот ты, например. Может, тебе хочется людей убивать? Или чтобы тебя самого убили? — поинтересовался долговязый.
Я покачал головой. Нет, никого убивать я не хотел. И чтобы меня убили — тоже.
— И все так, — подытожил высокий солдат. — Ну, или почти все. Но если бы мы сказали, что не хотим на войну, что бы нам ответили? «Ах, не хотите? Понятно. Ну и не надо. Сидите дома»? Нет, от нашего родного государства такого ответа не дождешься. Сбежать и то нельзя. Куда из Японии убежишь? Все равно найдут. Страна маленькая, острова одни… Потому-то мы тут и остались. Единственное место, где можно спрятаться. — Он тряхнул головой и продолжал: — Мы здесь уже порядочно. Правильно ты сказал: это было очень давно. Вот с тех самых пор. Но я уже говорил: время здесь — не такой важный вопрос. «Сейчас» или «очень давно» — почти одно и то же,
— Никакой разницы, — подтвердил коренастый и сделал рукой резкое движение, будто отмахнулся от чего-то.
— И вы знали, что я сюда приду?
— Конечно, — ответил коренастый.
— Мы здесь вроде как на посту, поэтому в курсе, кто должен прийти. Мы уже как бы частичка леса, — сказал его товарищ.
— То есть здесь — вход, — заявил коренастый. — И мы его охраняем.
— Сейчас вход открыт, — стал объяснять долговязый. — Но скоро он опять закроется. Так что если решишь войти — давай сейчас. Он не может все время быть открытым.
— Захочешь войти — мы тебя проводим. Дорога запутанная, без сопровождающих тебе не дойти, — предупредил коренастый.
— А не пойдешь — вернешься по той же тропе, которой пришел, — продолжил долговязый. — Это не трудно. Не волнуйся. До дома обязательно дойдешь. И будешь жить как раньше. Так что выбирай. Никто тебя не неволит, входить или не входить. Но если войдешь, вернуться назад будет трудно.
— Ведите меня, — ни секунды не колеблясь, сказал я.
— Точно? — спросил коренастый.
— Там человек, которого я должен видеть. Мне так кажется.
Не говоря ни слова, солдаты не спеша встали с камня, взяли свои винтовки. Переглянулись и пошли вперед.
— Ты, наверное, думаешь: «Зачем эти чудаки все еще таскают на себе эти тяжеленные железяки?» — обернулся ко мне долговязый. — Все равно от них никакого толку. Да и не заряжены они.
— В общем, это знак, — не глядя на меня, пояснил коренастый. — Знак того, с чем мы расстались, что оставили позади.
— Символы — важная вещь, — высказался долговязый. — Винтовки, военная форма. Мы здесь вроде часовых. Такая у нас задача. Тоже ведь символ.
— A у тебя есть что-нибудь такое? Знак или что-то в этом роде? — поинтересовался коренастый.
Я покачал головой:
— Нет. Ничего такого. Только память.
— Память? — хмыкнул коренастый.
— Ничего. Нормально, — сказал долговязый. — Замечательный символ, должно быть. Хоть я не очень понимаю, как долго живет память и насколько она по своей сути надежна.
— Хорошо бы что-нибудь такое, что потрогать можно, — изрек коренастый. — Так понятнее.
— Винтовка, например, — предложил долговязый. — Кстати, как тебя зовут?
— Кафка Тамура.
— Кафка Тамура, — в один голос повторили солдаты.
— Странное имя, — отметил долговязый.
— Это точно, — поддержал его коренастый.
Разговор иссяк, и дальше мы пошли молча.
Глава 44
Они сожгли три папки Саэки-сан у реки, рядом с шоссе. Хосино купил в круглосуточном магазине бензин для зажигалок, облил папки и поджег. Ничего не говоря, они стояли и смотрели, как язычки пламени поглощают один листок за другим. Было тихо, и дымок прямой струйкой тянулся к небу, беззвучно растворяясь в нависших над землей серых облаках.
— А почитать нельзя? Совсем? — поинтересовался Хосино.
— Нельзя, — ответил Наката. — Наката обещал Саэки-сан все сжечь и ни одной строчки не читать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— Знаю, — небрежно бросает Ворона.
— У меня раньше никогда такого не было. И сейчас это для меня важнее всего.
— Понятное дело, — говорит Ворона. — Само собой. Конечно, это важно. Иначе ты разве бы забрался в такую глушь.
— Но все никак не пойму. Голова вдет кругом. Ты говоришь, мать меня любила. Очень. Хочется верить. Но даже если так оно и есть, я все равно не понимаю. Почему, когда человека сильно любишь, надо его так мучить. Я хочу сказать: какой тогда смысл его любить? Почему так получается?
Я жду ответа. Жду и молчу. Но ответа все нет и нет. Оборачиваюсь — Ворона уже исчез. Только прошуршали крылья над головой.
А голова идет кругом.
Пройдя еще немного, я увидел двух солдат.
На них была полевая форма старой императорской армии. Летняя, с короткими рукавами. На ногах обмотки, вещмешки за спиной. Вместо касок — солдатские панамы, лица для маскировки вымазаны черной краской. Оба молодые. Один — долговязый, в круглых очках с металлической оправой, худой. Его товарищ — низенький, широкий в плечах, коренастый. Солдаты сидели рядом на большом плоском камне; вид у них был совсем не воинственный. В ногах стояли пехотные винтовки-тридцатьвосьмерки» . Высокий со скучающим видом грыз травинку. То, что они здесь сидят, казалось совершенно естественным. Спокойно, без малейшего замешательства, они следили за моим приближением.
Полянка, где устроились солдаты, оказалась довольно просторной и ровной и чем-то напомнила мне лестничную клетку.
— Эй? — бодро окликнул меня долговязый.
— Здорово! — чуть насупившись, проговорил коренастый.
— Здравствуйте, — ответил я. Наверное, при виде такой картины человеку полагалось бы удивиться. Но я не удивился. Ничего необычного, вполне возможная вещь.
— А мы тебя ждали, — сказал долговязый.
— Меня? — удивился я.
— Конечно. Кроме тебя, сейчас здесь вроде никто не бродит.
— Долго ждали, — подтвердил коренастый.
— Ладно тебе. Время — не такой важный вопрос, — оборвал его долговязый. — Хотя мы и вправду заждались. Не думали, что так долго будет.
— Так вы те самые люди, что пропали в этих горах? На учениях? Только это было очень давно…
— Ага, они самые, — кивнул коренастый.
— Так вас же, по-моему, все искали.
— Знаем, — сказал он. — Знаем, что искали. Все знали, что мы здесь, в лесу, пропали. Но сколько ни искали, так и не нашли.
— Сказать по правде, мы не заблудились… — тихо проговорил долговязый. — Сбежали, в общем.
— Вернее, не сбежали, а случайно набрели на это местечко и остались, — разъяснил ситуацию коренастый. — Это совсем не то, что заблудились.
— Не каждый это место найдет, — продолжал долговязый. — Вот мы смогли, и ты смог. Нам с этим местом просто повезло.
— Да, мы тут застряли, зато нас на войну не отправили, — вторил ему коренастый. — Не пришлось других убивать и самим погибать. Мы ни в какие страны ехать не собирались. Я вот из крестьян, он — только университет окончил. Никого убивать не хотели, а сами пропадать — и подавно. Ясное дело.
— Вот ты, например. Может, тебе хочется людей убивать? Или чтобы тебя самого убили? — поинтересовался долговязый.
Я покачал головой. Нет, никого убивать я не хотел. И чтобы меня убили — тоже.
— И все так, — подытожил высокий солдат. — Ну, или почти все. Но если бы мы сказали, что не хотим на войну, что бы нам ответили? «Ах, не хотите? Понятно. Ну и не надо. Сидите дома»? Нет, от нашего родного государства такого ответа не дождешься. Сбежать и то нельзя. Куда из Японии убежишь? Все равно найдут. Страна маленькая, острова одни… Потому-то мы тут и остались. Единственное место, где можно спрятаться. — Он тряхнул головой и продолжал: — Мы здесь уже порядочно. Правильно ты сказал: это было очень давно. Вот с тех самых пор. Но я уже говорил: время здесь — не такой важный вопрос. «Сейчас» или «очень давно» — почти одно и то же,
— Никакой разницы, — подтвердил коренастый и сделал рукой резкое движение, будто отмахнулся от чего-то.
— И вы знали, что я сюда приду?
— Конечно, — ответил коренастый.
— Мы здесь вроде как на посту, поэтому в курсе, кто должен прийти. Мы уже как бы частичка леса, — сказал его товарищ.
— То есть здесь — вход, — заявил коренастый. — И мы его охраняем.
— Сейчас вход открыт, — стал объяснять долговязый. — Но скоро он опять закроется. Так что если решишь войти — давай сейчас. Он не может все время быть открытым.
— Захочешь войти — мы тебя проводим. Дорога запутанная, без сопровождающих тебе не дойти, — предупредил коренастый.
— А не пойдешь — вернешься по той же тропе, которой пришел, — продолжил долговязый. — Это не трудно. Не волнуйся. До дома обязательно дойдешь. И будешь жить как раньше. Так что выбирай. Никто тебя не неволит, входить или не входить. Но если войдешь, вернуться назад будет трудно.
— Ведите меня, — ни секунды не колеблясь, сказал я.
— Точно? — спросил коренастый.
— Там человек, которого я должен видеть. Мне так кажется.
Не говоря ни слова, солдаты не спеша встали с камня, взяли свои винтовки. Переглянулись и пошли вперед.
— Ты, наверное, думаешь: «Зачем эти чудаки все еще таскают на себе эти тяжеленные железяки?» — обернулся ко мне долговязый. — Все равно от них никакого толку. Да и не заряжены они.
— В общем, это знак, — не глядя на меня, пояснил коренастый. — Знак того, с чем мы расстались, что оставили позади.
— Символы — важная вещь, — высказался долговязый. — Винтовки, военная форма. Мы здесь вроде часовых. Такая у нас задача. Тоже ведь символ.
— A у тебя есть что-нибудь такое? Знак или что-то в этом роде? — поинтересовался коренастый.
Я покачал головой:
— Нет. Ничего такого. Только память.
— Память? — хмыкнул коренастый.
— Ничего. Нормально, — сказал долговязый. — Замечательный символ, должно быть. Хоть я не очень понимаю, как долго живет память и насколько она по своей сути надежна.
— Хорошо бы что-нибудь такое, что потрогать можно, — изрек коренастый. — Так понятнее.
— Винтовка, например, — предложил долговязый. — Кстати, как тебя зовут?
— Кафка Тамура.
— Кафка Тамура, — в один голос повторили солдаты.
— Странное имя, — отметил долговязый.
— Это точно, — поддержал его коренастый.
Разговор иссяк, и дальше мы пошли молча.
Глава 44
Они сожгли три папки Саэки-сан у реки, рядом с шоссе. Хосино купил в круглосуточном магазине бензин для зажигалок, облил папки и поджег. Ничего не говоря, они стояли и смотрели, как язычки пламени поглощают один листок за другим. Было тихо, и дымок прямой струйкой тянулся к небу, беззвучно растворяясь в нависших над землей серых облаках.
— А почитать нельзя? Совсем? — поинтересовался Хосино.
— Нельзя, — ответил Наката. — Наката обещал Саэки-сан все сжечь и ни одной строчки не читать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138