Там сталкиваются приливные и отливные волны, и получаются большие водовороты. Вода закручивается, как в унитазе. Попадешь в воронку — так и тянет на дно, выбраться очень трудно. А можешь и не выбраться — зависит от того, какие волны. И все-таки надо сохранять спокойствие, даже если ты уже почти на дне, даже если тебя несет по волнам. Дергаться бесполезно. Только силы потеряешь. Страшное дело, если посмотреть. Страшнее некуда. Но если ты этот страх в себе не преодолеешь, настоящим серфингистом тебе не стать. Побыть наедине со смертью, понять, что это такое, — и перебороть. Какие только мысли в голову не лезут, когда тебя на самое дно воронки засасывает. В каком-то смысле вы со смертью уже друзья — только дай поговорить.
У ограды он вышел из машины, закрыл на ключ ворота, покачал, проверяя, надежно ли заперты.
Дальше мы ехали молча. Сада включил УКВ и вел машину под музыку. Но я был уверен, что он толком не слушает. Включил просто так — вроде сигнального устройства. В тоннеле звук пропадал совсем или заглушался треском помех, но он не обращал внимания. Кондиционер не работал, и, выбравшись на скоростное шоссе, мы окна закрывать не стали.
— Надумаешь на доске поучиться — приезжай, — сказал Сада, когда впереди показалось Сэто Найкай. — Свободная комната имеется, так что остановиться есть где.
— Спасибо, — сказал я. — Как-нибудь приеду. Не знаю, правда, когда.
— Дела?
— Да, надо закончить кое-что.
— У меня тоже дела, — сказал Сада. — Хотя так, ничего особенного, хвастаться не буду.
Мы опять надолго замолчали. Сада думал о своих проблемах, я — о своих. Положив левую руку на руль, он сосредоточенно смотрел вперед. Курил. В отличие от брата не гнал. Выставив правый локоть в окно, ехал, не напрягаясь, в медленном ряду, не превышая скорость. Перестраивался на обгон, только если машина впереди ехала совсем медленно. С озабоченным видом прибавлял газ и сразу возвращайся в свой ряд.
— А вы давно серфингом занимаетесь, Сада-сан?
— Прилично. — И снова молчание. Я уж и забыл о своем вопросе, как он вдруг заговорил: — Начал в школе, в старших классах. Так, для развлечения. А серьезно — лет шесть. Работал в Токио, в крупном рекламном агентстве. Потом надоело, все бросил и вернулся сюда. Увлекся серфингом. Свои деньги кое-какие были — накопил, у родителей занял и открыл магазин для серфингистов. Сам себе хозяин, делаю помаленьку, что хочу.
— Вам на Сикоку захотелось вернуться?
— И такое было, — признался Сада. — Как-то неспокойно, когда живешь у моря, а гор нет. Всякий человек привязан к тому месту, где родился. В какой-то степени, конечно. Как думаешь, как чувствуешь — все это связано с рельефом, температурой, направлением ветра. Ты где родился?
— В Токио. В Накано.
— В Накано обратно хочешь?
Я покачал головой:
— Нет.
— Почему?
— А зачем? Чего мне там делать?
— Вот так, да?
— Наверное, у меня нет такой связи с рельефом и направлением ветра.
— Ага… — сказал Сада.
И мы опять замолчали. Саду молчание совсем не беспокоило. Меня, в общем, тоже. Отключив все мысли, я рассеянно слушал музыку. Сада не отрываясь смотрел на дорогу. Скоростное шоссе кончилось, мы повернули на север и въехали в Такамацу.
К библиотеке Комура мы подъехали без чего-то час. Высадив меня у здания, Сада не стал выключать двигатель и выходить из машины, а сразу поехал к себе в Кота.
— Спасибо, — сказал я на прощание.
— До встречи, — ответил он.
Сада махнул рукой из окна, захрустели по гравию широкие шины. Он возвращался к большим волнам, к своему миру, к своим проблемам.
Закинув на спину рюкзак, я вошел в ворота. Кусты в саду были красиво подстрижены, пахло скошенной травой. Казалось, я не был здесь несколько месяцев, хотя на самом деле прошло четыре дня.
За конторкой сидел Осима в белоснежной сорочке с засученными по локоть рукавами. Без пиджака. К моему изумлению — в галстуке. Галстук был в полоску — горчичного и зеленого цвета. На столе перед ним, как всегда, стояла чашка с кофе и лежали два длинных, остро заточенных карандаша.
— О! — промолвил Осима и на его лице появилась хорошо знакомая улыбка.
— Здравствуйте! — приветствовал его я.
— Брат привез?
— Ага.
— Молчал, небось, всю дорогу?
— Да нет. Поговорили немного.
— Это хорошо. Повезло тебе. А то бывает, из него слова не вытянешь.
— У вас здесь что-нибудь произошло? — спросил я. — Он сказал: срочное дело.
Осима кивнул:
— Да. Есть что тебе сказать. Во-первых, умерла Саэки-сан. Сердечный приступ. Я обнаружил ее во вторник днем за столом в ее кабинете на втором этаже. Скоропостижно. Хоть не мучилась, наверное.
Я скинул с плеч рюкзак, положил на пол и сел на стоявший рядом офисный стул.
— Во вторник днем? — спросил я. — А сегодня пятница?
— Да, пятница. Она во вторник умерла, после экскурсии. Может, надо было раньше тебе сообщить, но я никак не мог сообразить, как лучше это сделать.
Я замер. Мы долго молчали. С места, где я сидел, было видно лестницу на второй этаж. Черные, до блеска отполированные перила, смотревший прямо на меня витраж на лестничной площадке. Эта лестница так много для меня значила. Поднявшись по ней, я встретился с Саэки-сан. А теперь это была лестница без всякого смысла, самая обыкновенная. Потому что Саэки-сан больше там нет.
— Я же тебе говорил: вероятно, это было предопределено, — сказал Осима. — И я это понимал, и она понимала. Но когда такое происходит, конечно, очень тяжело. Что говорить.
Осима сделал паузу. «Надо что-то сказать», — подумал я. Но слов не было.
— По ее завещанию никаких похорон не будет, — продолжал он. — Ее просто кремировали. Завещание лежало в столе в кабинете. Все свое имущество она завещала фонду, который содержит библиотеку Комура. Мне на память оставила свой «монблан», тебе — картину. Где мальчик на берегу. Возьмешь?
Я кивнул.
— Картину я упаковал, можешь забрать, если хочешь.
— Спасибо, — наконец выдавил я.
— Слушай, Кафка… — сказал Осима. Он взял карандаш, по привычке повертел в пальцах. — Я только хотел спросить у тебя одну вещь. Можно?
Я кивнул.
— Ты уже знал, что Саэки-сан умерла? До того, как я тебе сказал?
Я кивнул еще раз.
— Кажется, знал.
— Я так и понял. — Осима глубоко вздохнул. — Хочешь попить чего-нибудь? Сказать по правде, у тебя такой вид, будто ты из пустыни вышел.
— Да, пожалуйста. — В горле у меня действительно было, как в Сахаре. Только после слов Осимы я это заметил.
Я залпом выпил принесенный Осимой стакан воды со льдом и почувствовал, как заломило в голове. Поставил пустой стакан на стол.
— Еще хочешь?
Я покачал головой.
— Что теперь делать собираешься? — спросил Осима.
— В Токио вернусь.
— Вернешься — и что дальше?
— Сначала пойду в полицию и все объясню. Чтобы от них больше не бегать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
У ограды он вышел из машины, закрыл на ключ ворота, покачал, проверяя, надежно ли заперты.
Дальше мы ехали молча. Сада включил УКВ и вел машину под музыку. Но я был уверен, что он толком не слушает. Включил просто так — вроде сигнального устройства. В тоннеле звук пропадал совсем или заглушался треском помех, но он не обращал внимания. Кондиционер не работал, и, выбравшись на скоростное шоссе, мы окна закрывать не стали.
— Надумаешь на доске поучиться — приезжай, — сказал Сада, когда впереди показалось Сэто Найкай. — Свободная комната имеется, так что остановиться есть где.
— Спасибо, — сказал я. — Как-нибудь приеду. Не знаю, правда, когда.
— Дела?
— Да, надо закончить кое-что.
— У меня тоже дела, — сказал Сада. — Хотя так, ничего особенного, хвастаться не буду.
Мы опять надолго замолчали. Сада думал о своих проблемах, я — о своих. Положив левую руку на руль, он сосредоточенно смотрел вперед. Курил. В отличие от брата не гнал. Выставив правый локоть в окно, ехал, не напрягаясь, в медленном ряду, не превышая скорость. Перестраивался на обгон, только если машина впереди ехала совсем медленно. С озабоченным видом прибавлял газ и сразу возвращайся в свой ряд.
— А вы давно серфингом занимаетесь, Сада-сан?
— Прилично. — И снова молчание. Я уж и забыл о своем вопросе, как он вдруг заговорил: — Начал в школе, в старших классах. Так, для развлечения. А серьезно — лет шесть. Работал в Токио, в крупном рекламном агентстве. Потом надоело, все бросил и вернулся сюда. Увлекся серфингом. Свои деньги кое-какие были — накопил, у родителей занял и открыл магазин для серфингистов. Сам себе хозяин, делаю помаленьку, что хочу.
— Вам на Сикоку захотелось вернуться?
— И такое было, — признался Сада. — Как-то неспокойно, когда живешь у моря, а гор нет. Всякий человек привязан к тому месту, где родился. В какой-то степени, конечно. Как думаешь, как чувствуешь — все это связано с рельефом, температурой, направлением ветра. Ты где родился?
— В Токио. В Накано.
— В Накано обратно хочешь?
Я покачал головой:
— Нет.
— Почему?
— А зачем? Чего мне там делать?
— Вот так, да?
— Наверное, у меня нет такой связи с рельефом и направлением ветра.
— Ага… — сказал Сада.
И мы опять замолчали. Саду молчание совсем не беспокоило. Меня, в общем, тоже. Отключив все мысли, я рассеянно слушал музыку. Сада не отрываясь смотрел на дорогу. Скоростное шоссе кончилось, мы повернули на север и въехали в Такамацу.
К библиотеке Комура мы подъехали без чего-то час. Высадив меня у здания, Сада не стал выключать двигатель и выходить из машины, а сразу поехал к себе в Кота.
— Спасибо, — сказал я на прощание.
— До встречи, — ответил он.
Сада махнул рукой из окна, захрустели по гравию широкие шины. Он возвращался к большим волнам, к своему миру, к своим проблемам.
Закинув на спину рюкзак, я вошел в ворота. Кусты в саду были красиво подстрижены, пахло скошенной травой. Казалось, я не был здесь несколько месяцев, хотя на самом деле прошло четыре дня.
За конторкой сидел Осима в белоснежной сорочке с засученными по локоть рукавами. Без пиджака. К моему изумлению — в галстуке. Галстук был в полоску — горчичного и зеленого цвета. На столе перед ним, как всегда, стояла чашка с кофе и лежали два длинных, остро заточенных карандаша.
— О! — промолвил Осима и на его лице появилась хорошо знакомая улыбка.
— Здравствуйте! — приветствовал его я.
— Брат привез?
— Ага.
— Молчал, небось, всю дорогу?
— Да нет. Поговорили немного.
— Это хорошо. Повезло тебе. А то бывает, из него слова не вытянешь.
— У вас здесь что-нибудь произошло? — спросил я. — Он сказал: срочное дело.
Осима кивнул:
— Да. Есть что тебе сказать. Во-первых, умерла Саэки-сан. Сердечный приступ. Я обнаружил ее во вторник днем за столом в ее кабинете на втором этаже. Скоропостижно. Хоть не мучилась, наверное.
Я скинул с плеч рюкзак, положил на пол и сел на стоявший рядом офисный стул.
— Во вторник днем? — спросил я. — А сегодня пятница?
— Да, пятница. Она во вторник умерла, после экскурсии. Может, надо было раньше тебе сообщить, но я никак не мог сообразить, как лучше это сделать.
Я замер. Мы долго молчали. С места, где я сидел, было видно лестницу на второй этаж. Черные, до блеска отполированные перила, смотревший прямо на меня витраж на лестничной площадке. Эта лестница так много для меня значила. Поднявшись по ней, я встретился с Саэки-сан. А теперь это была лестница без всякого смысла, самая обыкновенная. Потому что Саэки-сан больше там нет.
— Я же тебе говорил: вероятно, это было предопределено, — сказал Осима. — И я это понимал, и она понимала. Но когда такое происходит, конечно, очень тяжело. Что говорить.
Осима сделал паузу. «Надо что-то сказать», — подумал я. Но слов не было.
— По ее завещанию никаких похорон не будет, — продолжал он. — Ее просто кремировали. Завещание лежало в столе в кабинете. Все свое имущество она завещала фонду, который содержит библиотеку Комура. Мне на память оставила свой «монблан», тебе — картину. Где мальчик на берегу. Возьмешь?
Я кивнул.
— Картину я упаковал, можешь забрать, если хочешь.
— Спасибо, — наконец выдавил я.
— Слушай, Кафка… — сказал Осима. Он взял карандаш, по привычке повертел в пальцах. — Я только хотел спросить у тебя одну вещь. Можно?
Я кивнул.
— Ты уже знал, что Саэки-сан умерла? До того, как я тебе сказал?
Я кивнул еще раз.
— Кажется, знал.
— Я так и понял. — Осима глубоко вздохнул. — Хочешь попить чего-нибудь? Сказать по правде, у тебя такой вид, будто ты из пустыни вышел.
— Да, пожалуйста. — В горле у меня действительно было, как в Сахаре. Только после слов Осимы я это заметил.
Я залпом выпил принесенный Осимой стакан воды со льдом и почувствовал, как заломило в голове. Поставил пустой стакан на стол.
— Еще хочешь?
Я покачал головой.
— Что теперь делать собираешься? — спросил Осима.
— В Токио вернусь.
— Вернешься — и что дальше?
— Сначала пойду в полицию и все объясню. Чтобы от них больше не бегать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138