На дне признаков жизни я не заметил. Сколько времени она смотрела на меня… или на то место, которое я занимал? Время потеряло установленный ход. Здесь оно может растягиваться или останавливаться, откликаясь на порывы души. Наконец девушка неожиданно поднялась со стула, неслышно направилась к двери и, не открывая ее, беззвучно исчезла.
Она ушла, а я, замерев, по-прежнему лежал под одеялом. Чуть приоткрыл глаза и не шевелился. Может быть, она вернется , думал я. Пусть она вернется. Я так хочу. Но время шло, а девушки все не было. Подняв голову, я взглянул на светящиеся стрелки будильника у изголовья. Три двадцать пять. Я слез с кровати, коснулся рукой стула, на котором она сидела, и не почувствовал тепла. Внимательно осмотрел стул. Может, хоть волосок ее остался? Ничего. Я сел на стул, потер щеку и глубоко вздохнул.
Заснуть после этого не удалось. В комнате было темно, я забрался под одеяло, но сон все не шел. Из головы не выходила эта загадочная девушка, которая так меня заворожила. Я чувствовал, как нечто , ни на что не похожее и страшно сильное, зарождается в моей душе, пускает в ней корни, уверенно разрастается. Запертое в грудной клетке горячее сердце сжималось и расширялось независимо от моей воли. Сжималось и расширялось.
Я включил лампу, встал с постели и стал дожидаться утра. Читать не мог, музыку слушать — тоже. Вообще ничего не мог. Лишь когда стало светать, удалось ненадолго заснуть. А когда открыл глаза, подушка была холодной и мокрой. Похоже, во сне я плакал. Из-за чего? Непонятно.
В начале десятого под рев «родстера» появился Осима, и мы вдвоем стали готовиться к открытию библиотеки. Потом я сварил ему кофе. Осима научил меня, как нужно его делать. Сначала мелешь в кофемолке зерна, хорошенько кипятишь воду, снимаешь с огня, чтобы она не бурлила, и не спеша процеживаешь напиток через бумажный фильтр. В готовый кофе Осима чисто символически добавлял сахара — и никаких сливок. Он уверял, что так вкуснее всего. Себе я заварил «Эрл Грей». На Осиме была блестящая коричневая рубашка с короткими рукавами, белые льняные брюки. Он достал из кармана свежайший носовой платок, протер им очки и взглянул на меня.
— Что-то сегодня ты явно не выспался. Лицо у тебя такое.
— У меня к вам просьба, — сказал я.
— Что за просьба? Говори.
— «Кафку на пляже» хочется послушать. Пластинку нельзя достать?
— Не компакт-диск?
— Лучше бы старую пластинку. Интересно, какой у них звук. Правда, проигрыватель нужен.
Осима задумался, прижав палец к виску.
— Знаешь, кажется, у нас в кладовке стоит старая стереосистема. Только я не уверен, работает ли она.
Кладовкой служила комнатушка, в которой единственным источником света было оконце под самым потолком, выходившее на автостоянку. В беспорядке там были свалены ставшие почему-то ненужными вещи, оставшиеся от разных эпох. Мебель, посуда, журналы, одежда, картины… Кое-что еще представляло какую-то ценность, другие же вещи — а таких оказалось подавляющее большинство — были совершенно бесполезны.
— Когда-нибудь все-таки придется разбирать всю эту кучу, да не нашелся еще такой герой, — мрачно проговорил Осима.
В этой комнате, где время как будто остановилось, мы откопали старую стереосистему «Сансуй». Аппарат был сделан на совесть и когда-то считался последним достижением техники, но с тех пор прошло лет двадцать пять. На нем тонким слоем лежала пыль. Совмещенный с радиоприемником усилитель, автоматическая вертушка, колонки, сделанные под книжные полки. Там же отыскалась и коллекция пластинок. «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Бич Бойз», Саймон и Гарфанкел, Стиви Уандер… Модная музыка 60-х годов. Пластинок было штук тридцать. Я достал одну из конверта. Видно было, что с ней обращались аккуратно, — заметных царапин я не обнаружил. Так же, как и следов плесени.
Еще в кладовке мы нашли гитару — все струны у нее были целы. Лежали стопки старых журналов с неизвестными названиями. Старая теннисная ракетка. Мы словно оказались на руинах недавнего прошлого.
— Это, наверное, его вещи — друга Саэки-сан. И пластинки, и гитара, и ракетка, — сказал Осима. — Я тебе уже говорил: он ведь жил в этом доме, вот его вещи собрали и сложили здесь. Хотя стереосистема вряд ли его — помоложе будет.
Мы перенесли систему и пластинки в мою комнату. Стерли пыль, вставили вилку в розетку, подсоединили вертушку к усилителю и включили. На усилителе загорелась зеленая лампочка, диск вертушки начал плавно вращаться. Стробоскоп, отмечавший число оборотов, покрутился немного, решил больше с ума не сходить и успокоился. Проверив иголку в картридже — она была вполне пригодной, — я поставил битловский диск из красного винила — «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». В динамиках ожила гитара — полились знакомые вступительные аккорды. Звук оказался гораздо чище, чем я думал.
— Хотя в нашей стране проблем — лопатой не разгребешь, но за уровень техники, по крайней мере, она достойна уважения, — восхищенно проговорил Осима. — Надо же! Столько лет стояла, никто не пользовался — и такой звук!
Мы послушали немного «Сержанта Пеппера». Мне показалась, что на вертушке получается другая музыка — совсем не то, что я раньше слышал на компакт-дисках.
— Так, воспроизводящее устройство мы имеем. А вот пластинку так просто не достать. Сейчас этот сингл — «Кафка на пляже» — большая редкость. У мамаши спрошу, вдруг у нее завалялась. А нет — так, может, она знает, у кого есть.
Я кивнул.
Осима поднял перед моим носом указательный палец, как учитель, желающий привлечь внимание ученика, и предупредил:
— Кажется, я уже говорил: ни в коем случае не крути эту мелодию, когда Саэки-сан здесь. Ни за что. Ясно?
Я кивнул.
— Как в фильме «Касабланка», — сказал он, мурлыкая первые ноты «Когда проходит время». — Никогда не ставь эту песню.
— Осима-сан, у меня такой вопрос… — решился я. — Вы случайно не знаете здесь девчонку? Ей лет пятнадцать…
— Где это — здесь ? В библиотеке?
Я кивнул. Осима чуть наклонил голову набок, подумал и сказал:
— Насколько мне известно, никаких пятнадцатилетних девчонок в окрестностях не водится. — Он посмотрел на меня так, будто заглянул в комнату через окно. — Откуда у тебя эти странные вопросы?
— Да я вроде недавно ее видел.
— Недавно — это когда?
— Этой ночью.
— Значит, этой ночью ты здесь видел девчонку лет пятнадцати?
— Угу.
— Что за девчонка?
Я слегка покраснел.
— Обыкновенная. Волосы до плеч, в голубом платье.
— Красивая?
Я кивнул.
— А может, это просто видение, призрак, рожденный страстью? — приветливо улыбнулся Осима. — Чего только на свете не бывает. Для здорового гетеросексуала твоего возраста ничего странного в этом нет.
Я вспомнил, как тогда в горах выставился перед Осимой во всей красе, и еще сильнее покраснел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Она ушла, а я, замерев, по-прежнему лежал под одеялом. Чуть приоткрыл глаза и не шевелился. Может быть, она вернется , думал я. Пусть она вернется. Я так хочу. Но время шло, а девушки все не было. Подняв голову, я взглянул на светящиеся стрелки будильника у изголовья. Три двадцать пять. Я слез с кровати, коснулся рукой стула, на котором она сидела, и не почувствовал тепла. Внимательно осмотрел стул. Может, хоть волосок ее остался? Ничего. Я сел на стул, потер щеку и глубоко вздохнул.
Заснуть после этого не удалось. В комнате было темно, я забрался под одеяло, но сон все не шел. Из головы не выходила эта загадочная девушка, которая так меня заворожила. Я чувствовал, как нечто , ни на что не похожее и страшно сильное, зарождается в моей душе, пускает в ней корни, уверенно разрастается. Запертое в грудной клетке горячее сердце сжималось и расширялось независимо от моей воли. Сжималось и расширялось.
Я включил лампу, встал с постели и стал дожидаться утра. Читать не мог, музыку слушать — тоже. Вообще ничего не мог. Лишь когда стало светать, удалось ненадолго заснуть. А когда открыл глаза, подушка была холодной и мокрой. Похоже, во сне я плакал. Из-за чего? Непонятно.
В начале десятого под рев «родстера» появился Осима, и мы вдвоем стали готовиться к открытию библиотеки. Потом я сварил ему кофе. Осима научил меня, как нужно его делать. Сначала мелешь в кофемолке зерна, хорошенько кипятишь воду, снимаешь с огня, чтобы она не бурлила, и не спеша процеживаешь напиток через бумажный фильтр. В готовый кофе Осима чисто символически добавлял сахара — и никаких сливок. Он уверял, что так вкуснее всего. Себе я заварил «Эрл Грей». На Осиме была блестящая коричневая рубашка с короткими рукавами, белые льняные брюки. Он достал из кармана свежайший носовой платок, протер им очки и взглянул на меня.
— Что-то сегодня ты явно не выспался. Лицо у тебя такое.
— У меня к вам просьба, — сказал я.
— Что за просьба? Говори.
— «Кафку на пляже» хочется послушать. Пластинку нельзя достать?
— Не компакт-диск?
— Лучше бы старую пластинку. Интересно, какой у них звук. Правда, проигрыватель нужен.
Осима задумался, прижав палец к виску.
— Знаешь, кажется, у нас в кладовке стоит старая стереосистема. Только я не уверен, работает ли она.
Кладовкой служила комнатушка, в которой единственным источником света было оконце под самым потолком, выходившее на автостоянку. В беспорядке там были свалены ставшие почему-то ненужными вещи, оставшиеся от разных эпох. Мебель, посуда, журналы, одежда, картины… Кое-что еще представляло какую-то ценность, другие же вещи — а таких оказалось подавляющее большинство — были совершенно бесполезны.
— Когда-нибудь все-таки придется разбирать всю эту кучу, да не нашелся еще такой герой, — мрачно проговорил Осима.
В этой комнате, где время как будто остановилось, мы откопали старую стереосистему «Сансуй». Аппарат был сделан на совесть и когда-то считался последним достижением техники, но с тех пор прошло лет двадцать пять. На нем тонким слоем лежала пыль. Совмещенный с радиоприемником усилитель, автоматическая вертушка, колонки, сделанные под книжные полки. Там же отыскалась и коллекция пластинок. «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Бич Бойз», Саймон и Гарфанкел, Стиви Уандер… Модная музыка 60-х годов. Пластинок было штук тридцать. Я достал одну из конверта. Видно было, что с ней обращались аккуратно, — заметных царапин я не обнаружил. Так же, как и следов плесени.
Еще в кладовке мы нашли гитару — все струны у нее были целы. Лежали стопки старых журналов с неизвестными названиями. Старая теннисная ракетка. Мы словно оказались на руинах недавнего прошлого.
— Это, наверное, его вещи — друга Саэки-сан. И пластинки, и гитара, и ракетка, — сказал Осима. — Я тебе уже говорил: он ведь жил в этом доме, вот его вещи собрали и сложили здесь. Хотя стереосистема вряд ли его — помоложе будет.
Мы перенесли систему и пластинки в мою комнату. Стерли пыль, вставили вилку в розетку, подсоединили вертушку к усилителю и включили. На усилителе загорелась зеленая лампочка, диск вертушки начал плавно вращаться. Стробоскоп, отмечавший число оборотов, покрутился немного, решил больше с ума не сходить и успокоился. Проверив иголку в картридже — она была вполне пригодной, — я поставил битловский диск из красного винила — «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». В динамиках ожила гитара — полились знакомые вступительные аккорды. Звук оказался гораздо чище, чем я думал.
— Хотя в нашей стране проблем — лопатой не разгребешь, но за уровень техники, по крайней мере, она достойна уважения, — восхищенно проговорил Осима. — Надо же! Столько лет стояла, никто не пользовался — и такой звук!
Мы послушали немного «Сержанта Пеппера». Мне показалась, что на вертушке получается другая музыка — совсем не то, что я раньше слышал на компакт-дисках.
— Так, воспроизводящее устройство мы имеем. А вот пластинку так просто не достать. Сейчас этот сингл — «Кафка на пляже» — большая редкость. У мамаши спрошу, вдруг у нее завалялась. А нет — так, может, она знает, у кого есть.
Я кивнул.
Осима поднял перед моим носом указательный палец, как учитель, желающий привлечь внимание ученика, и предупредил:
— Кажется, я уже говорил: ни в коем случае не крути эту мелодию, когда Саэки-сан здесь. Ни за что. Ясно?
Я кивнул.
— Как в фильме «Касабланка», — сказал он, мурлыкая первые ноты «Когда проходит время». — Никогда не ставь эту песню.
— Осима-сан, у меня такой вопрос… — решился я. — Вы случайно не знаете здесь девчонку? Ей лет пятнадцать…
— Где это — здесь ? В библиотеке?
Я кивнул. Осима чуть наклонил голову набок, подумал и сказал:
— Насколько мне известно, никаких пятнадцатилетних девчонок в окрестностях не водится. — Он посмотрел на меня так, будто заглянул в комнату через окно. — Откуда у тебя эти странные вопросы?
— Да я вроде недавно ее видел.
— Недавно — это когда?
— Этой ночью.
— Значит, этой ночью ты здесь видел девчонку лет пятнадцати?
— Угу.
— Что за девчонка?
Я слегка покраснел.
— Обыкновенная. Волосы до плеч, в голубом платье.
— Красивая?
Я кивнул.
— А может, это просто видение, призрак, рожденный страстью? — приветливо улыбнулся Осима. — Чего только на свете не бывает. Для здорового гетеросексуала твоего возраста ничего странного в этом нет.
Я вспомнил, как тогда в горах выставился перед Осимой во всей красе, и еще сильнее покраснел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138