Можно не сомневаться: мертв. Пульс не прощупывался. Дня верности парень поднес ко рту зеркальце; оно не запотело. Дыхания не было совсем. Стало ясно, что в этом мире Наката больше не проснется.
Оказавшись наедине с мертвецом, Хосино заметил, что в комнате начали постепенно умирать звуки. Они теряли реальное наполнение, растворялись в тишине, лишаясь заключенного в них смысла. Тишина становилась все глубже, напоминая ил, поднимающийся с морского дна. Он сначала покрывает ноги, потом тело — по пояс, затем по грудь. Но Хосино не покидал Накату: он сидел в комнате, прикидывая на глаз толщину слоя тишины, которая ее заполняла. Всматривался в профиль старика и думал: вот она, смерть. Осознание случившегося пришло не сразу. Воздух как-то по-особенному потяжелел, и Хосино уже не мог сказать с уверенностью, реальны его ощущения или все ему только кажется. Зато взамен многое вдруг, как бы само собой, стало понятно.
Парню казалось, что, умерев, Наката вернулся наконец в свое обычное состояние. Иного способа для этого не существовало — только смерть.
— Да, отец, — произнес вслух Хосино, обращаясь к покойнику. — Нехорошо так говорить, конечно, но ты неплохую смерть себе придумал.
Действительно, старик умер во сне, тихо. Наверное, и подумать ни о чем не успел. Судя по выражению, застывшему у него на лице — спокойному, безмятежному, — в последние минуты он не испытывал ни страданий, ни сожаления, ни колебаний. «Уж если помирать, то вот так», — мелькнуло в голове Хосино. Он не знал, что за жизнь была у Накаты, какой она имела смысл. Но если на то пошло, у кого в жизни все четко и ясно? «А вот что для человека важно, что в самом деле значение имеет, — это как он умирать будет», — рассуждал про себя парень. Может, это даже поважнее, чем то, как человек жизнь прожил. Хотя все-таки смерть должна зависеть от того, как живешь. Парень смотрел на мертвого Накату, и мысли сами собой теснились у него в голове.
Так-то оно так, но оставалась одна важная проблема: кто теперь будет вход закрывать? Наката почти все дела успел сделать. Все, кроме одного. Вот он, камень. У дивана, в ногах лежит. «Подойдет время, — думал Хосино, — и придется его ворочать, вход заваливать». Правда, Наката говорил, что с камнем надо быть поосторожнее. Очень опасная штука. Нужно знать, как правильно его переворачивать. А то таких дров можно наломать… Тут одной силы мало.
— Ну что, отец? Обратно тебя, конечно, не вернешь, но с этим делом ты меня подставил, — сказал Хосино, глядя на мертвеца. Но ответа, разумеется, не получил.
И еще проблема: что делать с телом? Можно, конечно, как обычно в таких случаях поступают, позвонить в полицию или в больницу. Приедут и заберут. Так делают девяносто девять процентов людей. И Хосино бы так поступил, если бы мог. Только Наката замешан в убийстве, его разыскивает полиция. Узнай они, что Хосино десять дней чем-то занимался вместе с таким человеком — каково ему будет? Могут забрать, станут допрашивать часами. Не приведи господи. Ну как все объяснишь? Тем более полицейским. Еще тот народ… Нет, в это дело лучше не влезать.
«Да еще эта квартира, — подумал Хосино. — Про нее что сказать?»
Мол, один старичок разрешил попользоваться. На Полковника Сандерса похож. Он ее специально для нас приготовил, и мы можем делать здесь что хотим и сколько нам угодно. Так и сказал… Разве полиция в такое поверит? Сомнительно. «А кто такой полковник Сандерс? Он американский военнослужащий?» — «Нет, что вы! Это старичок с вывески „Кентуккских жареных кур“. Вы, должно быть, знаете, господин следователь?» — «Да-да. Это который в очках, с белой бородкой». — «Он здесь у вас, в Такамацу, зазывала. По переулкам шляется. Так мы с ним и познакомились. Он мне девочку подыскал». Попробуй, скажи им такое. Сразу: «Идиот! Ты что мне плетешь?» — да еще и врежут как следует. Это же настоящие якудза на государственном содержании.
Парень глубоко вздохнул.
«Надо отсюда ноги делать. Поскорее и подальше. С вокзала позвонить в полицию и, не называясь, сказать, что по такому-то адресу человек умер. Потом сразу в поезд и в Нагою. Может, и удастся вывернуться. Наката все-таки своей смертью умер, так что полиция особенно копать не должна. Приедут родственники, заберут тело, похоронят по-тихому. А я двину к шефу, бухнусь в ножки: „Извините, виноват. Теперь так буду работать — плохого слова никогда обо мне не скажете“. Глядишь и возьмет обратно».
Хосино собрал вещи, положил в сумку смену белья. Надвинул кепку «Тюнити Дрэгонз», выпустил сзади собранные в хвост волосы, нацепил зеленые солнечные очки. В горле пересохло, он достал из холодильника банку диетической пепси и, прислонившись к дверце, стал пить. В этот момент его взгляд скользнул по дивану и наткнулся на круглый камень. «Камень от входа» так и лежал, как он его перевернул. Хосино зашел в спальню и еще раз посмотрел на прикорнувшего старика. Мертвые разве такие? Казалось, он тихо дышит. Того и гляди встанет и скажет: «Хосино-сан, у Накаты со смертью ошибка вышла». Но нет. Наката умер. Чудес не бывает. Водораздел между жизнью и смертью он уже преодолел.
Не выпуская из рук банку с пепси, Хосино покачал головой. «Нет, так не пойдет, — думал он. — Нельзя здесь камень оставлять. Не будет Накате покоя на том свете, если все так бросить. Он из тех, кто не успокаивается, пока дело до конца не доведет. Не успел — батарейка кончилась. Важную работу не доделал, но не по своей же вине».
Смяв алюминиевую банку, Хосино бросил ее в мусорное ведро. Но жажда не оставляла. Вернувшись на кухню, парень взял из холодильника еще одну банку пепси, потянул за кольцо.
Как-то раз Наката сказал ему, что хотел бы хоть на время стать грамотным, чтобы что-нибудь прочесть. Тогда бы он пошел в библиотеку, выбрал какую-нибудь книжку. Его желание не исполнилось — умер. Может быть, в другом мире, где Наката стал нормальным человеком, он грамоте научится, но в этом у него так и не получилось. А напоследок вообще наоборот вышло: то, что можно читать, он сжег. Превратил в ничто все, до последнего словечка. Ирония судьбы… А раз так, значит, надо исполнить еще одно его последнее движение. Закрыть вход. Это очень важно. «Ведь ни в кинотеатр, ни в океанариум я его так и не сводил», — подумал Хосино.
Покончив со второй банкой пепси, парень подошел к дивану, наклонился и попробовал приподнять камень. Не тяжелый. Легким, конечно, не назовешь, но, слегка напрягшись, Хосино без труда оторвал его от пола. Когда они с Полковником Сандерсом несли камень из храма, он был по весу примерно такой же. Как гнет, которым придавливают овощи, когда готовят соленья. «Сейчас это обыкновенный камень, — размышлял парень. — Зато когда лежит у входа, его черта с два поднимешь. А когда легкий — самый обычный камень, каких много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
Оказавшись наедине с мертвецом, Хосино заметил, что в комнате начали постепенно умирать звуки. Они теряли реальное наполнение, растворялись в тишине, лишаясь заключенного в них смысла. Тишина становилась все глубже, напоминая ил, поднимающийся с морского дна. Он сначала покрывает ноги, потом тело — по пояс, затем по грудь. Но Хосино не покидал Накату: он сидел в комнате, прикидывая на глаз толщину слоя тишины, которая ее заполняла. Всматривался в профиль старика и думал: вот она, смерть. Осознание случившегося пришло не сразу. Воздух как-то по-особенному потяжелел, и Хосино уже не мог сказать с уверенностью, реальны его ощущения или все ему только кажется. Зато взамен многое вдруг, как бы само собой, стало понятно.
Парню казалось, что, умерев, Наката вернулся наконец в свое обычное состояние. Иного способа для этого не существовало — только смерть.
— Да, отец, — произнес вслух Хосино, обращаясь к покойнику. — Нехорошо так говорить, конечно, но ты неплохую смерть себе придумал.
Действительно, старик умер во сне, тихо. Наверное, и подумать ни о чем не успел. Судя по выражению, застывшему у него на лице — спокойному, безмятежному, — в последние минуты он не испытывал ни страданий, ни сожаления, ни колебаний. «Уж если помирать, то вот так», — мелькнуло в голове Хосино. Он не знал, что за жизнь была у Накаты, какой она имела смысл. Но если на то пошло, у кого в жизни все четко и ясно? «А вот что для человека важно, что в самом деле значение имеет, — это как он умирать будет», — рассуждал про себя парень. Может, это даже поважнее, чем то, как человек жизнь прожил. Хотя все-таки смерть должна зависеть от того, как живешь. Парень смотрел на мертвого Накату, и мысли сами собой теснились у него в голове.
Так-то оно так, но оставалась одна важная проблема: кто теперь будет вход закрывать? Наката почти все дела успел сделать. Все, кроме одного. Вот он, камень. У дивана, в ногах лежит. «Подойдет время, — думал Хосино, — и придется его ворочать, вход заваливать». Правда, Наката говорил, что с камнем надо быть поосторожнее. Очень опасная штука. Нужно знать, как правильно его переворачивать. А то таких дров можно наломать… Тут одной силы мало.
— Ну что, отец? Обратно тебя, конечно, не вернешь, но с этим делом ты меня подставил, — сказал Хосино, глядя на мертвеца. Но ответа, разумеется, не получил.
И еще проблема: что делать с телом? Можно, конечно, как обычно в таких случаях поступают, позвонить в полицию или в больницу. Приедут и заберут. Так делают девяносто девять процентов людей. И Хосино бы так поступил, если бы мог. Только Наката замешан в убийстве, его разыскивает полиция. Узнай они, что Хосино десять дней чем-то занимался вместе с таким человеком — каково ему будет? Могут забрать, станут допрашивать часами. Не приведи господи. Ну как все объяснишь? Тем более полицейским. Еще тот народ… Нет, в это дело лучше не влезать.
«Да еще эта квартира, — подумал Хосино. — Про нее что сказать?»
Мол, один старичок разрешил попользоваться. На Полковника Сандерса похож. Он ее специально для нас приготовил, и мы можем делать здесь что хотим и сколько нам угодно. Так и сказал… Разве полиция в такое поверит? Сомнительно. «А кто такой полковник Сандерс? Он американский военнослужащий?» — «Нет, что вы! Это старичок с вывески „Кентуккских жареных кур“. Вы, должно быть, знаете, господин следователь?» — «Да-да. Это который в очках, с белой бородкой». — «Он здесь у вас, в Такамацу, зазывала. По переулкам шляется. Так мы с ним и познакомились. Он мне девочку подыскал». Попробуй, скажи им такое. Сразу: «Идиот! Ты что мне плетешь?» — да еще и врежут как следует. Это же настоящие якудза на государственном содержании.
Парень глубоко вздохнул.
«Надо отсюда ноги делать. Поскорее и подальше. С вокзала позвонить в полицию и, не называясь, сказать, что по такому-то адресу человек умер. Потом сразу в поезд и в Нагою. Может, и удастся вывернуться. Наката все-таки своей смертью умер, так что полиция особенно копать не должна. Приедут родственники, заберут тело, похоронят по-тихому. А я двину к шефу, бухнусь в ножки: „Извините, виноват. Теперь так буду работать — плохого слова никогда обо мне не скажете“. Глядишь и возьмет обратно».
Хосино собрал вещи, положил в сумку смену белья. Надвинул кепку «Тюнити Дрэгонз», выпустил сзади собранные в хвост волосы, нацепил зеленые солнечные очки. В горле пересохло, он достал из холодильника банку диетической пепси и, прислонившись к дверце, стал пить. В этот момент его взгляд скользнул по дивану и наткнулся на круглый камень. «Камень от входа» так и лежал, как он его перевернул. Хосино зашел в спальню и еще раз посмотрел на прикорнувшего старика. Мертвые разве такие? Казалось, он тихо дышит. Того и гляди встанет и скажет: «Хосино-сан, у Накаты со смертью ошибка вышла». Но нет. Наката умер. Чудес не бывает. Водораздел между жизнью и смертью он уже преодолел.
Не выпуская из рук банку с пепси, Хосино покачал головой. «Нет, так не пойдет, — думал он. — Нельзя здесь камень оставлять. Не будет Накате покоя на том свете, если все так бросить. Он из тех, кто не успокаивается, пока дело до конца не доведет. Не успел — батарейка кончилась. Важную работу не доделал, но не по своей же вине».
Смяв алюминиевую банку, Хосино бросил ее в мусорное ведро. Но жажда не оставляла. Вернувшись на кухню, парень взял из холодильника еще одну банку пепси, потянул за кольцо.
Как-то раз Наката сказал ему, что хотел бы хоть на время стать грамотным, чтобы что-нибудь прочесть. Тогда бы он пошел в библиотеку, выбрал какую-нибудь книжку. Его желание не исполнилось — умер. Может быть, в другом мире, где Наката стал нормальным человеком, он грамоте научится, но в этом у него так и не получилось. А напоследок вообще наоборот вышло: то, что можно читать, он сжег. Превратил в ничто все, до последнего словечка. Ирония судьбы… А раз так, значит, надо исполнить еще одно его последнее движение. Закрыть вход. Это очень важно. «Ведь ни в кинотеатр, ни в океанариум я его так и не сводил», — подумал Хосино.
Покончив со второй банкой пепси, парень подошел к дивану, наклонился и попробовал приподнять камень. Не тяжелый. Легким, конечно, не назовешь, но, слегка напрягшись, Хосино без труда оторвал его от пола. Когда они с Полковником Сандерсом несли камень из храма, он был по весу примерно такой же. Как гнет, которым придавливают овощи, когда готовят соленья. «Сейчас это обыкновенный камень, — размышлял парень. — Зато когда лежит у входа, его черта с два поднимешь. А когда легкий — самый обычный камень, каких много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138