Потом, наверное, в школу пойду. Не хочется, но школу надо окончить, у нас все-таки обязательное среднее образование. Потерплю несколько месяцев, отучусь, а дальше могу делать, что захочу.
— Понятно, — сказал Осима и, прищурившись, посмотрел на меня. — Может, так будет лучше всего.
— Я постепенно тоже к такому выводу пришел.
— Сколько ни бегай, все равно ведь никуда не убежишь.
— Да уж, наверное.
— А ты, по-моему, вырос, — проговорил он.
Я покачал головой. Что можно было на это сказать? Осима легонько постучал по виску ластиком на конце карандаша. Зазвонил телефон, но он не обратил внимания.
— Мы все лишаемся чего-то большого, теряем что-то, — вымолвил Осима, когда звонки прекратились. — Редкий случай, важную возможность, чувства, которые потом не воротишь. В этом часть жизни. Но где-то в голове — скорее всего, в голове — есть маленький закуток, где все это хранится как память. Как книги на полках в нашей библиотеке. Чтобы отыскать, что у нас в душе, для этого закутка нужно составлять картотеку. В нем нужно убираться, его нужно проветривать, менять воду в цветах. Другими словами, ты всю жизнь проводишь в собственной библиотеке.
Я бросил взгляд на карандаш, который Осима держал в руке, и мне сделалось ужасно горько. Но еще какое-то время я должен оставаться самым крутым пятнадцатилетним парнем в мире. Или, по крайней мере, делать вид, что я такой. Я сделал глубокий вдох, набирая в грудь больше воздуха и заталкивая поглубже подкативший комок.
— Можно еще раз сюда приехать когда-нибудь? — спросил я.
— Конечно, — отозвался Осима. Положил карандаш на конторку и, закинув руки за голову, посмотрел мне прямо в глаза. — Чувствую, какое-то время мне придется одному вести здесь все дела. Как же без помощника? Появится желание — возвращайся, когда рассчитаешься с полицией и школой. Мы никуда не денемся — ни городок наш, ни я. Человеку ведь нужно место, которое бы он считал своим. Так или иначе.
— Спасибо, — сказал я.
— Не за что.
— Вот и брат ваш обещал научить меня по волнам на доске кататься.
— Здорово. Вообще-то ему мало кто нравится. Характер такой, непростой.
Я кивнул и улыбнулся. До чего же все-таки они похожи.
— Эй, Тамура-кун? — пристально вглядываясь мне в лицо, сказал Осима. — Может, я, конечно, ошибаюсь, но мне кажется, я первый раз вижу у тебя улыбку.
— Может быть, — промямлил я, улыбнулся еще шире и покраснел.
— Когда в Токио?
— Прямо сейчас собираюсь.
— До вечера не подождешь? Закрыли бы библиотеку, и я бы тебя на машине до вокзала подбросил.
Немного подумав, я покачал головой:
— Спасибо. Но, я думаю, лучше сейчас.
Осима кивнул и принес из задней комнаты аккуратно упакованную картину. Положил в пакет пластинку с «Кафкой на пляже» и вручил мне.
— От меня — подарок.
— Спасибо, — сказал я. — Напоследок хотел еще раз на второй этаж сходить, комнату Саэки-сан посмотреть. Можно?
— Естественно. Смотри, сколько хочешь.
— Пойдемте со мной?
— Идем.
Поднявшись по лестнице, мы зашли в кабинет Саэки-сан. Я встал у стола, легонько коснулся поверхности. Подумал о том, что впитывала в себя комната все это время. Представил Саэки-сан в ее последние минуты: как она уткнулась лицом в крышку стола. Вспомнил, как она всегда что-то с увлечением писала, сидя спиной к окну. Вспомнил, как приносил ей кофе. Вот я подхожу к открытой двери, переступаю порог, она поднимает голову, смотрит на меня и привычно улыбается.
— Интересно, что она здесь писала? — обратился я к Осиме.
— Не знаю. Одно могу сказать: покидая наш мир, она унесла с собой много разных тайн.
«И много разных гипотез», — добавил я про себя.
Июньский ветерок задувал в открытое окно, неслышно шевеля белые тюлевые занавески и неся с собой едва уловимый запах моря. Песок на берегу… Руки помнили, какой он на ощупь. Отойдя от стола, я подошел к Осиме и крепко обнял. И почувствовал что-то ужасно родное. Он мягко погладил меня по голове.
— Мир — это метафора, Кафка, — услышал я его шепот. — Только эта библиотека — не метафора. Для тебя и для меня — не метафора. Библиотека… это библиотека, куда бы ты ни уехал. Пусть хотя бы в этом между нами будет полная ясность.
— Конечно, — сказал я.
— Библиотека что надо — настоящая, особенная, исключительная. И ничто не может ее заменить.
Я кивнул.
— До свидания, Кафка Тамура.
— До свидания, Осима-сан. Галстук у вас классный.
Он отстранился и, глядя мне в глаза, улыбнулся.
— Я все ждал, когда ты это скажешь.
Закинув за спину рюкзак, я пошел на станцию. Сел в электричку и приехал в Такамацу, на вокзал. Купил в кассе билет до Токио. Поезд прибывал поздно вечером. Переночую как-нибудь, а потом, наверное, поеду в Ногата, домой. Буду жить один в большом пустом доме. Никто меня там не ждет. Но больше ехать некуда.
На вокзале я позвонил из автомата на мобильник Сакуре. Она была на работе:
— Давай только недолго.
— Недолго так недолго, — согласился я. — Я с вокзала звоню. В Токио уезжаю. Вот, хотел сообщить.
— Домой решил вернуться?
— Вроде того.
— Да уж, в пятнадцать лет из дома уходить — рановато, — сказала Сакура. — Ну а в Токио что делать будешь?
— В школу, наверное, опять пойду.
— Тоже неплохо, если подумать.
— А ты в Токио вернешься?
— Угу. В сентябре, скорее всего. Летом куда-нибудь съездить хотела. В путешествие.
— В Токио встретимся?
— А что ж? Конечно, — согласилась девушка. — Какой у тебя домашний телефон?
Я продиктовал номер. Она записала.
— А я тебя недавно во сне видела.
— И я тебя.
— Неприличное, наверное, что-нибудь?
— Ну, как сказать… Но это же только сон. А ты про меня что видела?
— У меня неприличного ничего не было. Снилось, будто ты бродишь по большому дому. Один. Ищешь какую-то особенную комнату и никак не можешь найти. Но в этом доме есть еще кто-то, и он ищет тебя. Я ору, чтобы тебя предупредить, а голоса нет. Такой страшный сон… Я все время кричала, кричала, поэтому проснулась без сил. Очень за тебя волновалась.
— Спасибо. Но это же тоже всего-навсего сон.
— Значит, с тобой ничего плохого не было?
— Ничего.
«Со мной ничего плохого не было», — успокоил я себя.
— Счастливо тебе, Кафка. Мне надо идти. Если захочешь поговорить, звони на этот номер, не стесняйся.
— До свидания… — попрощался я и добавил: — …сестра.
Миновав мост через пролив, поезд прибыл в Окаяму, где я пересел на «синкансэн» . Устроился на своем месте и, покачиваясь вместе с вагоном, закрыл глаза. Картина стояла рядом, то и дело касаясь моей ноги.
— Хочу, чтобы ты помнил обо мне, — сказала Саэки-сан и заглянула мне в глаза. — Тогда, если даже все другие забудут, мне будет все равно.
Налитое тяжестью время накатывает на тебя, как старый запутанный сон. А ты идешь и идешь — будто продираешься сквозь него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138
— Понятно, — сказал Осима и, прищурившись, посмотрел на меня. — Может, так будет лучше всего.
— Я постепенно тоже к такому выводу пришел.
— Сколько ни бегай, все равно ведь никуда не убежишь.
— Да уж, наверное.
— А ты, по-моему, вырос, — проговорил он.
Я покачал головой. Что можно было на это сказать? Осима легонько постучал по виску ластиком на конце карандаша. Зазвонил телефон, но он не обратил внимания.
— Мы все лишаемся чего-то большого, теряем что-то, — вымолвил Осима, когда звонки прекратились. — Редкий случай, важную возможность, чувства, которые потом не воротишь. В этом часть жизни. Но где-то в голове — скорее всего, в голове — есть маленький закуток, где все это хранится как память. Как книги на полках в нашей библиотеке. Чтобы отыскать, что у нас в душе, для этого закутка нужно составлять картотеку. В нем нужно убираться, его нужно проветривать, менять воду в цветах. Другими словами, ты всю жизнь проводишь в собственной библиотеке.
Я бросил взгляд на карандаш, который Осима держал в руке, и мне сделалось ужасно горько. Но еще какое-то время я должен оставаться самым крутым пятнадцатилетним парнем в мире. Или, по крайней мере, делать вид, что я такой. Я сделал глубокий вдох, набирая в грудь больше воздуха и заталкивая поглубже подкативший комок.
— Можно еще раз сюда приехать когда-нибудь? — спросил я.
— Конечно, — отозвался Осима. Положил карандаш на конторку и, закинув руки за голову, посмотрел мне прямо в глаза. — Чувствую, какое-то время мне придется одному вести здесь все дела. Как же без помощника? Появится желание — возвращайся, когда рассчитаешься с полицией и школой. Мы никуда не денемся — ни городок наш, ни я. Человеку ведь нужно место, которое бы он считал своим. Так или иначе.
— Спасибо, — сказал я.
— Не за что.
— Вот и брат ваш обещал научить меня по волнам на доске кататься.
— Здорово. Вообще-то ему мало кто нравится. Характер такой, непростой.
Я кивнул и улыбнулся. До чего же все-таки они похожи.
— Эй, Тамура-кун? — пристально вглядываясь мне в лицо, сказал Осима. — Может, я, конечно, ошибаюсь, но мне кажется, я первый раз вижу у тебя улыбку.
— Может быть, — промямлил я, улыбнулся еще шире и покраснел.
— Когда в Токио?
— Прямо сейчас собираюсь.
— До вечера не подождешь? Закрыли бы библиотеку, и я бы тебя на машине до вокзала подбросил.
Немного подумав, я покачал головой:
— Спасибо. Но, я думаю, лучше сейчас.
Осима кивнул и принес из задней комнаты аккуратно упакованную картину. Положил в пакет пластинку с «Кафкой на пляже» и вручил мне.
— От меня — подарок.
— Спасибо, — сказал я. — Напоследок хотел еще раз на второй этаж сходить, комнату Саэки-сан посмотреть. Можно?
— Естественно. Смотри, сколько хочешь.
— Пойдемте со мной?
— Идем.
Поднявшись по лестнице, мы зашли в кабинет Саэки-сан. Я встал у стола, легонько коснулся поверхности. Подумал о том, что впитывала в себя комната все это время. Представил Саэки-сан в ее последние минуты: как она уткнулась лицом в крышку стола. Вспомнил, как она всегда что-то с увлечением писала, сидя спиной к окну. Вспомнил, как приносил ей кофе. Вот я подхожу к открытой двери, переступаю порог, она поднимает голову, смотрит на меня и привычно улыбается.
— Интересно, что она здесь писала? — обратился я к Осиме.
— Не знаю. Одно могу сказать: покидая наш мир, она унесла с собой много разных тайн.
«И много разных гипотез», — добавил я про себя.
Июньский ветерок задувал в открытое окно, неслышно шевеля белые тюлевые занавески и неся с собой едва уловимый запах моря. Песок на берегу… Руки помнили, какой он на ощупь. Отойдя от стола, я подошел к Осиме и крепко обнял. И почувствовал что-то ужасно родное. Он мягко погладил меня по голове.
— Мир — это метафора, Кафка, — услышал я его шепот. — Только эта библиотека — не метафора. Для тебя и для меня — не метафора. Библиотека… это библиотека, куда бы ты ни уехал. Пусть хотя бы в этом между нами будет полная ясность.
— Конечно, — сказал я.
— Библиотека что надо — настоящая, особенная, исключительная. И ничто не может ее заменить.
Я кивнул.
— До свидания, Кафка Тамура.
— До свидания, Осима-сан. Галстук у вас классный.
Он отстранился и, глядя мне в глаза, улыбнулся.
— Я все ждал, когда ты это скажешь.
Закинув за спину рюкзак, я пошел на станцию. Сел в электричку и приехал в Такамацу, на вокзал. Купил в кассе билет до Токио. Поезд прибывал поздно вечером. Переночую как-нибудь, а потом, наверное, поеду в Ногата, домой. Буду жить один в большом пустом доме. Никто меня там не ждет. Но больше ехать некуда.
На вокзале я позвонил из автомата на мобильник Сакуре. Она была на работе:
— Давай только недолго.
— Недолго так недолго, — согласился я. — Я с вокзала звоню. В Токио уезжаю. Вот, хотел сообщить.
— Домой решил вернуться?
— Вроде того.
— Да уж, в пятнадцать лет из дома уходить — рановато, — сказала Сакура. — Ну а в Токио что делать будешь?
— В школу, наверное, опять пойду.
— Тоже неплохо, если подумать.
— А ты в Токио вернешься?
— Угу. В сентябре, скорее всего. Летом куда-нибудь съездить хотела. В путешествие.
— В Токио встретимся?
— А что ж? Конечно, — согласилась девушка. — Какой у тебя домашний телефон?
Я продиктовал номер. Она записала.
— А я тебя недавно во сне видела.
— И я тебя.
— Неприличное, наверное, что-нибудь?
— Ну, как сказать… Но это же только сон. А ты про меня что видела?
— У меня неприличного ничего не было. Снилось, будто ты бродишь по большому дому. Один. Ищешь какую-то особенную комнату и никак не можешь найти. Но в этом доме есть еще кто-то, и он ищет тебя. Я ору, чтобы тебя предупредить, а голоса нет. Такой страшный сон… Я все время кричала, кричала, поэтому проснулась без сил. Очень за тебя волновалась.
— Спасибо. Но это же тоже всего-навсего сон.
— Значит, с тобой ничего плохого не было?
— Ничего.
«Со мной ничего плохого не было», — успокоил я себя.
— Счастливо тебе, Кафка. Мне надо идти. Если захочешь поговорить, звони на этот номер, не стесняйся.
— До свидания… — попрощался я и добавил: — …сестра.
Миновав мост через пролив, поезд прибыл в Окаяму, где я пересел на «синкансэн» . Устроился на своем месте и, покачиваясь вместе с вагоном, закрыл глаза. Картина стояла рядом, то и дело касаясь моей ноги.
— Хочу, чтобы ты помнил обо мне, — сказала Саэки-сан и заглянула мне в глаза. — Тогда, если даже все другие забудут, мне будет все равно.
Налитое тяжестью время накатывает на тебя, как старый запутанный сон. А ты идешь и идешь — будто продираешься сквозь него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138