Его отвага порой оборачивалась плохой стороной: он считал себя неуязвимым. Анри направился прямо к Гонзаго, но тот обнаженной шпагой преградил ему путь.
— Не нужно так спешить, господин де Лагардер, — проговорил он. — Нам нужно поговорить. Все выходы заперты, нас никто не услышит, кроме этих преданных друзей, моих вторых «я». Так что, черт возьми, мы можем побеседовать откровенно.
Он едко и злобно расхохотался. Лагардер остановился и скрестил руки на груди.
— Регент выпустил вас, а вот я не выпущу. Я, как и регент, был другом де Невера и тоже имею право мстить за его гибель. Не называйте меня бесчестным, это напрасный труд: мы оба знаем, что проигрывающий всегда невоздержан на язык. Господин де Лагардер, хотите, я скажу вам одну вещь, которая облегчит вашу совесть? Вы считаете, что непростительно солгали, когда заявили, что Авроры у вас нет…
Лицо Анри исказилось.
— Так вот, — продолжал Гонзаго, испытывая жестокое наслаждение от своего триумфа, — оказывается, вы допустили лишь небольшую неточность — так, пустячок. Если бы вы добавили слово «больше», если сказали бы: «Авроры больше у меня нет…»
— Если бы тебе можно было верить… — сжав кулаки, заговорил де Лагардер. — Но я знаю тебя, ты лжешь!
— Если бы вы сказали именно так, — спокойно продолжал Гонзаго, — это было бы чистой правдой.
Лагардер весь напрягся, словно намереваясь броситься на врага, но Гонзаго приставил кончик шпаги ему между глаз и тихо сказал:
— Эй, вы, там! Внимание!
Затем все так же насмешливо продолжал:
— Ей-богу, вы выиграли неплохую партию. Аврора уже у нас…
— Аврора! — сдавленным голосом вскричал Лагардер.
— И Аврора, и кое-какие документы.
При этих словах Лагардер вздрогнул и кинулся на Гонзаго: тот рухнул навзничь. Одним прыжком Анри перескочил через него и скрылся в саду. Гонзаго с улыбкой встал на ноги.
— Все выходы перекрыты? — осведомился он у стоявшего на пороге Пероля.
— Все.
— А сколько там людей?
— Пятеро, — к чему-то прислушиваясь, ответил Пероль.
— Ладно, этого достаточно, ведь шпаги у него нет.
Они вышли наружу, чтобы лучше слышать. Приспешники Гонзаго, бледные, с каплями пота на лице, стоя в передней тоже навострили уши. Длинный же путь они проделали со вчерашнего дня! До сих пор их руки были выпачканы лишь золотом, теперь же Гонзаго хотел приучить их к запаху крови. Все они уже покатились по этой скользкой дорожке. Внизу, у крыльца, Гонзаго и Пероль остановились.
— Что-то их долго не слышно, — пробормотал Гонзаго.
— Это только так кажется, — ответил Пероль. — Они там, за вигвамом.
В саду было темно, словно в печной трубе. Было слышно лишь, как ветер полощет брезент палаток.
— Где вы схватили девушку? — спросил Гонзаго, желая отвлечься за разговором.
— На Певческой улице, у дверей ее дома.
— Ее защищали?
— Два каких-то разбойника, которые тут же пустились наутек, когда мы сказали им, что Лагардер убит на месте.
— Вы их лица не видели?
— Нет, они до конца так и не сняли маски.
— А где были бумаги?
Ответить Пероль не успел: за вигвамом, в той стороне, где находился домик мэтра Лебреана, послышался крик мучительной боли. Волосы на голове у Гонзаго встали дыбом.
— Кажется, это один из наших, — дрожа, пролепетал Пероль.
— Нет, — ответил принц, — я знаю, чей это голос.
В тот же миг на поляне Дианы появились пять темных силуэтов.
— Кто у них старший? — спросил Гонзаго.
— Жандри, — ответил фактотум.
Жандри был рослый молодец, капрал гвардейцев.
— Все кончено, — доложил он. — Нужны носилки и два человека, его следует оттуда убрать.
Эти слова были услышаны в передней. Мужеством наши игроки в ландскнехт, эти ничтожные повесы, отнюдь не отличались. Ориоль на удивление громко застучал зубами.
— Ориоль! Монтобер! — позвал Гонзаго. Оба тут же подошли.
А поскольку храбрецы заколебались, он добавил:
— Мы пошли на убийство, поскольку оно выгодно всем.
Нужно было спешить, пока регент никого не увидел. Правда, он обычно пользовался главными дверьми, расположенными по другую сторону коридора и выходившими на Фонтанный двор, но кому-нибудь из завсегдатаев дворца могло прийти в голову отправиться в сторону Двора улыбок.
Ориоль, сердце которого едва билось, и возмущенный Монтобер взяли носилки. Жандри повел их в глубь сада.
— Тьфу, пропасть! — воскликнул капрал, когда они зашли за вигвам. — Ведь негодяй был мертв, это точно!
Ориоль и Монтобер готовы были каждую секунду пуститься наутек: Монтобер, жеманник, способный на всякие мелкие гадости, даже подумать не мог о преступлении, а Ориоль, кроткая заячья душонка и пай-мальчик, приходил в ужас от вида крови. И тем не менее они оба были здесь, а остальные их поджидали — Таранн, Альбре, Шуази, Жиронн. Гонзаго хотел таким образом обеспечить себе их молчание. Они были всецело в его власти и существовали только благодаря ему. Отступиться в эту минуту означало все потерять и, кроме того, возбудить гнев человека, который не останавливается ни перед чем.
Если бы с самого начала кто-нибудь сказал им, что они дойдут до такого, никто из них не ступил бы на эту дорожку. Но теперь первый шаг был сделан, второй тоже. В те времена не один буржуа, не один дворянин на собственном примере доказали, насколько легко перейти от безнравственности к преступлению. Но теперь идти на попятный было уже поздно — банальная и страшная отговорка. Гонзаго заявил им: «Кто не со мной, тот против меня». Плохо было то, что у них не осталось больше той самой обычной порядочности, когда человек больше опасается собственной совести, нежели другого человека. Распутство убивает совесть. Конечно, они сами не пошли бы на убийство, но у них не осталось душевных сил поднять голос против преступления, совершенного другим.
Готье Жандри пробормотал:
— Может, это было чуть дальше?
Он встал на четвереньки и принялся искать на ощупь. Таким манером он обошел весь домик, дверь которого была закрыта. Оказавшись шагах в двадцати пяти от него, он остановился и воскликнул:
— Вот он!
Подбежали Ориоль и Монтобер с носилками.
— Если разобраться как следует, — заметил Монтобер, — удар уже нанесен. А мы ничего плохого не делаем.
У Ориоля от ужаса отнялся язык. Они оба помогли Жандре положить на носилки распростертый среди деревьев труп.
— Еще теплый, — заметил старый капрал гвардейцев. — Пошли.
Ориоль и Монтобер пустились в путь и потащили свою ношу во флигель. Гонзаго тем временем отпустил большую часть своих соратников.
По дороге носильщикам пришлось испугаться еще раз. Проходя мимо сельского домика мэтра Лебреана, они услышали шорох опавших листьев. Они готовы были поклясться, что, начиная с этого места, за ними следовали чьи-то осторожные, быстрые шаги. И верно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
— Не нужно так спешить, господин де Лагардер, — проговорил он. — Нам нужно поговорить. Все выходы заперты, нас никто не услышит, кроме этих преданных друзей, моих вторых «я». Так что, черт возьми, мы можем побеседовать откровенно.
Он едко и злобно расхохотался. Лагардер остановился и скрестил руки на груди.
— Регент выпустил вас, а вот я не выпущу. Я, как и регент, был другом де Невера и тоже имею право мстить за его гибель. Не называйте меня бесчестным, это напрасный труд: мы оба знаем, что проигрывающий всегда невоздержан на язык. Господин де Лагардер, хотите, я скажу вам одну вещь, которая облегчит вашу совесть? Вы считаете, что непростительно солгали, когда заявили, что Авроры у вас нет…
Лицо Анри исказилось.
— Так вот, — продолжал Гонзаго, испытывая жестокое наслаждение от своего триумфа, — оказывается, вы допустили лишь небольшую неточность — так, пустячок. Если бы вы добавили слово «больше», если сказали бы: «Авроры больше у меня нет…»
— Если бы тебе можно было верить… — сжав кулаки, заговорил де Лагардер. — Но я знаю тебя, ты лжешь!
— Если бы вы сказали именно так, — спокойно продолжал Гонзаго, — это было бы чистой правдой.
Лагардер весь напрягся, словно намереваясь броситься на врага, но Гонзаго приставил кончик шпаги ему между глаз и тихо сказал:
— Эй, вы, там! Внимание!
Затем все так же насмешливо продолжал:
— Ей-богу, вы выиграли неплохую партию. Аврора уже у нас…
— Аврора! — сдавленным голосом вскричал Лагардер.
— И Аврора, и кое-какие документы.
При этих словах Лагардер вздрогнул и кинулся на Гонзаго: тот рухнул навзничь. Одним прыжком Анри перескочил через него и скрылся в саду. Гонзаго с улыбкой встал на ноги.
— Все выходы перекрыты? — осведомился он у стоявшего на пороге Пероля.
— Все.
— А сколько там людей?
— Пятеро, — к чему-то прислушиваясь, ответил Пероль.
— Ладно, этого достаточно, ведь шпаги у него нет.
Они вышли наружу, чтобы лучше слышать. Приспешники Гонзаго, бледные, с каплями пота на лице, стоя в передней тоже навострили уши. Длинный же путь они проделали со вчерашнего дня! До сих пор их руки были выпачканы лишь золотом, теперь же Гонзаго хотел приучить их к запаху крови. Все они уже покатились по этой скользкой дорожке. Внизу, у крыльца, Гонзаго и Пероль остановились.
— Что-то их долго не слышно, — пробормотал Гонзаго.
— Это только так кажется, — ответил Пероль. — Они там, за вигвамом.
В саду было темно, словно в печной трубе. Было слышно лишь, как ветер полощет брезент палаток.
— Где вы схватили девушку? — спросил Гонзаго, желая отвлечься за разговором.
— На Певческой улице, у дверей ее дома.
— Ее защищали?
— Два каких-то разбойника, которые тут же пустились наутек, когда мы сказали им, что Лагардер убит на месте.
— Вы их лица не видели?
— Нет, они до конца так и не сняли маски.
— А где были бумаги?
Ответить Пероль не успел: за вигвамом, в той стороне, где находился домик мэтра Лебреана, послышался крик мучительной боли. Волосы на голове у Гонзаго встали дыбом.
— Кажется, это один из наших, — дрожа, пролепетал Пероль.
— Нет, — ответил принц, — я знаю, чей это голос.
В тот же миг на поляне Дианы появились пять темных силуэтов.
— Кто у них старший? — спросил Гонзаго.
— Жандри, — ответил фактотум.
Жандри был рослый молодец, капрал гвардейцев.
— Все кончено, — доложил он. — Нужны носилки и два человека, его следует оттуда убрать.
Эти слова были услышаны в передней. Мужеством наши игроки в ландскнехт, эти ничтожные повесы, отнюдь не отличались. Ориоль на удивление громко застучал зубами.
— Ориоль! Монтобер! — позвал Гонзаго. Оба тут же подошли.
А поскольку храбрецы заколебались, он добавил:
— Мы пошли на убийство, поскольку оно выгодно всем.
Нужно было спешить, пока регент никого не увидел. Правда, он обычно пользовался главными дверьми, расположенными по другую сторону коридора и выходившими на Фонтанный двор, но кому-нибудь из завсегдатаев дворца могло прийти в голову отправиться в сторону Двора улыбок.
Ориоль, сердце которого едва билось, и возмущенный Монтобер взяли носилки. Жандри повел их в глубь сада.
— Тьфу, пропасть! — воскликнул капрал, когда они зашли за вигвам. — Ведь негодяй был мертв, это точно!
Ориоль и Монтобер готовы были каждую секунду пуститься наутек: Монтобер, жеманник, способный на всякие мелкие гадости, даже подумать не мог о преступлении, а Ориоль, кроткая заячья душонка и пай-мальчик, приходил в ужас от вида крови. И тем не менее они оба были здесь, а остальные их поджидали — Таранн, Альбре, Шуази, Жиронн. Гонзаго хотел таким образом обеспечить себе их молчание. Они были всецело в его власти и существовали только благодаря ему. Отступиться в эту минуту означало все потерять и, кроме того, возбудить гнев человека, который не останавливается ни перед чем.
Если бы с самого начала кто-нибудь сказал им, что они дойдут до такого, никто из них не ступил бы на эту дорожку. Но теперь первый шаг был сделан, второй тоже. В те времена не один буржуа, не один дворянин на собственном примере доказали, насколько легко перейти от безнравственности к преступлению. Но теперь идти на попятный было уже поздно — банальная и страшная отговорка. Гонзаго заявил им: «Кто не со мной, тот против меня». Плохо было то, что у них не осталось больше той самой обычной порядочности, когда человек больше опасается собственной совести, нежели другого человека. Распутство убивает совесть. Конечно, они сами не пошли бы на убийство, но у них не осталось душевных сил поднять голос против преступления, совершенного другим.
Готье Жандри пробормотал:
— Может, это было чуть дальше?
Он встал на четвереньки и принялся искать на ощупь. Таким манером он обошел весь домик, дверь которого была закрыта. Оказавшись шагах в двадцати пяти от него, он остановился и воскликнул:
— Вот он!
Подбежали Ориоль и Монтобер с носилками.
— Если разобраться как следует, — заметил Монтобер, — удар уже нанесен. А мы ничего плохого не делаем.
У Ориоля от ужаса отнялся язык. Они оба помогли Жандре положить на носилки распростертый среди деревьев труп.
— Еще теплый, — заметил старый капрал гвардейцев. — Пошли.
Ориоль и Монтобер пустились в путь и потащили свою ношу во флигель. Гонзаго тем временем отпустил большую часть своих соратников.
По дороге носильщикам пришлось испугаться еще раз. Проходя мимо сельского домика мэтра Лебреана, они услышали шорох опавших листьев. Они готовы были поклясться, что, начиная с этого места, за ними следовали чьи-то осторожные, быстрые шаги. И верно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180