их оказалось вдвое, даже втрое больше, чем я рассчитывал. Я был как пьяный и все твердил: «Я богат! Богат! Я куплю себе счастье!» Оглянусь вокруг — никого. Я взял в руки зеркало. Морщины и седина в волосах. Уже! Как скоро! Разве не вчера еще я был мальчишкой и получал отовсюду тумаки? «Зеркало лжет», — решил я и разбил его. Какой-то голос внутри меня воскликнул: «Ты правильно сделал! Так и надо поступать с наглецами, которые осмеливаются говорить здесь правду!» И снова звучал этот голос: «Золото прекрасно! Золото юно! Сей золото, горбун, старик, сей золото, и ты пожнешь молодость и красоту!» Что это был за голос, ваша светлость! Я понял, что схожу с ума, и вышел из дому. Я брел наудачу по улицам, ища благосклонного взгляда, доброй улыбки. «Горбун! Горбун!» — кричали мужчины, которым я протягивал руку. «Горбун! Горбун!» — вторили им женщины, к которым я устремлялся всем своим бедным и чистым сердцем. «Горбун! Горбун! Горбун!» И они смеялись. Лгут те, кто утверждает, что золото правит миром.
— Так нужно было им показать это твое золото! — воскликнул Навайль.
Гонзаго задумчиво молчал.
— Я показывал, — ответил Эзоп II, он же Иона. — И люди протягивали руки, но не за тем, чтобы ответить мне рукопожатием, а чтобы пошарить у меня в карманах. Я хотел с помощью золота купить себе друзей, любовницу, но лишь привлек воров. Вы улыбаетесь, а я плакал, плакал кровавыми слезами. Но проплакал я всего одну ночь. Дружба, любовь — глупости все это. Нужно искать удовольствий, всего того, что может купить любой!
— Дорогой мой, — перебил Гонзаго холодно и надменно, — узнаю я наконец, чего вы от меня хотите?
— Я подхожу к этому, ваше высочество, — изменившимся в очередной раз тоном ответил горбун. — Я снова вышел из своего убежища, еще робкий, но уже снедаемый желаниями. Во мне возгорелась жажда наслаждений, я становился философом. Я ходил, блуждал, и наконец взял след. На каждом углу я принюхивался, стараясь уловить, откуда тянет неведомыми мне наслаждениями.
— И что же? — осведомился Гонзаго.
— Принц, — поклонившись, ответил горбун, — ветер дул с вашей стороны.
4. ГАСКОНЕЦ И НОРМАНДЕЦ
Это было сказано жизнерадостно и весело. Этот дьявольский горбун, казалось, умел управлять всеобщим настроением. Гонзаго и окружавшие его повесы, только что крайне серьезные, разразились смехом.
— Ах, значит, ветер дул с Моей стороны? — воскликнул принц.
— Да, ваша светлость. Я поспешил к вам и с порога почувствовал, что угадал верно. Не знаю, что за аромат проник мне в мозг, — наверное, это был аромат благородных и разнообразных удовольствий. Я остановился и решил попробовать. Он меня опьяняет, ваше высочество, мне это нравится.
— А у господина Эзопа губа не дура! — воскликнул Навайль.
— Большой знаток! — заметил Ориоль. Горбун посмотрел ему прямо в лицо.
— Вам приходится носить кое-что по ночам, — тихо проговорил он, — так что уж вы-то понимаете, что ради исполнения своего желания человек способен на все.
Ориоль побледнел. Монтобер воскликнул:
— Что он хочет сказать?
— Поясните, мой друг, — велел Гонзаго.
— Ваша светлость, — простосердечно сказал горбун, — чего уж тут долго объяснять. Вам известно, что вчера я имел честь покинуть Пале-Рояль в одно время с вами. Я видел, как два благородных господина несли носилки, а поскольку это дело необычное, решил, что им хорошо заплатили.
— Неужто он знает?.. — ошеломленно начал Ориоль.
— Кто лежал на носилках? — перебил его горбун. — Разумеется. Пожилой господин под мухой, которому позже я помог добраться до дому.
Гонзаго опустил взгляд, лицо его то бледнело, то багровело. Все были крайне изумлены.
— Быть может, вы знаете также, что стало с господином Де Лагардером? — тихо спросил Гонзаго.
— Что ж, у Готье Жандри твердая рука и верный глаз, — ответил горбун, — я был рядом с ним, когда он нанес удар, право слово, весьма неплохой удар. Те, кого вы послали на поиски, расскажут вам остальное.
— Они сильно опаздывают.
— Дело не такое быстрое. Мэтр Плюмаж и брат Галунье…
— Так вы их знаете? — снова удивился Гонзаго.
— Я знаю всех понемножку, ваша светлость.
— Тьфу, дьявол! Послушайте, мой друг: а известно ли вам, что мне не нравятся люди, которые слишком много знают?
— Согласен, это может быть опасным, — мирно признал горбун, — но может и принести пользу. Давайте по справедливости. Не знай я господина де Лагардера…
— Черт бы меня побрал, если я стану пользоваться услугами этого человека! — прошептал Навайль, стоявший позади Гонзаго.
Он полагал, что горбун не услышит, но тот ответил:
— И зря.
Впрочем, вся остальная компания придерживалась мнения Навайля.
Гонзаго медлил. Горбун продолжал, словно хотел сыграть на его нерешительности:
— Если бы меня не перебивали, я уже рассеял бы ваши подозрения. Когда я остановился на пороге дома вашей светлости, я тоже колебался и пребывал в сомнениях. Это был столь желанный мне рай, но не тот, что сулит наша церковь, а магометанский со всеми его утехами: прелестными женщинами и отборными винами, нимфами в венках из цветов и пенящимся нектаром. Готов ли я на все ради того, чтобы заслужить этот сладостный рай, чтобы мне, ничтожному, обрести убежище под вашей мантией принца? Вот о чем я спросил себя, прежде чем войти, и я вошел, ваша светлость.
— Потому что ты чувствовал, что готов на все! — прервал его принц.
— Да, на все! — решительно ответил горбун.
— Боже милостивый, что за аппетит к наслаждениям и благородству!
— Я мечтаю об этом уже сорок лет, эту поседевшую голову распирает от желании.
— Послушай-ка, — проговорил принц, — благородство можно купить — спроси у Ориоля!
— Мне не нужно благородства, которое покупается.
— Спроси у Ориоля, как может тяготить имя.
Эзоп II комическим жестом указал на свой горб и заметил:
— Неужто сильнее, чем это? Затем, уже серьезно, продолжал:
— Имя и горб — две эти ноши могут раздавить лишь слабого духом. Я слишком незначительный человек, чтобы сравнить меня со столь выдающимся финансистом, как господин Ориоль. Если его гнетет имя, тем хуже для него, меня мой горб не смущает. Маршал Люксембург был богат — разве он показал спину врагу в битве при Неервиндене? У героя неаполитанских комедий, непобедимого Пульчинеллы горб спереди и сзади. Тиртей был хром и горбат, таким же был Вулкан, ковавший молнии. Воплощение мудрости Эзоп, чьим прославленным именем вы меня наградили, тоже имел горб. Горбом титана Атласа был небесный свод. Ни в коей мере не сравнивая свой горб с этими прославленными наростами, я хочу напомнить, что мой стоит сегодня пятнадцать тысяч экю ренты. Что я был бы без него? Я с ним не расстанусь, он ведь воистину золотой.
— Видимо, в твоем горбе заключен ум, друг мой, — заметил Гонзаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
— Так нужно было им показать это твое золото! — воскликнул Навайль.
Гонзаго задумчиво молчал.
— Я показывал, — ответил Эзоп II, он же Иона. — И люди протягивали руки, но не за тем, чтобы ответить мне рукопожатием, а чтобы пошарить у меня в карманах. Я хотел с помощью золота купить себе друзей, любовницу, но лишь привлек воров. Вы улыбаетесь, а я плакал, плакал кровавыми слезами. Но проплакал я всего одну ночь. Дружба, любовь — глупости все это. Нужно искать удовольствий, всего того, что может купить любой!
— Дорогой мой, — перебил Гонзаго холодно и надменно, — узнаю я наконец, чего вы от меня хотите?
— Я подхожу к этому, ваше высочество, — изменившимся в очередной раз тоном ответил горбун. — Я снова вышел из своего убежища, еще робкий, но уже снедаемый желаниями. Во мне возгорелась жажда наслаждений, я становился философом. Я ходил, блуждал, и наконец взял след. На каждом углу я принюхивался, стараясь уловить, откуда тянет неведомыми мне наслаждениями.
— И что же? — осведомился Гонзаго.
— Принц, — поклонившись, ответил горбун, — ветер дул с вашей стороны.
4. ГАСКОНЕЦ И НОРМАНДЕЦ
Это было сказано жизнерадостно и весело. Этот дьявольский горбун, казалось, умел управлять всеобщим настроением. Гонзаго и окружавшие его повесы, только что крайне серьезные, разразились смехом.
— Ах, значит, ветер дул с Моей стороны? — воскликнул принц.
— Да, ваша светлость. Я поспешил к вам и с порога почувствовал, что угадал верно. Не знаю, что за аромат проник мне в мозг, — наверное, это был аромат благородных и разнообразных удовольствий. Я остановился и решил попробовать. Он меня опьяняет, ваше высочество, мне это нравится.
— А у господина Эзопа губа не дура! — воскликнул Навайль.
— Большой знаток! — заметил Ориоль. Горбун посмотрел ему прямо в лицо.
— Вам приходится носить кое-что по ночам, — тихо проговорил он, — так что уж вы-то понимаете, что ради исполнения своего желания человек способен на все.
Ориоль побледнел. Монтобер воскликнул:
— Что он хочет сказать?
— Поясните, мой друг, — велел Гонзаго.
— Ваша светлость, — простосердечно сказал горбун, — чего уж тут долго объяснять. Вам известно, что вчера я имел честь покинуть Пале-Рояль в одно время с вами. Я видел, как два благородных господина несли носилки, а поскольку это дело необычное, решил, что им хорошо заплатили.
— Неужто он знает?.. — ошеломленно начал Ориоль.
— Кто лежал на носилках? — перебил его горбун. — Разумеется. Пожилой господин под мухой, которому позже я помог добраться до дому.
Гонзаго опустил взгляд, лицо его то бледнело, то багровело. Все были крайне изумлены.
— Быть может, вы знаете также, что стало с господином Де Лагардером? — тихо спросил Гонзаго.
— Что ж, у Готье Жандри твердая рука и верный глаз, — ответил горбун, — я был рядом с ним, когда он нанес удар, право слово, весьма неплохой удар. Те, кого вы послали на поиски, расскажут вам остальное.
— Они сильно опаздывают.
— Дело не такое быстрое. Мэтр Плюмаж и брат Галунье…
— Так вы их знаете? — снова удивился Гонзаго.
— Я знаю всех понемножку, ваша светлость.
— Тьфу, дьявол! Послушайте, мой друг: а известно ли вам, что мне не нравятся люди, которые слишком много знают?
— Согласен, это может быть опасным, — мирно признал горбун, — но может и принести пользу. Давайте по справедливости. Не знай я господина де Лагардера…
— Черт бы меня побрал, если я стану пользоваться услугами этого человека! — прошептал Навайль, стоявший позади Гонзаго.
Он полагал, что горбун не услышит, но тот ответил:
— И зря.
Впрочем, вся остальная компания придерживалась мнения Навайля.
Гонзаго медлил. Горбун продолжал, словно хотел сыграть на его нерешительности:
— Если бы меня не перебивали, я уже рассеял бы ваши подозрения. Когда я остановился на пороге дома вашей светлости, я тоже колебался и пребывал в сомнениях. Это был столь желанный мне рай, но не тот, что сулит наша церковь, а магометанский со всеми его утехами: прелестными женщинами и отборными винами, нимфами в венках из цветов и пенящимся нектаром. Готов ли я на все ради того, чтобы заслужить этот сладостный рай, чтобы мне, ничтожному, обрести убежище под вашей мантией принца? Вот о чем я спросил себя, прежде чем войти, и я вошел, ваша светлость.
— Потому что ты чувствовал, что готов на все! — прервал его принц.
— Да, на все! — решительно ответил горбун.
— Боже милостивый, что за аппетит к наслаждениям и благородству!
— Я мечтаю об этом уже сорок лет, эту поседевшую голову распирает от желании.
— Послушай-ка, — проговорил принц, — благородство можно купить — спроси у Ориоля!
— Мне не нужно благородства, которое покупается.
— Спроси у Ориоля, как может тяготить имя.
Эзоп II комическим жестом указал на свой горб и заметил:
— Неужто сильнее, чем это? Затем, уже серьезно, продолжал:
— Имя и горб — две эти ноши могут раздавить лишь слабого духом. Я слишком незначительный человек, чтобы сравнить меня со столь выдающимся финансистом, как господин Ориоль. Если его гнетет имя, тем хуже для него, меня мой горб не смущает. Маршал Люксембург был богат — разве он показал спину врагу в битве при Неервиндене? У героя неаполитанских комедий, непобедимого Пульчинеллы горб спереди и сзади. Тиртей был хром и горбат, таким же был Вулкан, ковавший молнии. Воплощение мудрости Эзоп, чьим прославленным именем вы меня наградили, тоже имел горб. Горбом титана Атласа был небесный свод. Ни в коей мере не сравнивая свой горб с этими прославленными наростами, я хочу напомнить, что мой стоит сегодня пятнадцать тысяч экю ренты. Что я был бы без него? Я с ним не расстанусь, он ведь воистину золотой.
— Видимо, в твоем горбе заключен ум, друг мой, — заметил Гонзаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180