Знаете «Черную голову» на улице Сен-Тома? Всяких рубак там пруд пруди. И вот около двух два этих мошенника выходят из «Черной головы». «Привет, земляки!» — говорю я им. «А, Плюмаж, привет!» — А я знаю их обоих как облупленных. — «Ну-ка, пойдемте со мной, голубки». И веду их на другой берег, напротив Сен-Жермен-л'Осер-Руа, в ров подле бывшего аббатства. Ну, мы и поговорили un per рос в терцию и кварту. Спаси, Господи, их души, они уже никогда не будут никого охранять, ни днем, ни ночью.
— Так вы вывели их из игры? — уточнил Гонзаго, который не совсем понял.
Плюмаж нагнулся и сделал вид, что снимает с кого-то сапоги, причем дважды. Затем, снова приняв серьезный и гордый вид, нагло заявил:
— Да что там, их же было только двое, а я и не таких уделывал!
5. ПРИГЛАШЕНИЕ
Галунье смотрел на своего благородного друга с восхищением и нежностью. Едва Плюмаж приступил к своему вранью, Галунье уже искренне признал себя побежденным. Его мягкая и добрая натура, равно как скромная, незлобивая душа были сами по себе достойны уважения не меньше, чем Плюмаж-младший со всеми его блистательными достоинствами.
Приспешники Гонзаго изумленно переглянулись. Наступила тишина, в которой слышался лишь чей-то тихий шепоток. Плюмаж браво подкручивал кончики своих чудовищных усов.
— Ваша светлость изволили дать мне два поручения, — наконец продолжил он, — так что теперь я перейду ко второму. Расставшись с Галунье, я сказал себе: «Плюмаж, сокровище мое, скажи откровенно: где всегда находят трупы? У воды». Прелестно! Прежде чем отправиться на поиски этих двух бездельников, я прогулялся вдоль Сены. Солнце уже поднялось над Шатле, так что нужно было спешить, однако на берегу я не нашел ничего путного: река вынесла лишь несколько пробок. Разрази меня гром, если я не опоздал! Я в этом не виноват, но все равно обидно, ризы Господни! Я сказал себе: «Плюмаж, детка, ты же сгоришь со стыда, ежели вернешься к хозяину, словно какой-нибудь недотепа, не выполнив его поручения. Va bene! Ведь если у человека достает смекалки, он всегда как-нибудь выпутается, разве не так?» И, неспешно двинувшись по Новому мосту, я заложил руки за спину и подумал: «Ах, дьявольщина! До чего же здорово смотрится на этом месте статуя Генриха Четвертого!» Таким манером я попал в предместье Сен-Жак. Эй, Галунье!
— Что, Плюмаж? — откликнулся нормандец.
— Послушай, ты не помнишь этого провансальского негодяя, рыжего Массабу с Канебьеры, который сдергивал с прохожих плащи позади Нотр-Дам?
— Помню. Его ведь, вроде, повесили?
— Ничего подобного, клянусь головой! Этот милый парнишка, доброе сердце Массабу, зарабатывает на жизнь тем, что продает хирургам свежие трупы.
— Дальше, — перебил Гонзаго.
— Да что вы, ваша светлость, плохих ремесел не бывает, но если я оскорбил чем-нибудь чувства вашей светлости — все, молчу как рыба!
— К делу, к делу, — приказал принц.
— А дело в том, что я встретил Массабу, когда тот шел из предместья в сторону улицы Матюрена. «Привет, Массабу, мой мальчик!» — говорю. «Привет, Плюмаж» — отвечает он. «Как здоровьишко, оболтус?» — «Понемножку, висельник, а у тебя?» — «Да ничего. А откуда ты, золотце мое?» — «Да из больницы, относил товар».
Плюмаж замолк. Гонзаго повернулся к нему. Галунье захотелось встать на колени, дабы выразить восхищение своему благородному другу.
— Вы понимаете? — продолжал Плюмаж, убедившись в произведенном эффекте. — Этот оболтус шел из больницы со своим громадным мешком на плече. «Всего тебе доброго, милок», — сказал я. Массабу двинулся дальше вниз, а я продолжал подниматься к Валь-де-Грас.
— И что ж ты там обнаружил? — снова перебил Гонзаго.
— Обнаружил мэтра Жана Пти, королевского хирурга, который давал урок ученикам и препарировал труп, проданный ему проказником Массабу.
— Ты видел этот труп?
— Собственными глазами, убей меня Бог!
— Это был Лагардер?
— А кто же, битый туз? Собственной персоной — его блондинистые волосы, фигура, лицо. Из него уже торчал скальпель. Даже рана та же! — продолжал он, взмахнув рукой весьма циничным жестом, поскольку увидел, что слушатели начали сомневаться. — Та же самая! Мы-то узнаем людей по ранам не хуже, чем по физиономиям!
— Это верно, — согласился Гонзаго.
Этого только все и ждали. По кучке приближенных пробежал одобрительный ропот.
— Он мертв! И в самом деле мертв!
Даже Гонзаго испустил вздох облегчения и повторил:
— Действительно, мертв!
С этими словами он бросил Плюмажу кошелек. Героя дня тут же окружили, принялись расспрашивать и поздравлять.
— Теперь и шампанское покажется вкуснее! — вскричал Ориоль. — На, мой милый, держи!
Каждому хотелось как-то отблагодарить бравого Плюмажа. Тот, невзирая на гордость, брал у всех. В этот миг на ступенях крыльца появился слуга. Уже вечерело. Держа факел в одной руке, другою слуга протянул серебряное блюдо, на котором лежало письмо.
— Это вашей светлости, — доложил он.
Приспешники расступились. Гонзаго взял письмо и распечатал. Его лицо на мгновение исказилось, но тут же он овладел собой и пристально посмотрел на Плюмажа. Брата Галунье озноб продрал по коже.
— Иди сюда! — велел Гонзаго бретеру. Плюмаж приблизился.
— Читать умеешь? — с горькой улыбкой на губах осведомился принц.
Пока Плюмаж с трудом разбирал по складам послание, Гонзаго проговорил:
— Господа, самые свежие новости.
— О мертвеце? — воскликнул Навайль. — Ничего, чем больше, тем лучше.
— И что же сообщает усопший? — попытался сострить Ориоль.
— Сейчас узнаете. Читай вслух, ты, фехтовальных дел мастер!
Плюмажа обступили. Он хоть и не был очень уж образованным человеком, но читать умел, правда, не быстро. Однако при сложившихся обстоятельствах ему потребовалась помощь брата Галунье, который, впрочем, знал грамоту не много лучше.
— Ну-ка, иди сюда, миленький мой! — попросил Плюмаж. — Что-то я плохо вижу.
Галунье подошел и в свою очередь уставился на письмо. Прочитав, он залился краской, однако нужно признать, что это было следствием радости. Казалось, что и Плюмаж-младший с трудом сдерживает улыбку. Но это продолжалось недолго. Друзья подтолкнули друг друга локтями. Они договорились.
— Вот так история! — воскликнул искренний Галунье.
— Вот те на! Ни в жизнь бы не поверил! — проговорил гасконец, принимая весьма озабоченный вид.
— Да в чем же дело? — раздавалось со всех сторон.
— Читай, Галунье, я даже голос потерял. Чудеса, да и только!
— Лучше ты, Плюмаж, меня что-то в озноб бросило. Гонзаго топнул ногой. Плюмаж тут же выпрямился и бросил слуге:
— Посвети, разиня!
Тот поднес факел поближе, и гасконец громко и отчетливо прочел:
«Господин принц, чтобы одним разом покончить с нашими счетами, я пригласил себя сегодня к вам на ужин. Буду к девяти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
— Так вы вывели их из игры? — уточнил Гонзаго, который не совсем понял.
Плюмаж нагнулся и сделал вид, что снимает с кого-то сапоги, причем дважды. Затем, снова приняв серьезный и гордый вид, нагло заявил:
— Да что там, их же было только двое, а я и не таких уделывал!
5. ПРИГЛАШЕНИЕ
Галунье смотрел на своего благородного друга с восхищением и нежностью. Едва Плюмаж приступил к своему вранью, Галунье уже искренне признал себя побежденным. Его мягкая и добрая натура, равно как скромная, незлобивая душа были сами по себе достойны уважения не меньше, чем Плюмаж-младший со всеми его блистательными достоинствами.
Приспешники Гонзаго изумленно переглянулись. Наступила тишина, в которой слышался лишь чей-то тихий шепоток. Плюмаж браво подкручивал кончики своих чудовищных усов.
— Ваша светлость изволили дать мне два поручения, — наконец продолжил он, — так что теперь я перейду ко второму. Расставшись с Галунье, я сказал себе: «Плюмаж, сокровище мое, скажи откровенно: где всегда находят трупы? У воды». Прелестно! Прежде чем отправиться на поиски этих двух бездельников, я прогулялся вдоль Сены. Солнце уже поднялось над Шатле, так что нужно было спешить, однако на берегу я не нашел ничего путного: река вынесла лишь несколько пробок. Разрази меня гром, если я не опоздал! Я в этом не виноват, но все равно обидно, ризы Господни! Я сказал себе: «Плюмаж, детка, ты же сгоришь со стыда, ежели вернешься к хозяину, словно какой-нибудь недотепа, не выполнив его поручения. Va bene! Ведь если у человека достает смекалки, он всегда как-нибудь выпутается, разве не так?» И, неспешно двинувшись по Новому мосту, я заложил руки за спину и подумал: «Ах, дьявольщина! До чего же здорово смотрится на этом месте статуя Генриха Четвертого!» Таким манером я попал в предместье Сен-Жак. Эй, Галунье!
— Что, Плюмаж? — откликнулся нормандец.
— Послушай, ты не помнишь этого провансальского негодяя, рыжего Массабу с Канебьеры, который сдергивал с прохожих плащи позади Нотр-Дам?
— Помню. Его ведь, вроде, повесили?
— Ничего подобного, клянусь головой! Этот милый парнишка, доброе сердце Массабу, зарабатывает на жизнь тем, что продает хирургам свежие трупы.
— Дальше, — перебил Гонзаго.
— Да что вы, ваша светлость, плохих ремесел не бывает, но если я оскорбил чем-нибудь чувства вашей светлости — все, молчу как рыба!
— К делу, к делу, — приказал принц.
— А дело в том, что я встретил Массабу, когда тот шел из предместья в сторону улицы Матюрена. «Привет, Массабу, мой мальчик!» — говорю. «Привет, Плюмаж» — отвечает он. «Как здоровьишко, оболтус?» — «Понемножку, висельник, а у тебя?» — «Да ничего. А откуда ты, золотце мое?» — «Да из больницы, относил товар».
Плюмаж замолк. Гонзаго повернулся к нему. Галунье захотелось встать на колени, дабы выразить восхищение своему благородному другу.
— Вы понимаете? — продолжал Плюмаж, убедившись в произведенном эффекте. — Этот оболтус шел из больницы со своим громадным мешком на плече. «Всего тебе доброго, милок», — сказал я. Массабу двинулся дальше вниз, а я продолжал подниматься к Валь-де-Грас.
— И что ж ты там обнаружил? — снова перебил Гонзаго.
— Обнаружил мэтра Жана Пти, королевского хирурга, который давал урок ученикам и препарировал труп, проданный ему проказником Массабу.
— Ты видел этот труп?
— Собственными глазами, убей меня Бог!
— Это был Лагардер?
— А кто же, битый туз? Собственной персоной — его блондинистые волосы, фигура, лицо. Из него уже торчал скальпель. Даже рана та же! — продолжал он, взмахнув рукой весьма циничным жестом, поскольку увидел, что слушатели начали сомневаться. — Та же самая! Мы-то узнаем людей по ранам не хуже, чем по физиономиям!
— Это верно, — согласился Гонзаго.
Этого только все и ждали. По кучке приближенных пробежал одобрительный ропот.
— Он мертв! И в самом деле мертв!
Даже Гонзаго испустил вздох облегчения и повторил:
— Действительно, мертв!
С этими словами он бросил Плюмажу кошелек. Героя дня тут же окружили, принялись расспрашивать и поздравлять.
— Теперь и шампанское покажется вкуснее! — вскричал Ориоль. — На, мой милый, держи!
Каждому хотелось как-то отблагодарить бравого Плюмажа. Тот, невзирая на гордость, брал у всех. В этот миг на ступенях крыльца появился слуга. Уже вечерело. Держа факел в одной руке, другою слуга протянул серебряное блюдо, на котором лежало письмо.
— Это вашей светлости, — доложил он.
Приспешники расступились. Гонзаго взял письмо и распечатал. Его лицо на мгновение исказилось, но тут же он овладел собой и пристально посмотрел на Плюмажа. Брата Галунье озноб продрал по коже.
— Иди сюда! — велел Гонзаго бретеру. Плюмаж приблизился.
— Читать умеешь? — с горькой улыбкой на губах осведомился принц.
Пока Плюмаж с трудом разбирал по складам послание, Гонзаго проговорил:
— Господа, самые свежие новости.
— О мертвеце? — воскликнул Навайль. — Ничего, чем больше, тем лучше.
— И что же сообщает усопший? — попытался сострить Ориоль.
— Сейчас узнаете. Читай вслух, ты, фехтовальных дел мастер!
Плюмажа обступили. Он хоть и не был очень уж образованным человеком, но читать умел, правда, не быстро. Однако при сложившихся обстоятельствах ему потребовалась помощь брата Галунье, который, впрочем, знал грамоту не много лучше.
— Ну-ка, иди сюда, миленький мой! — попросил Плюмаж. — Что-то я плохо вижу.
Галунье подошел и в свою очередь уставился на письмо. Прочитав, он залился краской, однако нужно признать, что это было следствием радости. Казалось, что и Плюмаж-младший с трудом сдерживает улыбку. Но это продолжалось недолго. Друзья подтолкнули друг друга локтями. Они договорились.
— Вот так история! — воскликнул искренний Галунье.
— Вот те на! Ни в жизнь бы не поверил! — проговорил гасконец, принимая весьма озабоченный вид.
— Да в чем же дело? — раздавалось со всех сторон.
— Читай, Галунье, я даже голос потерял. Чудеса, да и только!
— Лучше ты, Плюмаж, меня что-то в озноб бросило. Гонзаго топнул ногой. Плюмаж тут же выпрямился и бросил слуге:
— Посвети, разиня!
Тот поднес факел поближе, и гасконец громко и отчетливо прочел:
«Господин принц, чтобы одним разом покончить с нашими счетами, я пригласил себя сегодня к вам на ужин. Буду к девяти».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180