— А подпись? — в один голос закричало человек десять.
Плюмаж провозгласил:
— Шевалье Анри де Лагардер.
Каждый из присутствующих повторил про себя это ставшее жупелом имя.
Воцарилась мертвая тишина. В конверте, где лежало письмо, обнаружился еще один предмет. Гонзаго достал его. Никто не мог понять, откуда он взялся. Это была перчатка, которую Лагардер сдернул с руки Гонзаго у регента. Гонзаго стиснул ее пальцами и забрал у Плюмажа письмо. Пероль хотел что-то ему сказать, но он оттолкнул фактотума.
— Ну, и что вы на это скажете? — обратился принц к двоим удальцам.
— Я скажу, — кротко отозвался Галунье, — что человеку свойственно ошибаться. Я рассказал вам все как было. К тому же этот полукафтан — неопровержимая улика.
— А письмо, по-вашему, не в счет?
— Бог ты мой! — вскричал Плюмаж. — Да ведь этот негодник Массабу может подтвердить, что я встретил его на улице Сен-Жак. Пускай за ним пошлют! А мэтр Жан Пти — он кто, королевский хирург или не королевский хирург? Я же видел труп, узнал рану…
— Но как же письмо? — нахмурившись, осведомился Гонзаго.
— Эти мерзавцы уже давно водят вас за нос, — шепнул на ухо принцу Пероль.
Приспешники Гонзаго взволновано перешептывались.
— Это переходит всякие границы, — говорил толстенький откупщик Ориоль. — Лагардер просто колдун какой-то.
— Не колдун, а сущий дьявол! — воскликнул Навайль.
Едва сдерживая лихорадочное возбуждение, заставлявшее стучать его сердце, Плюмаж тихонько проговорил:
— Он — настоящий человек, провалиться мне на этом месте! Правда, сокровище мое?
— Лагардер и есть Лагардер.
— Господа, — заговорил Гонзаго слегка изменившимся то-ном > — во всем этом есть что-то непонятное. Разумеется, эти люди нас предали…
— Ах, ваша светлость! — в один голос протестующе воскликнули Плюмаж и Галунье.
— Тихо! Но я принимаю посланный мне вызов.
— Браво! — слабо вскричал Навайль.
— Браво! Браво! — скрепя сердце, стали вторить все остальные.
— Если ваше высочество позволит мне высказать предложение, — сказал Пероль, — то вместо намеченного ужина…
— Клянусь небом, ужин состоится! — вскинув голову, перебил Гонзаго.
— Но в таком случае, — продолжал настаивать Пероль, — при закрытых дверях по крайней мере.
— Нет, двери будут открыты — и широко!
— В добрый час! — поддержал Навайль.
В компании были сильные бойцы — сам Навайль, Носе, Шуази, Жиронн, Монтобер и кое-кто еще. Финансисты составляли исключение.
— Господа, вам всем следует быть при шпагах, — велел Гонзаго.
— Нам тоже, — шепнул Плюмаж и подмигнул Галунье.
— Вы, я надеюсь, сумеете воспользоваться ими при случае? — осведомился принц.
— Если этот человек явится один… — начал Навайль, даже не скрывая отвращения.
— Господа, господа, — вмешался Пероль, — это дело Готье Жандри и его приятелей.
Гонзаго смотрел на своих приближенных: губы его дрожали, брови были нахмурены.
— Нет, клянусь головой! — выйдя из себя, взорвался он. — Они все там будут! Мне нужно, чтобы они повиновались мне как рабы, или я камня на камне не оставлю!
— Делай все, как я, — вполголоса велел Плюмаж-младший Галунье. — Момент настал.
Приятели завернулись в свои фанфаронские плащи и торжественным шагом приблизились к Гонзаго.
— Ваша светлость, — заговорил Плюмаж, — тридцать лет честной и, я сказал бы даже, беспорочной жизни свидетельствуют в пользу двух смельчаков, которые на первый взгляд кажутся виновными. Невозможно в один миг замутить зерцало судьбы человека. Взгляните на нас! Всевышний метит лица людей печатью верности и предательства. Взгляните на нас, прах меня побери, и на господина де Пероля, который нас обвиняет! Плюмаж-младший был бесподобен. Его провансальско-гас-конский акцент придавал его выспренней речи особый смак. Что же до брата Галунье, то он по обыкновению всем своим видом воплощал чистосердечие и невинность. В то же время Пероль, словно нарочно, являл собою разительный контраст с друзьями. За последние сутки его обычно бледное лицо сделалось зеленовато-серым. Он представлял собою типичный образчик наглого труса, который наносит удар с дрожью в руке и убивает, испытывая рези в желудке. Гонзаго задумался, а Плюмаж между тем продолжал:
— При вашем величии и могуществе вы, ваша светлость, можете рассудить нас беспристрастно. Нас, ваших преданных слуг, вы знаете не первый день. Вспомните, как во рву замка Келюс мы вместе…
— Замолчите! — в испуге закричал Пероль.
Гонзаго остался невозмутимым; глядя на двух друзей, он сказал:
— Эти господа уже обо всем догадались. А если им что-то еще неизвестно, то скоро глаза у них раскроются. Они рассчитывают на нас точно так же, как мы на них. Мы друг друга знаем, поэтому и проявляем определенную снисходительность.
Последнюю фразу Гонзаго произнес с нажимом. Разве был среди этих молодых повес хоть один без греха? Кое-кто из них уже нуждался в Гонзаго, чтобы тот помог им избавиться от неприятностей с законом, да и поведение их в прошлую ночь сделало всех соучастниками преступления. Ориоль уже готов был свалиться в обморок, Навайль, Шуази и прочие не смели поднять глаз. Если бы хоть кто-то из них возмутился, то за ним последовали бы и остальные, но все молчали.
Гонзаго мысленно поблагодарил случай, который сделал так, что маркиз де Шаверни отсутствовал.
Несмотря на все свои недостатки, Шаверни был не из тех, кто стал бы молчать. Гонзаго всерьез подумывал избавиться от него этим вечером — и надолго.
— Я только хотел заметить вашему высочеству, — не унимался Плюмаж, — что таких старых слуг, как мы, нельзя так легко предавать осуждению. У нас с Галунье есть множество врагов, как и у всех достойных людей. Вот мое мнение, и я с присущей мне откровенностью представляю его на суд вашей светлости. Одно из двух: или шевалье де Лагардер восстал из мертвых, что кажется мне маловероятным, или письмо подделано каким-нибудь мерзавцем, дабы опорочить двух честных людей. Таково мое мнение, разрази меня гром!
— Я боялся вставить хоть словечко, — добавил брат Галунье, — настолько мой благородный друг красноречиво выразил и мои мысли.
— Вы не будете наказаны, — рассеянно промолвил Гонзаго. — Ступайте.
Но двое друзей не шелохнулись.
— Ваша светлость, вы нас не поняли, — с достоинством возразил Плюмаж. — И это, увы, прискорбно.
А нормандец, приложив руку к сердцу, добавил:
— Такой неблагодарности мы не заслужили.
— Вам заплатят, — раздраженно отозвался Гонзаго, — какого дьявола вам еще нужно?
— Что нам нужно, ваша светлость? — с дрожью в голосе, шедшей из самого сердца, спросил Плюмаж. — Что нам нужно? Неопровержимо доказать свою невиновность. Гром и молния! Я вижу, вы не понимаете, с кем имеете дело!
— Нет, — добавил Галунье, который весьма натурально едва сдерживал слезы, — о нет, совсем не понимаете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180