— Обещаю, ты будешь дворянином.
— Благодарю, ваша светлость. И когда же?
— Тьфу, черт! Что за спешка? — послышалось вокруг.
— Это делается не так быстро, — сказал Гонзаго.
— Они правы, — отозвался горбун, — я спешу. Простите меня, ваша светлость, но вы только что сказали, что не любите получать услуги бесплатно, поэтому я беру на себя смелость просить у вас вознаграждения немедленно.
— Немедленно? — воскликнул принц. — Но это невозможно!
— Позвольте, я вам объясню; речь не идет более о дворянстве.
Горбун подошел поближе и вкрадчиво проговорил:
— Совершено не обязательно быть дворянином, чтобы сесть рядом, скажем, с господином Ориолем сегодня вечером за ужином.
Все расхохотались, за исключением Ориоля и принца.
— Как? Ты и это знаешь? — спросил Гонзаго и нахмурился.
— Случайно услышал несколько слов, — смиренно пролепетал горбун.
В компании раздались возгласы:
— Ужин? Значит, мы сегодня ужинаем вместе?
— Ах, принц, — проникновенно заговорил горбун, — что за танталовы муки я испытываю? Мне так и видится маленький домик с потайными дверьми, тенистый сад вокруг, будуары, куда сквозь плотные занавески проникает приглушенный свет дня. Потолки расписаны нимфами и амурами, мотыльками и розами. А какая перед моими глазами встает раззолоченная гостиная! Гостиная для роскошных празднеств, где цветут улыбки! Я вижу ослепительные канделябры…
Горбун даже прикрыл глаза ладонью.
— Вижу цветы, чувствую их благоуханье, а рядом стоят кубки с отборными винами, сидит множество прелестниц…
— Его еще не пригласили, а он уже пьян, — заметил Навайль.
— Это правда, — сверкая глазами, отозвался горбун, — я |и вправду уже пьян.
— Если желаете, ваша светлость, — шепнул Ориоль на ухо Гонзаго, — я предупрежу мадемуазель Нивель.
— Она уже предупреждена, — ответил принц.
Затем, словно желая подчеркнуть всю необычность причуды горбуна, добавил:
— Господа, сегодняшний ужин будет не такой, как всегда.
— А в чем же отличие ?^У нас будет царь?
— А вот угадайте.
— Комедия? Господин Лоу? Обезьяны с ярмарки Сен-Жермен?
— Гораздо лучше, господа. Ну что, сдаетесь?
— Сдаемся! — в один голос вскричали повесы.
— У нас будет свадьба, — объявил Гонзаго.
Горбун вздрогнул, но все решили, что это от предвкушения.
— Свадьба? — переспросил он, всплеснув руками и закатив глаза. — Свадьба в конце небольшого ужина?
— Настоящая свадьба, — подтвердил Гонзаго, — с полной церемонией бракосочетания.
— А кого мы поженим? — поинтересовались весельчаки. Горбун затаил дыхание. Только Гонзаго собрался было ответить, как на крыльце появился Пероль и воскликнул:
— Ура! Вот наконец и наши молодцы!
За ним шли Плюмаж и Галунье с выражением той невозмутимой гордости на лицах, что так идет людям, сознающим свою полезность.
— Друг мой, — обратился Гонзаго к горбуну, — мы с вами еще не закончили. Далеко не уходите.
— К услугам вашей светлости, — ответил Эзоп II и направился к своей будке.
Он лихорадочно размышлял. Едва дверь конуры за ним закрылась, как он тут же рухнул на матрас.
— Свадьба! — бормотал он. — Да это скандал! Но речь не может идти о каком-нибудь дурацком представлении, этот человек ничего не делает просто так. Что же кроется за этим спектаклем? Никак не соображу, в чем тут дело, а время идет.
Он крепко обхватил голову руками.
— Хочет он этого или нет, — продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, — а я, клянусь Господом, буду на ужине!
— Как дела? Что новенького? — с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.
Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.
— Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, — сообщил Пероль.
Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире «Венеция», были свежи словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.
— Ну, рассказывайте скорее, — велел принц. Плюмаж и Галунье переглянулись.
— Давай ты, мой благородный друг, — сказал нормандец.
— У меня не получится, голубчик, — отвечал гасконец, — лучше ты.
— Дьявол вас раздери! — вскричал Гонзаго. — Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!
Тогда оба громко затараторили разом:
— Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…
— Тише! — вскричал оглушенный принц. — Говорите по очереди.
После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:
— Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.
Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.
Прежде чем они начнут состязаться в красноречии подобно вергилиевым обитателям Аркадии мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир «Венеция», они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж и Галунье понятия об этом не имели.
— Только короче, — велел Гонзаго.
— Ясно и четко, — добавил Навайль.
— В двух словах дело обстоит следующим образом, — начал брат Галунье. — Объяснить истину всегда недолго, а те, кто любит разводить турусы на колесах, просто сбивают людей с пути истинного, я так считаю. Таково мое мнение, и я имею причины думать так. Эх, жизненный опыт… Но не станем отвлекаться. Итак, утром я ушел отсюда с приказом вашей светлости. Мы с моим благородным другом сказали себе: «Два шанса лучше, чем один, поэтому пусть каждый пойдет по избранному им следу». У рынка Вифлеемских младенцев мы разделились. Что делал мой благородный друг, мне неизвестно, а я отправился в Пале-Рояль, который работники уже приводили) в порядок после праздника. Там только и было разговоров/ что об одном. Примерно на полпути между индейским вигвамом и домиком садовника и привратника мэтра Лебреана была обнаружена лужа крови. Чудно: я сразу смекнул, что здесь нанесли удар шпагой. Я пошел взглянуть на эту лужу, мне показалось это разумным, а потом двинулся по следу — о, это было не так-то просто! — тянувшемуся от вигвама через переднюю покоев регента на улицу Сент-Оноре. Слуги меня спросили: «Приятель, ты что тут потерял?» — «Портрет своей любовницы», — ответил я. Они засмеялись, как остолопы, а они остолопы и есть. Ежели бы я заказывал портреты всех своих любовниц, то провалиться мне на этом месте, если бы мне не пришлось платить ого-го сколько за дом, где бы они все поместились!
— Короче, — велел Гонзаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180
— Благодарю, ваша светлость. И когда же?
— Тьфу, черт! Что за спешка? — послышалось вокруг.
— Это делается не так быстро, — сказал Гонзаго.
— Они правы, — отозвался горбун, — я спешу. Простите меня, ваша светлость, но вы только что сказали, что не любите получать услуги бесплатно, поэтому я беру на себя смелость просить у вас вознаграждения немедленно.
— Немедленно? — воскликнул принц. — Но это невозможно!
— Позвольте, я вам объясню; речь не идет более о дворянстве.
Горбун подошел поближе и вкрадчиво проговорил:
— Совершено не обязательно быть дворянином, чтобы сесть рядом, скажем, с господином Ориолем сегодня вечером за ужином.
Все расхохотались, за исключением Ориоля и принца.
— Как? Ты и это знаешь? — спросил Гонзаго и нахмурился.
— Случайно услышал несколько слов, — смиренно пролепетал горбун.
В компании раздались возгласы:
— Ужин? Значит, мы сегодня ужинаем вместе?
— Ах, принц, — проникновенно заговорил горбун, — что за танталовы муки я испытываю? Мне так и видится маленький домик с потайными дверьми, тенистый сад вокруг, будуары, куда сквозь плотные занавески проникает приглушенный свет дня. Потолки расписаны нимфами и амурами, мотыльками и розами. А какая перед моими глазами встает раззолоченная гостиная! Гостиная для роскошных празднеств, где цветут улыбки! Я вижу ослепительные канделябры…
Горбун даже прикрыл глаза ладонью.
— Вижу цветы, чувствую их благоуханье, а рядом стоят кубки с отборными винами, сидит множество прелестниц…
— Его еще не пригласили, а он уже пьян, — заметил Навайль.
— Это правда, — сверкая глазами, отозвался горбун, — я |и вправду уже пьян.
— Если желаете, ваша светлость, — шепнул Ориоль на ухо Гонзаго, — я предупрежу мадемуазель Нивель.
— Она уже предупреждена, — ответил принц.
Затем, словно желая подчеркнуть всю необычность причуды горбуна, добавил:
— Господа, сегодняшний ужин будет не такой, как всегда.
— А в чем же отличие ?^У нас будет царь?
— А вот угадайте.
— Комедия? Господин Лоу? Обезьяны с ярмарки Сен-Жермен?
— Гораздо лучше, господа. Ну что, сдаетесь?
— Сдаемся! — в один голос вскричали повесы.
— У нас будет свадьба, — объявил Гонзаго.
Горбун вздрогнул, но все решили, что это от предвкушения.
— Свадьба? — переспросил он, всплеснув руками и закатив глаза. — Свадьба в конце небольшого ужина?
— Настоящая свадьба, — подтвердил Гонзаго, — с полной церемонией бракосочетания.
— А кого мы поженим? — поинтересовались весельчаки. Горбун затаил дыхание. Только Гонзаго собрался было ответить, как на крыльце появился Пероль и воскликнул:
— Ура! Вот наконец и наши молодцы!
За ним шли Плюмаж и Галунье с выражением той невозмутимой гордости на лицах, что так идет людям, сознающим свою полезность.
— Друг мой, — обратился Гонзаго к горбуну, — мы с вами еще не закончили. Далеко не уходите.
— К услугам вашей светлости, — ответил Эзоп II и направился к своей будке.
Он лихорадочно размышлял. Едва дверь конуры за ним закрылась, как он тут же рухнул на матрас.
— Свадьба! — бормотал он. — Да это скандал! Но речь не может идти о каком-нибудь дурацком представлении, этот человек ничего не делает просто так. Что же кроется за этим спектаклем? Никак не соображу, в чем тут дело, а время идет.
Он крепко обхватил голову руками.
— Хочет он этого или нет, — продолжал Эзоп II со странной решимостью в голосе, — а я, клянусь Господом, буду на ужине!
— Как дела? Что новенького? — с любопытством восклицали между тем придворные Гонзаго.
Они уже начали принимать близко к сердцу все, что касалось Лагардера.
— Эти удальцы желают говорить только с вашей светлостью, — сообщил Пероль.
Плюмаж и Галунье, проспав большую часть дня за столом в трактире «Венеция», были свежи словно розы. Они гордо проследовали сквозь толпу повес низшего ранга, подошли к Гонзаго и поклонились с игривым достоинством истинных фехтмейстеров.
— Ну, рассказывайте скорее, — велел принц. Плюмаж и Галунье переглянулись.
— Давай ты, мой благородный друг, — сказал нормандец.
— У меня не получится, голубчик, — отвечал гасконец, — лучше ты.
— Дьявол вас раздери! — вскричал Гонзаго. — Долго еще вы будете испытывать наше терпение?!
Тогда оба громко затараторили разом:
— Ваша светлость, дабы оправдать высокое доверие…
— Тише! — вскричал оглушенный принц. — Говорите по очереди.
После нового ряда взаимных любезностей заговорил Галунье:
— Будучи человеком более молодым и не столь заслуженным, я повинуюсь моему благородному другу и приступаю к рассказу. Начну с того, что мне повезло больше. Если я и оказался удачливее, чем мой благородный друг, то это вовсе не моя заслуга.
Плюмаж гордо заулыбался, поглаживая свои чудовищных размеров усы. Напомним читателю, что эти два милых плута условились посоревноваться друг с другом во вранье.
Прежде чем они начнут состязаться в красноречии подобно вергилиевым обитателям Аркадии мы должны сказать, что наши друзья испытывали известную тревогу. Покинув трактир «Венеция», они еще раз зашли в дом на Певческой улице. Никаких новостей о Лагардере не было. Что с ним стряслось? Плюмаж и Галунье понятия об этом не имели.
— Только короче, — велел Гонзаго.
— Ясно и четко, — добавил Навайль.
— В двух словах дело обстоит следующим образом, — начал брат Галунье. — Объяснить истину всегда недолго, а те, кто любит разводить турусы на колесах, просто сбивают людей с пути истинного, я так считаю. Таково мое мнение, и я имею причины думать так. Эх, жизненный опыт… Но не станем отвлекаться. Итак, утром я ушел отсюда с приказом вашей светлости. Мы с моим благородным другом сказали себе: «Два шанса лучше, чем один, поэтому пусть каждый пойдет по избранному им следу». У рынка Вифлеемских младенцев мы разделились. Что делал мой благородный друг, мне неизвестно, а я отправился в Пале-Рояль, который работники уже приводили) в порядок после праздника. Там только и было разговоров/ что об одном. Примерно на полпути между индейским вигвамом и домиком садовника и привратника мэтра Лебреана была обнаружена лужа крови. Чудно: я сразу смекнул, что здесь нанесли удар шпагой. Я пошел взглянуть на эту лужу, мне показалось это разумным, а потом двинулся по следу — о, это было не так-то просто! — тянувшемуся от вигвама через переднюю покоев регента на улицу Сент-Оноре. Слуги меня спросили: «Приятель, ты что тут потерял?» — «Портрет своей любовницы», — ответил я. Они засмеялись, как остолопы, а они остолопы и есть. Ежели бы я заказывал портреты всех своих любовниц, то провалиться мне на этом месте, если бы мне не пришлось платить ого-го сколько за дом, где бы они все поместились!
— Короче, — велел Гонзаго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180