Не имя
красит человека, а человек прославляет свое имя. Если уж
говорить о героизме, то я вижу здесь только одного героя -
вас, мой милый Мак. Да-да, вас, человека, не обладающего
какими-то особыми знаниями и сверхъестественными
способностями, но тем не менее пытающегося действовать
самостоятельно.
От этих слов Одиссея на душе у Мака полегчало. Он выпил
кружку ароматного настоя, поднесенную трактирщиком, разбудил
Маргариту, заставил ее тоже выпить душистое травяное зелье, и
поднялся с лавки, поддерживая под руку свою подругу.
- Я поеду дальше,- сказал он.
- А Фауст? - спросил Одиссей.
- Он гонится за мной следом.
- А, отлично! - сказал Одиссей и легонько пихнул локтем
Ахиллеса, похрапывающего в углу кабинки на лавке.- Ты слышишь,
Ахиллес?
Ахиллес вздрогнул.
- А?.. Что?..- спросил он, открывая глаза.- Ты звал меня,
Одиссей?
- Приготовься, друг,- тихо, но внятно проговорил Одиссей,
наклонившись к нему.- Фауст близко! Он скоро явится сюда.
Одиссей и Ахиллес! Теперь Мак не сомневался, что эти двое
сумеют задержать Фауста.
- Идем, Маргарита,- обратился он к своей спутнице.
- Иду,- ответила она, подавляя зевоту.
Они вышли из трактира. Вскоре раздался стук лошадиных
копыт на дороге, ведущей в Сен-Менехольд.
8
Фауст прискакал к трактиру через двадцать минут после
того, как уехали Мак с Маргаритой. На лбу его вскочила
огромная шишка; но, если не считать еще нескольких царапин и
легких ушибов, удар головой о ствол дуба и падение с коня не
сильно повредили ему.
Елена, с развевающимися по ветру волосами, была
прекрасна, как всегда.
Перешагнув порог трактира, Фауст столкнулся с Одиссеем.
- Я знаю вас! - воскликнул Одиссей.- Вы Фауст!
- Ну и что же? Я не скрываю своего имени,- ответил ученый
доктор.
- Значит, Елена Троянская с вами!
- Да, она со мной,- сказал Фауст.- Только она,
прекраснейшая из земных женщин, достойна быть моей подругой.
Кто вы и что вам нужно от меня?
Одиссей назвал себя и поманил рукой Ахиллеса, чтобы
представить своего друга. Фауст выслушал его со
сверхчеловеческим хладнокровием. Если он и был удивлен, то
ничем не выдал своих чувств.
- Мы,- обратился к Фаусту Одиссей, положив руку на
богатырское плечо Ахиллеса,- требуем назад прекрасную Елену.
Тот демон, который отдал ее вам, не имел никакого права
похищать эту женщину из Тартара, уводить ее от мужа.
- Об этом не может быть и речи,- холодно ответил Фауст.-
Мне лично нет никакого дела до чьих-то прав. Мне дали Елену, и
она останется со мною.
- Кажется, я уже слышал нечто подобное раньше,- сказал
Одиссей, взглянув на своего товарища и вспомнив те далекие дни
войны греков с Троей, когда Ахиллес не хотел отдавать
Агамемнону свою пленницу, прекрасную Брисеиду, и был готов
защищать ее с оружием в руках. Но вождь греков проявил
упорство, и разгневанный Ахиллес скрылся в своем шатре,
уклоняясь от участия в боях. Это чуть не послужило причиной
гибели всего греческого войска((72)).
- Может быть, слышал, а может, и нет,- сказал Ахиллес.-
Это к делу не относится. Отдавайте нам Елену сейчас же! -
прибавил он, обращаясь к Фаусту.
- Ни за что! Уж не думаете ли вы отнять ее у меня силой?
- Фауст выхватил из-под своего сюртука небольшое кремневое
ружье.
- Если бы мы захотели применить силу,- сказал Одиссей,-
мы бы это сделали, будьте покойны. Мы ничуть не боимся вас и
вашего оружия. Но вложи-ка в ножны свой меч, дорогой Ахиллес.
Я придумал кое-что получше.
Одиссей сунул два пальца в рот и свистнул. В ответ
откуда-то издалека донеслись дикие вопли и завывания. Сперва
Фаусту показалось, что это ветер воет в печной трубе, но
вскоре он ясно различил пронзительные, резкие женские голоса.
Дверь трактира распахнулась, и в нее ворвался зловонный
смерч. Фурии не заставили себя долго ждать. Они влетели в зал
в облике огромных черных ворон, распространяя вокруг себя
отвратительный смрад. Они подняли жуткий галдеж, почти оглушив
людей в трактире хлопаньем крыльев и громким криком. В конце
концов они превратились в людей: перед Фаустом стояли три
безобразные старухи - длинноносые, с красными, лишенными
ресниц глазами, одетые в грязные и рваные черные платья.
Алекто была чересчур полной, Тисифона - костлявой и жилистой,
а у Мегеры была очень нескладная фигура: широкие плечи и
талия, плоская грудь, толстая, короткая шея, узкие бедра и
сухие, как палки, лодыжки. Три неразлучные сестры завертелись
вокруг Фауста в бешеной пляске. Они заглядывали ему в лицо,
обдавая зловонным дыханием, визжали и кричали ему в уши,
ухали, точно совы, и каркали по-вороньи, галдели, шумели,
топали и хлопали в ладоши, прыгали, скакали и кривлялись,
словно обезьяны. Фауст старался не обращать внимания на все их
выходки; однако его терпения хватило ненадолго, и он сказал:
- Подобное поведение никак не делает вам чести, дорогие
дамы. Кроме того, вы зря тратите силы, поднимая такой шум. Я -
человек другой эпохи, и вряд ли на меня подействуют ваши
трюки, которым без малого две тысячи лет. Вы для меня - всего
лишь тени далекого прошлого. Вам не удастся меня напугать.
- Если даже мы и не сможем нанести тебе никакого
физического ущерба,- раздался скрипучий голос Тисифоны,- то
послушаем, что ты скажешь, когда мы будем день и ночь визжать
и кричать тебе в уши, не давая ни минуты покоя.
- Какие глупости! Смешно слушать!
- Смешно или грустно, а вот посмотрим, как тебе
понравится народная песня в нашем исполнении,- сказала
Тисифона.- Она как нельзя лучше подходит для таких случаев,
когда нужно поскорее свести человека с ума. А ну-ка, девушки,
грянули!
И действительно, грянули.
Песня оказалась древнегреческой вариацией на тему "Йо-хо-
хо и бутылка рому". Исполнение и впрямь было такое, что могло
довести впечатлительного слушателя до сумасшедшего дома. Три
старые девы истошно заголосили, выводя замысловатые рулады и
безбожно фальшивя. Их пение одновременно напоминало блеянье
козлиного стада, вой стаи шакалов и ослиный рев. Даже самый
отвратительный кошачий концерт показался бы райской музыкой по
сравнению с этой ужасной какофонией. Фауст не смог вытерпеть
ее дольше минуты: дыхание у него перехватило, мысли начали
путаться... Ему казалось, что голова его вот-вот расколется от
всего этого шума, визга и пронзительных воплей. В конце концов
он поднял вверх руки:
- Милые дамы! Я прошу вас сделать небольшой перерыв. Мне
нужно подумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
красит человека, а человек прославляет свое имя. Если уж
говорить о героизме, то я вижу здесь только одного героя -
вас, мой милый Мак. Да-да, вас, человека, не обладающего
какими-то особыми знаниями и сверхъестественными
способностями, но тем не менее пытающегося действовать
самостоятельно.
От этих слов Одиссея на душе у Мака полегчало. Он выпил
кружку ароматного настоя, поднесенную трактирщиком, разбудил
Маргариту, заставил ее тоже выпить душистое травяное зелье, и
поднялся с лавки, поддерживая под руку свою подругу.
- Я поеду дальше,- сказал он.
- А Фауст? - спросил Одиссей.
- Он гонится за мной следом.
- А, отлично! - сказал Одиссей и легонько пихнул локтем
Ахиллеса, похрапывающего в углу кабинки на лавке.- Ты слышишь,
Ахиллес?
Ахиллес вздрогнул.
- А?.. Что?..- спросил он, открывая глаза.- Ты звал меня,
Одиссей?
- Приготовься, друг,- тихо, но внятно проговорил Одиссей,
наклонившись к нему.- Фауст близко! Он скоро явится сюда.
Одиссей и Ахиллес! Теперь Мак не сомневался, что эти двое
сумеют задержать Фауста.
- Идем, Маргарита,- обратился он к своей спутнице.
- Иду,- ответила она, подавляя зевоту.
Они вышли из трактира. Вскоре раздался стук лошадиных
копыт на дороге, ведущей в Сен-Менехольд.
8
Фауст прискакал к трактиру через двадцать минут после
того, как уехали Мак с Маргаритой. На лбу его вскочила
огромная шишка; но, если не считать еще нескольких царапин и
легких ушибов, удар головой о ствол дуба и падение с коня не
сильно повредили ему.
Елена, с развевающимися по ветру волосами, была
прекрасна, как всегда.
Перешагнув порог трактира, Фауст столкнулся с Одиссеем.
- Я знаю вас! - воскликнул Одиссей.- Вы Фауст!
- Ну и что же? Я не скрываю своего имени,- ответил ученый
доктор.
- Значит, Елена Троянская с вами!
- Да, она со мной,- сказал Фауст.- Только она,
прекраснейшая из земных женщин, достойна быть моей подругой.
Кто вы и что вам нужно от меня?
Одиссей назвал себя и поманил рукой Ахиллеса, чтобы
представить своего друга. Фауст выслушал его со
сверхчеловеческим хладнокровием. Если он и был удивлен, то
ничем не выдал своих чувств.
- Мы,- обратился к Фаусту Одиссей, положив руку на
богатырское плечо Ахиллеса,- требуем назад прекрасную Елену.
Тот демон, который отдал ее вам, не имел никакого права
похищать эту женщину из Тартара, уводить ее от мужа.
- Об этом не может быть и речи,- холодно ответил Фауст.-
Мне лично нет никакого дела до чьих-то прав. Мне дали Елену, и
она останется со мною.
- Кажется, я уже слышал нечто подобное раньше,- сказал
Одиссей, взглянув на своего товарища и вспомнив те далекие дни
войны греков с Троей, когда Ахиллес не хотел отдавать
Агамемнону свою пленницу, прекрасную Брисеиду, и был готов
защищать ее с оружием в руках. Но вождь греков проявил
упорство, и разгневанный Ахиллес скрылся в своем шатре,
уклоняясь от участия в боях. Это чуть не послужило причиной
гибели всего греческого войска((72)).
- Может быть, слышал, а может, и нет,- сказал Ахиллес.-
Это к делу не относится. Отдавайте нам Елену сейчас же! -
прибавил он, обращаясь к Фаусту.
- Ни за что! Уж не думаете ли вы отнять ее у меня силой?
- Фауст выхватил из-под своего сюртука небольшое кремневое
ружье.
- Если бы мы захотели применить силу,- сказал Одиссей,-
мы бы это сделали, будьте покойны. Мы ничуть не боимся вас и
вашего оружия. Но вложи-ка в ножны свой меч, дорогой Ахиллес.
Я придумал кое-что получше.
Одиссей сунул два пальца в рот и свистнул. В ответ
откуда-то издалека донеслись дикие вопли и завывания. Сперва
Фаусту показалось, что это ветер воет в печной трубе, но
вскоре он ясно различил пронзительные, резкие женские голоса.
Дверь трактира распахнулась, и в нее ворвался зловонный
смерч. Фурии не заставили себя долго ждать. Они влетели в зал
в облике огромных черных ворон, распространяя вокруг себя
отвратительный смрад. Они подняли жуткий галдеж, почти оглушив
людей в трактире хлопаньем крыльев и громким криком. В конце
концов они превратились в людей: перед Фаустом стояли три
безобразные старухи - длинноносые, с красными, лишенными
ресниц глазами, одетые в грязные и рваные черные платья.
Алекто была чересчур полной, Тисифона - костлявой и жилистой,
а у Мегеры была очень нескладная фигура: широкие плечи и
талия, плоская грудь, толстая, короткая шея, узкие бедра и
сухие, как палки, лодыжки. Три неразлучные сестры завертелись
вокруг Фауста в бешеной пляске. Они заглядывали ему в лицо,
обдавая зловонным дыханием, визжали и кричали ему в уши,
ухали, точно совы, и каркали по-вороньи, галдели, шумели,
топали и хлопали в ладоши, прыгали, скакали и кривлялись,
словно обезьяны. Фауст старался не обращать внимания на все их
выходки; однако его терпения хватило ненадолго, и он сказал:
- Подобное поведение никак не делает вам чести, дорогие
дамы. Кроме того, вы зря тратите силы, поднимая такой шум. Я -
человек другой эпохи, и вряд ли на меня подействуют ваши
трюки, которым без малого две тысячи лет. Вы для меня - всего
лишь тени далекого прошлого. Вам не удастся меня напугать.
- Если даже мы и не сможем нанести тебе никакого
физического ущерба,- раздался скрипучий голос Тисифоны,- то
послушаем, что ты скажешь, когда мы будем день и ночь визжать
и кричать тебе в уши, не давая ни минуты покоя.
- Какие глупости! Смешно слушать!
- Смешно или грустно, а вот посмотрим, как тебе
понравится народная песня в нашем исполнении,- сказала
Тисифона.- Она как нельзя лучше подходит для таких случаев,
когда нужно поскорее свести человека с ума. А ну-ка, девушки,
грянули!
И действительно, грянули.
Песня оказалась древнегреческой вариацией на тему "Йо-хо-
хо и бутылка рому". Исполнение и впрямь было такое, что могло
довести впечатлительного слушателя до сумасшедшего дома. Три
старые девы истошно заголосили, выводя замысловатые рулады и
безбожно фальшивя. Их пение одновременно напоминало блеянье
козлиного стада, вой стаи шакалов и ослиный рев. Даже самый
отвратительный кошачий концерт показался бы райской музыкой по
сравнению с этой ужасной какофонией. Фауст не смог вытерпеть
ее дольше минуты: дыхание у него перехватило, мысли начали
путаться... Ему казалось, что голова его вот-вот расколется от
всего этого шума, визга и пронзительных воплей. В конце концов
он поднял вверх руки:
- Милые дамы! Я прошу вас сделать небольшой перерыв. Мне
нужно подумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118