— Когда в ночную шел. У самого завода.
— И здорово ты его?
— Не бил. Но, думаю, надолго запомнит, как на людей бросаться. л
— Что же ты с ним сотворил? — Спокойный, бесстрастный голос Вайдаса продолжал бесить его.
— Кажется, руку вывернул. Слышал, как хрустнуло.
Таурас закурил, не чувствуя никакого вкуса.
— Выкинь эту гадость,— приказал он.
Вайдас взвесил кастет в руке и, как баскетболист, швырнул в помойное ведро под раковину. Попал.
— Два очка,— сказал он.— Поешь чего-нибудь.
— Ладно, дай своей бурды. В желудке один дым.
Вайдас наполнил «милорды», пододвинул.
— Не стряхивай пепел на стол.
— Цыц, лягушонок.— Таурас встал, погасил сигарету под капающим краном, одернул мятый пиджак.
— Идешь на работу?
У начальника их отдела Задушаускаса была милая привычка вырывать волоски из носа, а потом долго утирать выступившие слезы. Это был нос прирожденного службиста — безошибочно чуял, кто опоздал, кто явился «под парами», кто норовит улизнуть, чтобы выпить чашечку кофе.
Таурас делал свое дело старательно и в срок. Проработал уже три года после распределения, однако нос товарища Задушаускаса улавливал в нем какой-то подозрительный душок. Этот Гудинис, молодой человек с энергичными движениями и постоянно улыбающимися глазами, в пропахшей пылью тишине их отдела выглядел несколько неуместно, самый его вид развращал сотрудников. Никакой солидности, на лице беспечность... И хотя Таурас чувствовал здесь себя совсем неплохо, постоянные косые взгляды начальства злили. Со временем это стало невыносимым. И теперь он неожиданно брякнул, отвечая на вопрос Вайдаса:
— Не пойду я на работу. Никогда больше туда не пойду.
Вайдас мыл в раковине своего «милорда». Услышав такую новость, он замер, казалось прислушиваясь к хлюпанью воды из крана.
— А куда пойдешь? Домой? — Сверкнули заинтересованные зеленые глаза.
Значит, считает, что мой дом там.
Таурас не ответил. Покопался в карманах и грустно уставился на желтую трехкопеечную монету. Чертыхнулся, вспомнив, что на нем праздничный костюм.
Вайдас вытащил из заднего кармана пятерку.
— Надеюсь, сеньор не будет возражать?
— Мои деньги там,— пробормотал Таурас, с досадой глядя на синюю бумажку.
Проворный черноволосый бармен, завидев Таураса, привычно пошутил:
— Опаздываете на службу.— И, не дождавшись ответной улыбки, добавил: — Ваши вроде бы уже пируют.— Таурас осмотрел зал, но никого из знакомых не увидел.— За колонной,— доверительно шепнул бармен, не поднимая глаз и продолжая протирать салфеткой бокалы.
Таурас соскользнул с высокого табурета и направился за толстую, облицованную камнем колонну в конце зала. Там сидел Мантас, рядом с ним сутулились поэт Робертас и вечно ищущий новую службу журналист Валюшис.
— Я же говорил, что он явится, обязан явиться,— удовлетворенно рассмеялся Мантас.— Садись, старик. Вот твой бокал, сначала пригуби, а потом поговорим.
Таурас равнодушно глянул на пододвинутую рюмку с водкой и не взял ее.
— Плесните-ка лучше кофе,— попросил он, притронувшись к горячему кофейнику.
Их стол от входящих и выходящих заслоняла колонна, поэтому он чувствовал себя в полной безопасности, сможет теперь сидеть тут сколько душе угодно. Выпив чашечку кофе, отхлебнул полрюмки и откинулся на спинку кресла.
— Их превосходительство изволят быть в дурном расположении духа,— констатировал Валюшис.— И заметьте также: полдесятого, а они сидят в злачном месте и совсем не служат народу.
— Иди ты к дьяволу,— огрызнулся Таурас.— Я свободный человек в свободной стране.
— Современные свободные люди должны служить народу,— не отставал Валюшис.— А то народ может обидеться.
Мантас выпил свою рюмку, в его глазах сверкнуло любопытство.
— Ты что же, осмелился не пойти на работу? Хо-хо! Из тебя же завтра цыпленка табака сделают!
— И завтра не пойду. И послезавтра. И вообще больше не пойду.
— Отлично. Я давно говорил, что тебе там не место.
— А где мне место? Здесь? — Таурас звякнул ложечкой по полупустой бутылке. Приятели несколько смутились, почуяв, что дело серьезное. Чтобы разрядить обстановку, Таурас попытался отшутиться: — Гениальные мысли, между прочим, рождаются, когда делаешь какую-нибудь однообразную работу. Спиноза шлифовал линзы, Ибсен часами подтачивал пилкой ногти.
— Но отсиживать эти кошмарные служебные часы! — в ужасе воскликнул Робертас.— С полдевятого до полшестого! Когда же писать? А тут еще быт...
— Писать достаточно час в день,— вспомнились Таурасу слова отца.— Только тогда испытываешь настоящее удовольствие и удовлетворение от творчества, когда выкраиваешь вопреки всему этот свой золотой час.
— Мало! — возмутился Мантас.— Ты должен работать больше. И имеешь право! Нет, тебя действительно необходимо вытащить из этой архивной дыры! Поможем?
Мысль помочь Таурасу, собрату по перу, всем троим ужасно понравилась. Початая бутылка была забыта, каждый ощутил, что происходит нечто крайне важное — решается судьба человека! — поэтому голоса друзей стали звонче, в них послышались нотки гордости и заботы.
Следовало все-таки позвонить Юле. На работу. Непременно. Небось она тоже мучается.
— Извините, я сейчас,— бросил Таурас и вышел в вестибюль. Ему пришлось долго ждать, пока ходили за Юле,— видимо, маленькие больные не хотели отпускать; когда же наконец донеслось ее «слушаю», даже ноги подкосились, таким изменившимся и усталым был голос.
— Это я,— сказал Таурас.
— Слышу. С работы?
— Нет. Из кафе.— Ему не хотелось лгать.
Юле долго молчала, наконец выдавила:
— Ну что ж, прекрасно.
— Это не главное. Потом я тебе все объясню. Хочу только, чтобы мы забыли вчерашнее, ладно. Нас же всего двое на свете, и мы не имеем права причинять друг другу боль. Сейчас я помчусь домой и сварю царский обед, ликвидирую следы вчерашнего пира и выйду тебя встретить. Договорились, воробушек?
— А ты уже крепко надрался.
Таурас почувствовал себя оплеванным, горько усмехнулся, но продолжал:
-— Девочка, милая моя, раз ты меня не видишь, глупо было бы доказывать по телефону, что я вполне трезв. Но я говорю о другом. О нас двоих.
— Обо мне можешь не заботиться. Я делаю свое дело, а ты поступай как знаешь. И вообще...— голос ее стал вдруг сухим, официальным,— не смей звонить в больницу в пьяном виде! — Она положила трубку.
Пожав плечами, Таурас повесил свою и вернулся в зал. На столике высилась новая бутылка, из полного кофейника шел парок, а лица у всех троих были как у великих полководцев, выигравших важное сражение.
— Садись и слушай, упрямый мул,— начал Мантас, разливая водку,— что скажут тебе умные люди.
— Да, да, слушаю,— рассеянно кивнул Таурас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46