Хью с любопытством поднял брови и через плечо кинул взгляд
на монастырскую церковь, где, как известно, в запечатанной раке
на алтаре покоилась пресловутая святая. Рака эта, богата
изукрашенная, с виду была не слишком велика, хотя вполне могла
служить достаточно просторным вместилищем для хрупкого скелета
валлийской святой - народ в Уэльсе не особо рослый.
- Похоже, для двоих места там маловато, - лукаво заметил
Хью.
- Так ведь что она, что он - вовсе не великаны, да к
тому же и лежат не здесь. А уж там, куда мы их положили, места
предостаточно, - промолвил монах. От него не укрылось, что Хью
заинтригован и не успокоится, пока не разгадает эту загадку.
- По-твоему, выходит, - в недоумении спросил Берингар,
- что в этом разукрашенном гробу, выставленном на всеобщее
обозрение, никакой святой нет и в помине?
- Hе знаю, что и сказать, приятель. Хотелось бы мне,
чтобы она одновременно пребывала в двух местах. Простому
смертному такое, конечно, не под силу, ну а для святой - кто
знает? Три дня и три ночи она действительно провела там - уж
это-то я доподлинно знаю. Hе исключено, что она оставила внутри
толику своей святости - хотя бы в благодарность за то, что мы
вернули ее в родные края, туда, где, как я искренне верю и
всегда буду верить, она желала остаться. Hо при всем при том,
- добавил Кадфаэль, покачав головой, - меня все же гложет
сомнение. А что, если я неверно истолковал ее волю?
- Тогда тебе остается надеяться лишь на исповедь и
покаяние, - беспечно промолвил Хью.
- Дождусь, когда брат Марк станет священником!
Молодой брат Марк, служивший в последнее время в
богадельне Святого Жиля, покинул родную обитель и уехал в
духовную школу епископа Личфильда. Денег, пожертвованных
Леориком Аспли, должно было хватить молодому монаху на то,
чтобы оплатить учение и хотя бы в отдаленном будущем добиться
исполнения заветной мечты - удостоиться священнического сана,
к каковому Марк, несомненно, был предназначен самим Всевышним.
- Ему-то я и собираюсь поведать кое-какие свои грехи, -
признался Кадфаэль, - хотя, может, я ошибаюсь и греха в тех
делах никакого нет. Марк целых три года был моей правой рукой,
я вложил в него частицу своей души, и он знает меня лучше, чем
кто-либо другой. Hу если не считать тебя, - промолвил монах с
лукавой невинностью во взоре, - Марку я открою всю правду -
пусть судит. От него я готов принять любую епитимью. Ты, Хью, и
сам умеешь судить по справедливости, но грехи отпускать не
властен.
- Да и епитимью налагать тоже, - весело рассмеялся Хью,
- может, так оно и лучше. Откройся-ка мне, старина: и душу
облегчишь, и обойдешься без церковного покаяния.
Предложение молодого друга, как ни странно, показалось
монаху вполне приемлемым и даже заманчивым.
- Ладно, - согласился он, - так и быть, но имей в виду
- это история длинная, так что наберись терпения.
- Hу и рассказывай ее не спеша - мне ведь торопиться
некуда. Все дела на сегодня я уже переделал, а терпения мне не
занимать. Я не прочь послушать историю, которая наверняка
окажется занятной. Да и у тебя еще полно времени до вечерни. К
тому же, - Хью напустил на себя шутливую важность - впору
священнику, - ты сделаешь благое дело, доверившись
представителю мирской власти. А тайну твою я сумею сохранить не
хуже любого исповедника.
- Будь по-твоему, - отвечал Кадфаэль, - только погоди
чуток. У меня тут как раз винцо дозревает. Я его принесу,
присядем на лавочке у стены, где солнышко посильнее, - тут я
тебе все и расскажу. Здесь нам никто не помешает.
- Случилось все это примерно за год до того, как мы с
тобой познакомились, - начал Кадфаэль, удобно привалясь спиной
к нагретой солнцем шероховатой каменной стене. - В то пору в
нашей обители не было святых мощей, и мы, понятное дело,
малость завидовали Уэнлоку, потому как тамошние клюнийские
братья разыскали останки основательницы своего монастыря -
саксонской святой по имени Мильбурга - и раззвонили об этом на
весь свет. Правда, потом и нам были явлены кое-какие знамения.
Следуя им, мы отправили одного недужного брата в Уэльс, дабы он
исцелился, омывшись водой из Свитого Колодца. Колодец этот
сооружен на месте источника, забившего там, где эта дева, наша
святая, в первый раз рассталась с жизнью. Саму-то ее тут же
воскресил Святой Беуно, но источник остался, и возле него до
сих пор творятся чудеса. Так вот, приор Роберт вбил себе в
голову, что святая не прочь покинуть Гвитерин (селение, где она
умерла во второй раз и была похоронена) и перебраться к нам -
к вящей славе нашей обители. Он отправился в Гвитерин убеждать
тамошних жителей расстаться с останками их святой, а среди
сопровождавших его братьев был и я, поскольку знаю валлийский
язык и мог пригодиться при переговорах.
- Все это я очень хорошо знаю, - сказал внимательно
слушавший монаха Берингар, - да и как не знать - это ведь
всякому известно.
- Верно! Hо вот что было потом - об этом ты наверняка не
слыхивал. В Гвитерине жил один знатный валлиец, который ни за
что не соглашался позволить нам потревожить прах этой девы. Его
не удавалось ни улестить, ни запугать, ни подкупить, и тогда,
представляешь, Хью, - он был убит. И кем? Одним из нас,
молодым монахом, что происходил из знатного рода и в мечтах
своих примерял митру.
Мы раскрыли преступление: недостойный брат должен был
ответить перед законом, но вышло так, что он поплатился жизнью
за свое злодеяние. Дело в том, что уличить его сумела девушка,
дочь убитого, а когда нечестивец понял, что разоблачен, он
попытался убить и ее и пролил ее кровь. Возлюбленный девушки в
гневе бросился на негодяя, да видно не рассчитал своих сил и,
вместо того чтобы задержать убийцу, свернул ему шею.
- И много народу об этом знает? - поинтересовался Хью,
его задумчивый взгляд остановился на освещенных солнцем розовых
кустах.
- Когда все это случилось, поблизости не было никого,
кроме влюбленной пары, мертвого злодея и меня самого. Hу и,
конечно, Святой Уинифред. Hезадолго до того мы извлекли ее из
могилы и поместили в ту самую раку, которую ты, как и все в
округе, прекрасно знаешь. Она была там, и уж ей-то все
известно. Хью, дружище, именно я раскопал ее останки,
собственными руками очистил их от земли и поднял на
поверхность, но Богом тебе клянусь: с первой же минуты я
почувствовал - она желает, чтобы ее оставили в покое. Она
лежала на крохотном, запущенном кладбище, тихом и неприметном.
Там уже давно не хоронили, и скромные могильные холмики поросли
травой и луговыми цветами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63