Я же мог рассчитывать только на самого себя. Грузила у пояса не помогали, меня сносило. Бешено молотя руками по воде и едва не задохнувшись, я, казалось, проплыл не пятнадцать метров, отделяющие колонны друг от друга, а все сто. Автономный кислородный аппарат вовсе не рассчитан на такое интенсивное дыхание! И все же я добрался до колонны.
Я сразу нырнул. На этот раз мне повезло. Мои пальцы наткнулись на какие-то углубления и выступы в металле, идущие сверху вниз. Это был ряд зубьев для мощного домкрата, при помощи которого опускают и поднимают колонну. Такой же ряд зубьев должен быть и на предыдущей колонне, но, очевидно, я его не заметил. Теперь я опускался, как альпинист при помощи вбитых в скалу крючьев. Спустившись на несколько ступенек, я ощупывал колонну с обеих сторон, но ничего не находил, проволоки не было, лишь гладкая скользкая поверхность. Я заставлял себя спускаться все ниже, давление воды росло, дышать становилось труднее. На глубине пятнадцать метров я сдался. Разрыв барабанных перепонок, легких или накопление азота в крови еще никому ничего хорошего не принесло. Я начал подниматься. У поверхности остановился, чтобы отдохнуть. Я понимал, что это мой последний шанс. И без всякой надежды на успех подумал, что придется все начинать сначала. Непонятно только, с чего начинать. Я чувствовал смертельную усталость. И вдруг усталость исчезла, как будто ее и не было.
Стальная колонна ожила, она издавала какой-то звук. Не было ни малейшего сомнения: она издавала звук, хотя должна быть немой, наполненной водой! Я сорвал с головы резиновый капюшон, откашлялся водой и приложил ухо к холодному металлу. В колонне разносилось эхо каких-то далеких звуков. Колонны, наполнененные водой, безмолвны. В этой колонне была не вода, а воздух! Я тотчас идентифицировал этот звук, я просто был обязан распознать его сразу. Ритмично он то усиливался, то ослабевал, по мере того как обороты мотора то увеличивались, то уменьшались. Много лет моя профессия была связана с этим звуком. Так работает большой пневматический компрессор. А этот компрессор находился внутри колонны. Компрессор глубоко под водой, внутри колонны, поддерживающей буровую платформу посреди Мексиканского залива? В этом не было никакого смысла. У меня было такое впечатление, будто колонна старается что-то сказать, что-то очень важное и срочное, я только должен суметь прислушаться. Я вслушивался полминуты или минуту и внезапно понял, что все это имеет смысл! Это был ответ, который даже не приходил мне в голову, ответ на многие вопросы. Когда, наконец, это дошло до меня, не оставалось уже ни тени сомнения!
Я трижды изо всех сил дернул веревку и через минуту был на палубе «Матапана». Меня втащили на борт без всяких церемоний, как мешок с углем. Я не успел еще отстегнуть баллон, как капитан Заимис отдал приказ к отплытию и включил полные обороты. «Матапан» скользнул бортом по колонне, преодолел мощную волну и брызги и пошел полным ходом, держа курс на берег.
Через десять минут, когда я уже снял резиновый костюм, переоделся и успел опрокинуть вторую рюмку коньяку, капитан Заимис вошел в каюту. Он улыбался и всем своим видом показывал, что опасность позади. Действительно, «Матапан» уверенно преодолевал волны. Капитан налил себе коньяку и спросил:
— Ну как?
— Порядок.— Такой короткий ответ говорил о моей неблагодарности, и я добавил:— Благодаря вам, капитан Заимис.
Он расцвел:
— Вы очень любезны, мистер Талбот. Я рад. Но нужно благодарить не меня, а нашего доброго покровителя, который опекает всех, выходящих в море.
С этими словами он зажег фитилек в наполненном маслом маленьком фарфоровом светильнике в форме лодочки, стоящем перед застекленной иконой Святого Николая.
Я посмотрел на него с кислым видом. Я уважал его набожность, но подумал, что он немного запоздал зажечь фитилек.
Глава 6
Ровно в два часа ночи капитан Заимис умело пришвартовал «Матапан» к деревянному причалу, от которого мы отплыли накануне вечером. Небо теперь было черным, а ночь такой темной, что с трудом удалось отличить сушу от моря. Дождь громко барабанил по крыше каюты. Мне нужно было уходить как можно скорее: предстояло незамеченным прокрасться в дом, посовещаться с Яблонским и, наконец, высушить одежду, причем сделать это до утра. Я не мог рассчитывать, что, как и накануне вечером, ни с кем не увижусь. Генерал ясно сказал, что через тридцать шесть часов сообщит, какая меня ожидает работа, а этот срок истекал сегодня в восемь часов утра. Я одолжил длинную рыбацкую штормовку, чтобы хоть как-то защититься от дождя, и натянул ее на свой собственный плащ. Она была меньше на два размера, и я чувствовал себя, как в спасательном жилете. Я пожал всем руки, поблагодарил за то, что они сегодня для меня сделали, и двинулся в путь.
В четверть третьего, после короткой остановки у телефонной кабины, я припарковал «шевроле-корвет» там, где взял его, и побрел вдоль шоссе к дому генерала. Живущие на этом шикарном отрезке приморского бульвара не нуждались в тротуарах, поэтому обочина превратилась в стремительный поток и я брел по колено в воде. При этом я соображал, как просушить туфли до утра. Я миновал домик у ворот, в котором жил (по крайней мере, мне казалось, что жил) шофер, и подошел к решетчатым воротам. Они были ярко освещены, и перелазить через них было неразумно. К тому же я не был уверен, что ни одна из поперечин не соединена с электрической сиреной. Компания, поселившаяся в этом доме, была способна на все.
В тридцати метрах от ворот я проскользнул в почти незаметную дыру в растущей вдоль фасада живой изгороди высотой около трех метров. Немного позади изгороди возвышался менее привлекательный трехметровый бетонный забор, гостеприимно утыканный вверху стеклянными осколками. От Яблонского я узнал, что ни живая изгородь, ни сам забор, как средство устрашения гостей, слишком робких, чтобы пользоваться главным входом, во владениях генерала не были чем-то необычным. Остальные соседи также
обладали достаточными средствами, чтобы обеспечить себе никем не нарушаемую частную жизнь, так что подобные сооружения были здесь распространенным явлением. Веревка, свисающая с ветки большого дуба, росшего по ту сторону забора, находилась на том самом месте, где я ее привязал. Из-за тесной штормовки я с трудом вскарабкался на высокий забор. Спустившись на другую сторону, я влез на дуб, отвязал веревку и спрятал ее под корнями. Я не рассчитывал на возможность повторного использования веревки, хотя всякое может случиться, но больше всего мне не хотелось, чтобы ее обнаружил кто-нибудь из коллег Виланда.
Характерной же особенностью владений генерала было ограждение метрах в семи от забора, состоящее из пяти рядов провода, причем три верхних ряда были обмотаны колючей проволокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Я сразу нырнул. На этот раз мне повезло. Мои пальцы наткнулись на какие-то углубления и выступы в металле, идущие сверху вниз. Это был ряд зубьев для мощного домкрата, при помощи которого опускают и поднимают колонну. Такой же ряд зубьев должен быть и на предыдущей колонне, но, очевидно, я его не заметил. Теперь я опускался, как альпинист при помощи вбитых в скалу крючьев. Спустившись на несколько ступенек, я ощупывал колонну с обеих сторон, но ничего не находил, проволоки не было, лишь гладкая скользкая поверхность. Я заставлял себя спускаться все ниже, давление воды росло, дышать становилось труднее. На глубине пятнадцать метров я сдался. Разрыв барабанных перепонок, легких или накопление азота в крови еще никому ничего хорошего не принесло. Я начал подниматься. У поверхности остановился, чтобы отдохнуть. Я понимал, что это мой последний шанс. И без всякой надежды на успех подумал, что придется все начинать сначала. Непонятно только, с чего начинать. Я чувствовал смертельную усталость. И вдруг усталость исчезла, как будто ее и не было.
Стальная колонна ожила, она издавала какой-то звук. Не было ни малейшего сомнения: она издавала звук, хотя должна быть немой, наполненной водой! Я сорвал с головы резиновый капюшон, откашлялся водой и приложил ухо к холодному металлу. В колонне разносилось эхо каких-то далеких звуков. Колонны, наполнененные водой, безмолвны. В этой колонне была не вода, а воздух! Я тотчас идентифицировал этот звук, я просто был обязан распознать его сразу. Ритмично он то усиливался, то ослабевал, по мере того как обороты мотора то увеличивались, то уменьшались. Много лет моя профессия была связана с этим звуком. Так работает большой пневматический компрессор. А этот компрессор находился внутри колонны. Компрессор глубоко под водой, внутри колонны, поддерживающей буровую платформу посреди Мексиканского залива? В этом не было никакого смысла. У меня было такое впечатление, будто колонна старается что-то сказать, что-то очень важное и срочное, я только должен суметь прислушаться. Я вслушивался полминуты или минуту и внезапно понял, что все это имеет смысл! Это был ответ, который даже не приходил мне в голову, ответ на многие вопросы. Когда, наконец, это дошло до меня, не оставалось уже ни тени сомнения!
Я трижды изо всех сил дернул веревку и через минуту был на палубе «Матапана». Меня втащили на борт без всяких церемоний, как мешок с углем. Я не успел еще отстегнуть баллон, как капитан Заимис отдал приказ к отплытию и включил полные обороты. «Матапан» скользнул бортом по колонне, преодолел мощную волну и брызги и пошел полным ходом, держа курс на берег.
Через десять минут, когда я уже снял резиновый костюм, переоделся и успел опрокинуть вторую рюмку коньяку, капитан Заимис вошел в каюту. Он улыбался и всем своим видом показывал, что опасность позади. Действительно, «Матапан» уверенно преодолевал волны. Капитан налил себе коньяку и спросил:
— Ну как?
— Порядок.— Такой короткий ответ говорил о моей неблагодарности, и я добавил:— Благодаря вам, капитан Заимис.
Он расцвел:
— Вы очень любезны, мистер Талбот. Я рад. Но нужно благодарить не меня, а нашего доброго покровителя, который опекает всех, выходящих в море.
С этими словами он зажег фитилек в наполненном маслом маленьком фарфоровом светильнике в форме лодочки, стоящем перед застекленной иконой Святого Николая.
Я посмотрел на него с кислым видом. Я уважал его набожность, но подумал, что он немного запоздал зажечь фитилек.
Глава 6
Ровно в два часа ночи капитан Заимис умело пришвартовал «Матапан» к деревянному причалу, от которого мы отплыли накануне вечером. Небо теперь было черным, а ночь такой темной, что с трудом удалось отличить сушу от моря. Дождь громко барабанил по крыше каюты. Мне нужно было уходить как можно скорее: предстояло незамеченным прокрасться в дом, посовещаться с Яблонским и, наконец, высушить одежду, причем сделать это до утра. Я не мог рассчитывать, что, как и накануне вечером, ни с кем не увижусь. Генерал ясно сказал, что через тридцать шесть часов сообщит, какая меня ожидает работа, а этот срок истекал сегодня в восемь часов утра. Я одолжил длинную рыбацкую штормовку, чтобы хоть как-то защититься от дождя, и натянул ее на свой собственный плащ. Она была меньше на два размера, и я чувствовал себя, как в спасательном жилете. Я пожал всем руки, поблагодарил за то, что они сегодня для меня сделали, и двинулся в путь.
В четверть третьего, после короткой остановки у телефонной кабины, я припарковал «шевроле-корвет» там, где взял его, и побрел вдоль шоссе к дому генерала. Живущие на этом шикарном отрезке приморского бульвара не нуждались в тротуарах, поэтому обочина превратилась в стремительный поток и я брел по колено в воде. При этом я соображал, как просушить туфли до утра. Я миновал домик у ворот, в котором жил (по крайней мере, мне казалось, что жил) шофер, и подошел к решетчатым воротам. Они были ярко освещены, и перелазить через них было неразумно. К тому же я не был уверен, что ни одна из поперечин не соединена с электрической сиреной. Компания, поселившаяся в этом доме, была способна на все.
В тридцати метрах от ворот я проскользнул в почти незаметную дыру в растущей вдоль фасада живой изгороди высотой около трех метров. Немного позади изгороди возвышался менее привлекательный трехметровый бетонный забор, гостеприимно утыканный вверху стеклянными осколками. От Яблонского я узнал, что ни живая изгородь, ни сам забор, как средство устрашения гостей, слишком робких, чтобы пользоваться главным входом, во владениях генерала не были чем-то необычным. Остальные соседи также
обладали достаточными средствами, чтобы обеспечить себе никем не нарушаемую частную жизнь, так что подобные сооружения были здесь распространенным явлением. Веревка, свисающая с ветки большого дуба, росшего по ту сторону забора, находилась на том самом месте, где я ее привязал. Из-за тесной штормовки я с трудом вскарабкался на высокий забор. Спустившись на другую сторону, я влез на дуб, отвязал веревку и спрятал ее под корнями. Я не рассчитывал на возможность повторного использования веревки, хотя всякое может случиться, но больше всего мне не хотелось, чтобы ее обнаружил кто-нибудь из коллег Виланда.
Характерной же особенностью владений генерала было ограждение метрах в семи от забора, состоящее из пяти рядов провода, причем три верхних ряда были обмотаны колючей проволокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61