Кроме того, спуск вниз по ста восьмидесяти ступенькам был генералу просто не под силу.
Этот спуск едва не оказался роковым и для меня, Уже на Полпути плечо и рука одеревенели. Жгучая боль толчками била по голове, где свет превращался в мрак, и ниже, в грудную клетку и желудок, вызывая приливы тошноты. Пару раз я уже находился на грани потери сознания. Я отчаянно держался здоровой рукой, каждый раз ожидая, пока пройдет боль. С каждой ступенькой мрак накатывал все чаще. Последние тридцать или сорок ступенек я, наверное, преодолел, как робот, направляемый инстинктом, памятью и какой-то подсознательной силой воли. В мою пользу было лишь то, что мне, как обычно, приказали спус-
каться первым. Благодаря этому, никто не мог заметить моих мучений.Когда я, наконец, добрался до нижней площадки и подождал, пока спустятся все остальные, в том числе и дружок Чибатти, то уже мог, по крайней мере, твердо, не пошатываясь, стоять на ногах. Лицо у меня было бледным, как мел, но слабое освещение не позволяло Ройалу или Виланду что-то заметить. Я подозревал, что Ройал тоже чувствует себя не лучшим образом: если потерять сознание на полчаса от сильного удара, вряд ли удастся восстановить лучшую форму через пятнадцать минут после того, как очнешься. Ви-ланда же в данную минуту, очевидно, больше волновало собственное самочувствие и предстоящее нам путешествие. Люк был открыт, мы протиснулись через входную камеру батискафа. Я приложил все усилия, чтобы не задеть раненое предплечье в узком люке кабины батискафа, но все равно чувствовал себя, как в агонии. Зажег верхний свет и направился к пульту управления, предоставив Виланду закрыть входную камеру. Через полминуты он влез в кабину и закрыл за собой тяжелый люк. Свисающие из раскрытого блока разноцветные перепутанные провода произвели на моих попутчиков должное впечатление. Если им и не понравились та быстрота и ловкость, с которыми я подключил все провода, заглядывая в свои бумажки, не моя в том вина. Мне повезло, что пульт находился на уровне пояса,— я уже едва владел левой рукой.
Я подключил последний провод, захлопнул крышку и приступил к проверке цепей.'Виланд смотрел на меня с нетерпением; лиwо Ройала вследствие отсутствия на нем, как обычно, всякого выражения и по уровню нанесенных ему повреждений могло бы смело конкурировать с лицом египетского сфинкса. Нетерпение Виланда не производило на меня никакого впечатления — я тоже находился в батискафе и не собирался рисковать. Я бросил взгляд на реостаты двигателей, потом повернулся к Виланду и показал на отклонившиеся стрелки контрольных приборов.
— Двигатели. Здесь их почти не слышно, но они работают нормально. Можем отправляться?
— Да,— Он облизал губы.— Мы готовы.
Я кивнул, включил заслонку, чтобы затопить входную камеру, показал на микрофон, висящий на уровне головы между мной и Ройалом, и сказал:
— Отдай приказ откачать воздух из переходника.
Он кивнул, дал необходимые распоряжения и положил микрофон. Я выключил его.
Батискаф чуть покачивало, внезапно качка прекратилась. Я посмотрел на глубиномер. Его стрелка хаотически болталась, мы находились достаточно близко к поверхности, и на показания прибора влияли высокие волны, но средняя глубина погружения, без сомнения, увеличилась.
— Мы отделились от колонны,— сказал я Виланду. Включил прожектор и показал на иллюминатор у наших ног. Песчаное дно находилось едва ли в полутора метрах.— Какое направление? Быстро! Мне не хочется увязнуть в этом песке.
— Полный вперед.
Я увеличил обороты двигателей и поставил руль глубины в положение максимальной тяги вперед. Для этого хватило всего двух градусов; в отличие от рулей поворотов батискафа рули глубины требуют минимального регулирования, поскольку играют лишь вспомогательную роль при погружении и подъеме. Я медленно поднимал обороты двигателей до максимальных.
— Идем на юго-запад.— Виланд заглянул в листок бумаги, который вынул из кармана.— Курс двести двадцать два градуса.
— В самом деле?
— Что значит «в самом деле»? — заорал он злобно. Теперь, когда исполнились все его желания и батискаф был исправен, Виланд вовсе не чувствовал себя счастливым. По-моему, клаустрофобия.
— Этот курс действительный или по этому компасу? — терпеливо спросил я.
— По компасу.
— А поправка на отклонение учтена? Он еще раз заглянул в свой листок.
— Да. Брайсон говорил, что при этом курсе металл, из которого сделано основание плавающего острова, не окажет влияния.
Я ничего не ответил. Где сейчас находился Брайсон, умерший от кессонной болезни? Я почти был уверен, что не далее чем в нескольких десятках метров отсюда. Чтобы пробурить нефтяную скважину глубиной четыре километра, нужно не меньше шести тысяч мешков цемента, но и двух ведер цемента хватило бы, чтобы Брайсон навек остался на дне, а недостачи цемента никто не обнаружил.
— Пятьсот двадцать метров,— сказал Виланд,— от опоры до крыла.— Впервые он упомянул о крыльях.— А с поправкой на глубину погружения в расщелину, около
шестисот двадцати метров. По крайней мере, так утверждал Брайсон.
— Где начинается расщелина?
— Через пятьдесят метров примерно на этой же глубине, затем идет склон под углом тридцать градусов до глубины сто шестьдесят метров.
Я кивнул, но ничего не ответил. Я слышал, что у человека не может болеть в двух разных местах, но, оказывается, люди ошибаются. Мои рука, плечо и спина были одним сплошным океаном боли, которую еще больше усиливали дерганье и резь в верхней челюсти. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось ничего. Я старался забыть о боли, сосредоточившись на своем задании.
Буксирный трос, соединяющий нас с колонной, был намотан на барабан с электроприводом. Привод был без реверса, так что трос мог только наматываться на барабан, на обратном пути. Сейчас же, когда мы двигались вперед, трос разматывался свободно, увлекая за собой телефонный кабель. Количество оборотов барабана, которое показывал прибор, давало представление о пройденном расстоянии и о скорости. Максимальная скорость батискафа составляла два узла, но даже легкое торможение, вызванное разматыванием троса, уменьшало ее до одного узла. И все-таки эта скорость была достаточной. Путь нам предстоял недальний.
То, что управление батискафом я полностью взял на себя, по-видимому, устраивало Виланда. Большую часть времени он нервно поглядывал в боковой иллюминатор. Ройал ни на секунду не спускал с меня своего единственного здорового глаза, холодного и неподвижного; он следил за каждым моим малейшим движением, но делал это чисто механически. Впечатление было такое, что он абсолютно не понимает принципов работы батискафа и управления им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Этот спуск едва не оказался роковым и для меня, Уже на Полпути плечо и рука одеревенели. Жгучая боль толчками била по голове, где свет превращался в мрак, и ниже, в грудную клетку и желудок, вызывая приливы тошноты. Пару раз я уже находился на грани потери сознания. Я отчаянно держался здоровой рукой, каждый раз ожидая, пока пройдет боль. С каждой ступенькой мрак накатывал все чаще. Последние тридцать или сорок ступенек я, наверное, преодолел, как робот, направляемый инстинктом, памятью и какой-то подсознательной силой воли. В мою пользу было лишь то, что мне, как обычно, приказали спус-
каться первым. Благодаря этому, никто не мог заметить моих мучений.Когда я, наконец, добрался до нижней площадки и подождал, пока спустятся все остальные, в том числе и дружок Чибатти, то уже мог, по крайней мере, твердо, не пошатываясь, стоять на ногах. Лицо у меня было бледным, как мел, но слабое освещение не позволяло Ройалу или Виланду что-то заметить. Я подозревал, что Ройал тоже чувствует себя не лучшим образом: если потерять сознание на полчаса от сильного удара, вряд ли удастся восстановить лучшую форму через пятнадцать минут после того, как очнешься. Ви-ланда же в данную минуту, очевидно, больше волновало собственное самочувствие и предстоящее нам путешествие. Люк был открыт, мы протиснулись через входную камеру батискафа. Я приложил все усилия, чтобы не задеть раненое предплечье в узком люке кабины батискафа, но все равно чувствовал себя, как в агонии. Зажег верхний свет и направился к пульту управления, предоставив Виланду закрыть входную камеру. Через полминуты он влез в кабину и закрыл за собой тяжелый люк. Свисающие из раскрытого блока разноцветные перепутанные провода произвели на моих попутчиков должное впечатление. Если им и не понравились та быстрота и ловкость, с которыми я подключил все провода, заглядывая в свои бумажки, не моя в том вина. Мне повезло, что пульт находился на уровне пояса,— я уже едва владел левой рукой.
Я подключил последний провод, захлопнул крышку и приступил к проверке цепей.'Виланд смотрел на меня с нетерпением; лиwо Ройала вследствие отсутствия на нем, как обычно, всякого выражения и по уровню нанесенных ему повреждений могло бы смело конкурировать с лицом египетского сфинкса. Нетерпение Виланда не производило на меня никакого впечатления — я тоже находился в батискафе и не собирался рисковать. Я бросил взгляд на реостаты двигателей, потом повернулся к Виланду и показал на отклонившиеся стрелки контрольных приборов.
— Двигатели. Здесь их почти не слышно, но они работают нормально. Можем отправляться?
— Да,— Он облизал губы.— Мы готовы.
Я кивнул, включил заслонку, чтобы затопить входную камеру, показал на микрофон, висящий на уровне головы между мной и Ройалом, и сказал:
— Отдай приказ откачать воздух из переходника.
Он кивнул, дал необходимые распоряжения и положил микрофон. Я выключил его.
Батискаф чуть покачивало, внезапно качка прекратилась. Я посмотрел на глубиномер. Его стрелка хаотически болталась, мы находились достаточно близко к поверхности, и на показания прибора влияли высокие волны, но средняя глубина погружения, без сомнения, увеличилась.
— Мы отделились от колонны,— сказал я Виланду. Включил прожектор и показал на иллюминатор у наших ног. Песчаное дно находилось едва ли в полутора метрах.— Какое направление? Быстро! Мне не хочется увязнуть в этом песке.
— Полный вперед.
Я увеличил обороты двигателей и поставил руль глубины в положение максимальной тяги вперед. Для этого хватило всего двух градусов; в отличие от рулей поворотов батискафа рули глубины требуют минимального регулирования, поскольку играют лишь вспомогательную роль при погружении и подъеме. Я медленно поднимал обороты двигателей до максимальных.
— Идем на юго-запад.— Виланд заглянул в листок бумаги, который вынул из кармана.— Курс двести двадцать два градуса.
— В самом деле?
— Что значит «в самом деле»? — заорал он злобно. Теперь, когда исполнились все его желания и батискаф был исправен, Виланд вовсе не чувствовал себя счастливым. По-моему, клаустрофобия.
— Этот курс действительный или по этому компасу? — терпеливо спросил я.
— По компасу.
— А поправка на отклонение учтена? Он еще раз заглянул в свой листок.
— Да. Брайсон говорил, что при этом курсе металл, из которого сделано основание плавающего острова, не окажет влияния.
Я ничего не ответил. Где сейчас находился Брайсон, умерший от кессонной болезни? Я почти был уверен, что не далее чем в нескольких десятках метров отсюда. Чтобы пробурить нефтяную скважину глубиной четыре километра, нужно не меньше шести тысяч мешков цемента, но и двух ведер цемента хватило бы, чтобы Брайсон навек остался на дне, а недостачи цемента никто не обнаружил.
— Пятьсот двадцать метров,— сказал Виланд,— от опоры до крыла.— Впервые он упомянул о крыльях.— А с поправкой на глубину погружения в расщелину, около
шестисот двадцати метров. По крайней мере, так утверждал Брайсон.
— Где начинается расщелина?
— Через пятьдесят метров примерно на этой же глубине, затем идет склон под углом тридцать градусов до глубины сто шестьдесят метров.
Я кивнул, но ничего не ответил. Я слышал, что у человека не может болеть в двух разных местах, но, оказывается, люди ошибаются. Мои рука, плечо и спина были одним сплошным океаном боли, которую еще больше усиливали дерганье и резь в верхней челюсти. Мне не хотелось разговаривать, не хотелось ничего. Я старался забыть о боли, сосредоточившись на своем задании.
Буксирный трос, соединяющий нас с колонной, был намотан на барабан с электроприводом. Привод был без реверса, так что трос мог только наматываться на барабан, на обратном пути. Сейчас же, когда мы двигались вперед, трос разматывался свободно, увлекая за собой телефонный кабель. Количество оборотов барабана, которое показывал прибор, давало представление о пройденном расстоянии и о скорости. Максимальная скорость батискафа составляла два узла, но даже легкое торможение, вызванное разматыванием троса, уменьшало ее до одного узла. И все-таки эта скорость была достаточной. Путь нам предстоял недальний.
То, что управление батискафом я полностью взял на себя, по-видимому, устраивало Виланда. Большую часть времени он нервно поглядывал в боковой иллюминатор. Ройал ни на секунду не спускал с меня своего единственного здорового глаза, холодного и неподвижного; он следил за каждым моим малейшим движением, но делал это чисто механически. Впечатление было такое, что он абсолютно не понимает принципов работы батискафа и управления им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61