Наверное, этим тросом пользовались круглые сутки. К тому же, время осторожничать прошло. Теперь игра шла ва-банк.
Я добрался до противоположной стороны и пошел по длинному коридору, где днем, мне удалось перекинуться парой слов с Кеннеди. В, конце коридора я повернул не влево, как раньше, а направо в направлении широкой лестницы, которая, по словам Мэри, вела к буровой вышке. Тут слонялось несколько человек. Открытая дверь, мимо которой я прошел, вела в серую от дыма и полную народа комнату отдыха — вероятнее всего, все работы на буровой были остановлены. Буровиков это не волновало, их десятидневная вахта оплачивалась полностью. Мне это было на руку, я как раз направлялся на рабочую палубу, и отсутствие движения на ней облегчало мою задачу.
Свернув в очередной раз за угол, я чуть не врезался в двух человек, о чем-то громко споривших. Это были генерал и Виланд. В основном, говорил Виланд. Когда я попросил прощения, он замолчал и взглянул на меня, а я пошел дальше по коридору. Я был уверен, что он не смог меня узнать: зюйдвестку я натянул на самые глаза, и без того высокий воротник длинной штормовки поднял до носа, но самое главное заключалось в том, что я перестал хромать. И все-таки я ощущал холодок между лопатками до тех пор, пока не скрылся за очередным поворотом.
Я не знал, хорошо или плохо, что между генералом и Виландом завязался настоящий спор. Если генералу удалось заинтересовать Виланда какой-нибудь спорной проблемой, очень важной и требующей немедленного решения, всё было в порядке. Если же Виланд выговаривает генералу за какое-то упущение, дело плохо. Вернись он раньше меня на противоположную сторону платформы, даже страшно подумать, какие будут последствия! Я отбросил такие мысли и побежал, не обращая внимания на изумленные взгляды рабочих, не понимающих причины такой активности во время оплачиваемого отдыха. Наконец я добрался до лестницы и начал взбираться по ней, перепрыгивая через две ступеньки.
Мэри, закутавшаяся в дождевик с капюшоном, ждала меня наверху перед закрытой дверью. Когда я неожиданно возник перед ней, она отшатнулась и задержала дыхание, мне пришлось на секунду опустить воротник, чтобы она смогла меня узнать.
— Это вы! — Она уставилась на меня.— А ваша больная нога? Вы уже не хромаете?
— Я никогда и не хромал. Это для полноты образа. Гарантированный способ избавиться от всяких подозрений. Кеннеди говорил, что от вас требуется?
— Да, я должна следить, чтобы никого не было.
— Верно. Мне бы не хотелось заработать пулю или нож в спину в кабине радиста. Мне очень жаль, что это должны быть вы, но у нас нет другого выхода. Где кабина?
— За этой дверью.— Она показала рукой.— Примерно в пятнадцати метрах.
— Пойдем.— Я нажал на ручку двери и, если бы крепко не держался за нее, тут же свалился бы вниз с лестницы, сломав себе шею. Порыв ветра с силой кузнечного пресса ударил в дверь, она так придавила меня к стальной перегородке, что у меня перехватило дыхание. Если бы не зюйдвестка, я бы так ударился затылком о стену, что мог по-терять сознание. Несколько мгновений я висел, пытаясь сделать вдох. Перед глазами у меня вращались разноцвет-
ные круги. Наконец я твердо встал на ноги и буквально продрался в дверь, таща Мэри за собой. Дважды я попытался закрыть дверь и все-таки сдался. Чтобы закрыть эту дверь, понадобился бы целый взвод. Пусть поднимутся снизу и сами ее закроют. А у меня есть более важные дела. Это была ужасная ночь! Я зажмурился и посмотрел в черное небо. В семидесяти метрах над головой я едва мог различить вспышки сигнальных огней на вершине буровой вышки. Они были совершенно лишними в такую ночь, ибо только безумный летчик мог сейчас оказаться в воздухе. Для освещения палубы от них тоже было теперь мало толку. Вообще-то меня устраивало отсутствие света. Хотя, с одной стороны, я мог напороться на какую-нибудь опасность и не видел, куда идти, с другой стороны, никто тоже не видел, куда я иду. Неуверенным шагом мы преодолели палубу, направляясь к квадратному пятну света из невидимого окна. Дверь находилась с южной стороны за углом, ветер здесь был потише. Я только нагнулся посмотреть в замочную скважину, как Мэри толкнула дверь и вошла в маленькую темную прихожую. Немного смущенный, я выпрямился и вошел вслед за ней. Она легко закрыла дверь.
— Входная дверь впереди справа,— прошептала она. При этом она обняла меня за шею, чтобы достать до моего уха. Ее голоса нельзя было расслышать даже с расстояния в несколько сантиметров.— Мне кажется, там кто-то есть.
Я стоял неподвижно и прислушивался, а она продолжала обнимать меня. В более благоприятных условиях я мог бы простоять так всю ночь. Но сейчас был не тот случай и я спросил:
— Может, они просто оставляют свет, чтобы радист, получив сигнал, мог быстрее попасть в кабину?
— Мне кажется, там что-то двигалось,— прошептала она.
— У нас нет времени на проверку. Останься в коридоре. Все будет хорошо.— Я освободил шею от ее объятий, пожал ей руку для поднятия бодрости и с горечью подумал, что Талбот всегда остается верен своим идеалам. Я пошел вперед, открыл дверь и вошел в кабину.
Несколько секунд я стоял, зажмурив глаза от сильного света, но не настолько сильно, чтобы не заметить мощного типа, сидящего за столом с радиоаппаратурой и обернувшегося в кресле, когда открылась дверь. Если бы даже я его не увидел, то наверняка бы услышал мгновением позже, когда он отшвырнул кресло назад и вскочил, сделав это
удивительно быстро для такого могучего мужчины, и оказался передо мной. Он был выше, шире, тяжелее и моложе меня, Такие лица, как у него, жестокие, смуглые, с черными глазами, бывают у американцев итальянского происхождения. Если это радист, то в таком случае я царица Савская.
— Почему такая паника? — спросил я, стараясь говорить с наилучшим американским акцентом, но получилось очень неудачно.— Шеф прислал тебе радиограмму.
— Какой шеф? — спросил он тихо. Телосложение и лицо боксера тяжелого веса не обязательно должны сочетаться с умом дебила, а дебилом этот парень не был.— Ну-ка, дай рассмотреть тебя поближе, старина.
— Какая муха тебя укусила? — спросил я и опустил воротник.
— А теперь шляпу,— спокойно сказал он.
Я снял шляпу и швырнул ему в лицо в тот самый миг, как из него вырвалось одно-единственное слово — Талбот! Одновременно, прежде чем шляпа упала на пол. я левой рукой изо. всех сил ударил его в живот. У меня было ощущение, что я ударил по дереву, но парень оказался не таким устойчивым, как дерево, и упал. Он с таким грохотом врезался головой и плечами в противоположную сторону, что кабина затряслась. Однако это был еще не конец. Готов поклясться, он даже глазом не моргнул. Он тут же ударил меня ногой, целясь в пах, но промазал и попал в колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Я добрался до противоположной стороны и пошел по длинному коридору, где днем, мне удалось перекинуться парой слов с Кеннеди. В, конце коридора я повернул не влево, как раньше, а направо в направлении широкой лестницы, которая, по словам Мэри, вела к буровой вышке. Тут слонялось несколько человек. Открытая дверь, мимо которой я прошел, вела в серую от дыма и полную народа комнату отдыха — вероятнее всего, все работы на буровой были остановлены. Буровиков это не волновало, их десятидневная вахта оплачивалась полностью. Мне это было на руку, я как раз направлялся на рабочую палубу, и отсутствие движения на ней облегчало мою задачу.
Свернув в очередной раз за угол, я чуть не врезался в двух человек, о чем-то громко споривших. Это были генерал и Виланд. В основном, говорил Виланд. Когда я попросил прощения, он замолчал и взглянул на меня, а я пошел дальше по коридору. Я был уверен, что он не смог меня узнать: зюйдвестку я натянул на самые глаза, и без того высокий воротник длинной штормовки поднял до носа, но самое главное заключалось в том, что я перестал хромать. И все-таки я ощущал холодок между лопатками до тех пор, пока не скрылся за очередным поворотом.
Я не знал, хорошо или плохо, что между генералом и Виландом завязался настоящий спор. Если генералу удалось заинтересовать Виланда какой-нибудь спорной проблемой, очень важной и требующей немедленного решения, всё было в порядке. Если же Виланд выговаривает генералу за какое-то упущение, дело плохо. Вернись он раньше меня на противоположную сторону платформы, даже страшно подумать, какие будут последствия! Я отбросил такие мысли и побежал, не обращая внимания на изумленные взгляды рабочих, не понимающих причины такой активности во время оплачиваемого отдыха. Наконец я добрался до лестницы и начал взбираться по ней, перепрыгивая через две ступеньки.
Мэри, закутавшаяся в дождевик с капюшоном, ждала меня наверху перед закрытой дверью. Когда я неожиданно возник перед ней, она отшатнулась и задержала дыхание, мне пришлось на секунду опустить воротник, чтобы она смогла меня узнать.
— Это вы! — Она уставилась на меня.— А ваша больная нога? Вы уже не хромаете?
— Я никогда и не хромал. Это для полноты образа. Гарантированный способ избавиться от всяких подозрений. Кеннеди говорил, что от вас требуется?
— Да, я должна следить, чтобы никого не было.
— Верно. Мне бы не хотелось заработать пулю или нож в спину в кабине радиста. Мне очень жаль, что это должны быть вы, но у нас нет другого выхода. Где кабина?
— За этой дверью.— Она показала рукой.— Примерно в пятнадцати метрах.
— Пойдем.— Я нажал на ручку двери и, если бы крепко не держался за нее, тут же свалился бы вниз с лестницы, сломав себе шею. Порыв ветра с силой кузнечного пресса ударил в дверь, она так придавила меня к стальной перегородке, что у меня перехватило дыхание. Если бы не зюйдвестка, я бы так ударился затылком о стену, что мог по-терять сознание. Несколько мгновений я висел, пытаясь сделать вдох. Перед глазами у меня вращались разноцвет-
ные круги. Наконец я твердо встал на ноги и буквально продрался в дверь, таща Мэри за собой. Дважды я попытался закрыть дверь и все-таки сдался. Чтобы закрыть эту дверь, понадобился бы целый взвод. Пусть поднимутся снизу и сами ее закроют. А у меня есть более важные дела. Это была ужасная ночь! Я зажмурился и посмотрел в черное небо. В семидесяти метрах над головой я едва мог различить вспышки сигнальных огней на вершине буровой вышки. Они были совершенно лишними в такую ночь, ибо только безумный летчик мог сейчас оказаться в воздухе. Для освещения палубы от них тоже было теперь мало толку. Вообще-то меня устраивало отсутствие света. Хотя, с одной стороны, я мог напороться на какую-нибудь опасность и не видел, куда идти, с другой стороны, никто тоже не видел, куда я иду. Неуверенным шагом мы преодолели палубу, направляясь к квадратному пятну света из невидимого окна. Дверь находилась с южной стороны за углом, ветер здесь был потише. Я только нагнулся посмотреть в замочную скважину, как Мэри толкнула дверь и вошла в маленькую темную прихожую. Немного смущенный, я выпрямился и вошел вслед за ней. Она легко закрыла дверь.
— Входная дверь впереди справа,— прошептала она. При этом она обняла меня за шею, чтобы достать до моего уха. Ее голоса нельзя было расслышать даже с расстояния в несколько сантиметров.— Мне кажется, там кто-то есть.
Я стоял неподвижно и прислушивался, а она продолжала обнимать меня. В более благоприятных условиях я мог бы простоять так всю ночь. Но сейчас был не тот случай и я спросил:
— Может, они просто оставляют свет, чтобы радист, получив сигнал, мог быстрее попасть в кабину?
— Мне кажется, там что-то двигалось,— прошептала она.
— У нас нет времени на проверку. Останься в коридоре. Все будет хорошо.— Я освободил шею от ее объятий, пожал ей руку для поднятия бодрости и с горечью подумал, что Талбот всегда остается верен своим идеалам. Я пошел вперед, открыл дверь и вошел в кабину.
Несколько секунд я стоял, зажмурив глаза от сильного света, но не настолько сильно, чтобы не заметить мощного типа, сидящего за столом с радиоаппаратурой и обернувшегося в кресле, когда открылась дверь. Если бы даже я его не увидел, то наверняка бы услышал мгновением позже, когда он отшвырнул кресло назад и вскочил, сделав это
удивительно быстро для такого могучего мужчины, и оказался передо мной. Он был выше, шире, тяжелее и моложе меня, Такие лица, как у него, жестокие, смуглые, с черными глазами, бывают у американцев итальянского происхождения. Если это радист, то в таком случае я царица Савская.
— Почему такая паника? — спросил я, стараясь говорить с наилучшим американским акцентом, но получилось очень неудачно.— Шеф прислал тебе радиограмму.
— Какой шеф? — спросил он тихо. Телосложение и лицо боксера тяжелого веса не обязательно должны сочетаться с умом дебила, а дебилом этот парень не был.— Ну-ка, дай рассмотреть тебя поближе, старина.
— Какая муха тебя укусила? — спросил я и опустил воротник.
— А теперь шляпу,— спокойно сказал он.
Я снял шляпу и швырнул ему в лицо в тот самый миг, как из него вырвалось одно-единственное слово — Талбот! Одновременно, прежде чем шляпа упала на пол. я левой рукой изо. всех сил ударил его в живот. У меня было ощущение, что я ударил по дереву, но парень оказался не таким устойчивым, как дерево, и упал. Он с таким грохотом врезался головой и плечами в противоположную сторону, что кабина затряслась. Однако это был еще не конец. Готов поклясться, он даже глазом не моргнул. Он тут же ударил меня ногой, целясь в пах, но промазал и попал в колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61