Близко к дому я днем не подходил, потому что из верхних
окон видны были все подступы, а ночью, когда я подходил ближе, все окна
нижнего этажа были забаррикадированы, как при осаде. Иногда, вспоминая
неуверенную походку высокого мужчины, я думал, что он не поднимается с
постели, иногда мне казалось, что он вовсе покинул дом и что Норсмор ос-
тался там вдвоем с молодой леди. Эта мысль мне уже и тогда не нравилась.
Даже если они были мужем и женой, я имел достаточно оснований сомне-
ваться в их взаимной приязни. Хотя я и не слышал ни слова из их разгово-
ра и редко мог различить выражение их лиц, но были в их поведении отчуж-
денность и натянутость, которые указывали на холодные, а может быть, и
враждебные отношения. Гуляя с Норсмором, девушка шла быстрее обычного, а
я знал, что нежные отношения скорее замедляют, чем ускоряют походку гу-
ляющих. Кроме того, она все время держалась на несколько шагов впереди
и, как бы отгораживаясь от него, тянула за собой по песку свой зонтик.
Норсмор все старался приблизиться, и так как девушка неизменно уклоня-
лась, они двигались по диагонали через всю отмель. Когда девушке наконец
угрожала опасность быть прижатой к линии прибоя, она незаметно поворачи-
вала, оставляя своего спутника между собой и морем. Я наблюдал за этими
ее маневрами с величайшим удовольствием и одобрением и про себя Посмеи-
вался при каждом таком повороте.
На третий день утром она некоторое время гуляла одна, и, к моему
огорчению, я убедился, что она не раз принималась плакать. Вы можете по
этому судить, что сердце мое было затронуто ею сильнее, чем я сам созна-
вал. Все ее движения были уверенны и воздушны, голову она держала с гор-
деливой грацией. Каждым шагом ее можно было залюбоваться, и уже тогда
она мне казалась обаятельной и неповторимой.
День был чудесный, тихий и солнечный, море спокойное, воздух свежий и
остро пахнувший солью и вереском, так что против обыкновения она вышла
на вторую прогулку. На этот раз ее сопровождал Норсмор, и едва они вышли
на берег, как я увидел, что он насильно взял ее руку. Она вырывалась, и
я услышал ее крик, или, вернее, стон. Не думая о своем странном положе-
нии, я вскочил на ноги, но не успел сделать и шага, как увидел, что
Норсмор, обнажив голову, склонился в поклоне, как бы прося прощения. Я
тотчас же снова залег в засаду. Они обменялись несколькими словами, по-
том, еще раз поклонившись, он покинул берег и направился к павильону. Он
прошел совсем близко от меня, и я видел, что лицо у него было красное и
хмурое и палкой он свирепо сшибал на ходу верхушки травы. Не без удо-
вольствия я увидел на его лице следы своего удара - большую царапину на
скуле и синяк вокруг запухшего правого глаза.
Некоторое время девушка стояла на месте, глядя на остров и на яркое
море. Затем внезапно, как человек, отбросивший все тягостные мысли, она
двинулась вперед быстро и решительно. Очевидно, она тоже была сильно
взволнована тем, что произошло. Она совсем забыла, где находится. И я
увидел, что она идет прямо к краю зыбучих песков, как раз в самое опас-
ное место. Еще два или три шага, и жизнь ее была бы в серьезной опаснос-
ти, но тут я кубарем скатился с дюны, которая обрывалась здесь очень
круто, и на бегу предостерегающе закричал.
Она остановилась и обернулась ко мне. В ее поведении не было ни тени
страха, и она пошла прямо на меня с осанкой королевы. Я был босиком и
одет как простой матрос, если не считать египетского шарфа, заменявшего
мне пояс, и она, должно быть, приняла меня за рыбака из соседней дере-
вушки, вышедшего собирать наживку. А я, когда увидел ее так близко и
когда она пристально и властно посмотрела мне в глаза, я пришел в неопи-
суемый восторг и убедился, что красота ее превосходит все мои ожидания.
Она восхищала меня и тем, что при всей своей отваге не теряла женствен-
ности, своеобразной и обаятельной. В самом деле, жена моя всю жизнь сох-
раняла чинную вежливость прежних лет, - превосходная черта в женщине,
заставляющая еще больше ценить ее милую непринужденность.
- Что это значит? - спросила она.
- Вы направлялись прямо к Грэденской топи! - сказал я.
- А вы не здешний, - сказала она. - У вас выговор образованного чело-
века.
- Мне было бы трудно это скрывать даже в этом костюме, - сказал я.
Но ее женский глаз уже заметил мой шарф.
- Да! - сказала она. - И вас выдает ваш пояс.
- Вы сказали слово "выдает", - подхватил я. - Но могу ли я просить
вас не выдавать меня? Ради вашей безопасности я должен был обнаружить
свое присутствие, но, если Норсмор узнает, что я здесь, это грозит мне
больше, чем простыми неприятностями.
- А вы знаете, с кем вы говорите? - спросила она.
- Не с женой мистера Норсмора? - сказал я вместо ответа.
Она покачала головой. Все это время она с откровенным интересом изу-
чала мое лицо. Наконец она сказала:
- У вас лицо честного человека. Будьте так же честны, как ваше лицо,
сэр, и скажите, что вам здесь надо и чего вы боитесь. Не думаете ли вы,
что я могу повредить вам? Мне кажется, что скорее в вашей власти обидеть
меня. Но нет, вы не похожи на злодея. Так что же заставило вас,
джентльмена, шпионить здесь в этой пустынной местности? Скажите мне, ко-
го вы преследуете и ненавидите?
- Я ни к кому не питаю ненависти, - отвечал я, - и никого я не боюсь.
Зовут меня Кессилис, Фрэнк Кессилис. По собственному желанию я веду
жизнь бродяги. Я очень давно знаком с Норсмором, но когда три дня назад
я окликнул его, тут на отмелях, он ударил меня кинжалом в плечо.
- Так это были вы! - сказала она.
- Почему он это сделал, - продолжал я, не обращая внимания на ее сло-
ва, - я не могу понять, да и понимать не хочу. У меня немного друзей, и
я нелегко их завожу, но запугивать себя я никому не позволю. Я разбил
свою палатку в Грэденском лесу еще до приезда Норсмора сюда, и я живу
там и сейчас. Если вы думаете, что я опасен вам или вашим близким, то
вам легко избавиться от меня. Вам достаточно сказать Норсмору, что я но-
чую в Гемлокской лощине, и сегодня же ночью он может заколоть меня во
сне.
С этими словами я откланялся и снова взобрался на дюны. Не знаю поче-
му, но я чувствовал себя героем, мучеником, с которым поступили неспра-
ведливо, хотя, в сущности, мне нечего было сказать в свою защиту, у меня
не было резонного объяснения моим поступкам. Я остался в Грэдене из лю-
бопытства, естественного, но едва ли похвального, и хотя рядом с этой
уже возникала другая причина, в то время я не смог бы объяснить ее даме
моего сердца.
Как бы то ни было, в эту ночь я не мог думать ни о ком другом, и хотя
положение, в котором очутилась девушка, и ее поведение казались подозри-
тельными, я все же в глубине души не сомневался в чистоте ее намерений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
окон видны были все подступы, а ночью, когда я подходил ближе, все окна
нижнего этажа были забаррикадированы, как при осаде. Иногда, вспоминая
неуверенную походку высокого мужчины, я думал, что он не поднимается с
постели, иногда мне казалось, что он вовсе покинул дом и что Норсмор ос-
тался там вдвоем с молодой леди. Эта мысль мне уже и тогда не нравилась.
Даже если они были мужем и женой, я имел достаточно оснований сомне-
ваться в их взаимной приязни. Хотя я и не слышал ни слова из их разгово-
ра и редко мог различить выражение их лиц, но были в их поведении отчуж-
денность и натянутость, которые указывали на холодные, а может быть, и
враждебные отношения. Гуляя с Норсмором, девушка шла быстрее обычного, а
я знал, что нежные отношения скорее замедляют, чем ускоряют походку гу-
ляющих. Кроме того, она все время держалась на несколько шагов впереди
и, как бы отгораживаясь от него, тянула за собой по песку свой зонтик.
Норсмор все старался приблизиться, и так как девушка неизменно уклоня-
лась, они двигались по диагонали через всю отмель. Когда девушке наконец
угрожала опасность быть прижатой к линии прибоя, она незаметно поворачи-
вала, оставляя своего спутника между собой и морем. Я наблюдал за этими
ее маневрами с величайшим удовольствием и одобрением и про себя Посмеи-
вался при каждом таком повороте.
На третий день утром она некоторое время гуляла одна, и, к моему
огорчению, я убедился, что она не раз принималась плакать. Вы можете по
этому судить, что сердце мое было затронуто ею сильнее, чем я сам созна-
вал. Все ее движения были уверенны и воздушны, голову она держала с гор-
деливой грацией. Каждым шагом ее можно было залюбоваться, и уже тогда
она мне казалась обаятельной и неповторимой.
День был чудесный, тихий и солнечный, море спокойное, воздух свежий и
остро пахнувший солью и вереском, так что против обыкновения она вышла
на вторую прогулку. На этот раз ее сопровождал Норсмор, и едва они вышли
на берег, как я увидел, что он насильно взял ее руку. Она вырывалась, и
я услышал ее крик, или, вернее, стон. Не думая о своем странном положе-
нии, я вскочил на ноги, но не успел сделать и шага, как увидел, что
Норсмор, обнажив голову, склонился в поклоне, как бы прося прощения. Я
тотчас же снова залег в засаду. Они обменялись несколькими словами, по-
том, еще раз поклонившись, он покинул берег и направился к павильону. Он
прошел совсем близко от меня, и я видел, что лицо у него было красное и
хмурое и палкой он свирепо сшибал на ходу верхушки травы. Не без удо-
вольствия я увидел на его лице следы своего удара - большую царапину на
скуле и синяк вокруг запухшего правого глаза.
Некоторое время девушка стояла на месте, глядя на остров и на яркое
море. Затем внезапно, как человек, отбросивший все тягостные мысли, она
двинулась вперед быстро и решительно. Очевидно, она тоже была сильно
взволнована тем, что произошло. Она совсем забыла, где находится. И я
увидел, что она идет прямо к краю зыбучих песков, как раз в самое опас-
ное место. Еще два или три шага, и жизнь ее была бы в серьезной опаснос-
ти, но тут я кубарем скатился с дюны, которая обрывалась здесь очень
круто, и на бегу предостерегающе закричал.
Она остановилась и обернулась ко мне. В ее поведении не было ни тени
страха, и она пошла прямо на меня с осанкой королевы. Я был босиком и
одет как простой матрос, если не считать египетского шарфа, заменявшего
мне пояс, и она, должно быть, приняла меня за рыбака из соседней дере-
вушки, вышедшего собирать наживку. А я, когда увидел ее так близко и
когда она пристально и властно посмотрела мне в глаза, я пришел в неопи-
суемый восторг и убедился, что красота ее превосходит все мои ожидания.
Она восхищала меня и тем, что при всей своей отваге не теряла женствен-
ности, своеобразной и обаятельной. В самом деле, жена моя всю жизнь сох-
раняла чинную вежливость прежних лет, - превосходная черта в женщине,
заставляющая еще больше ценить ее милую непринужденность.
- Что это значит? - спросила она.
- Вы направлялись прямо к Грэденской топи! - сказал я.
- А вы не здешний, - сказала она. - У вас выговор образованного чело-
века.
- Мне было бы трудно это скрывать даже в этом костюме, - сказал я.
Но ее женский глаз уже заметил мой шарф.
- Да! - сказала она. - И вас выдает ваш пояс.
- Вы сказали слово "выдает", - подхватил я. - Но могу ли я просить
вас не выдавать меня? Ради вашей безопасности я должен был обнаружить
свое присутствие, но, если Норсмор узнает, что я здесь, это грозит мне
больше, чем простыми неприятностями.
- А вы знаете, с кем вы говорите? - спросила она.
- Не с женой мистера Норсмора? - сказал я вместо ответа.
Она покачала головой. Все это время она с откровенным интересом изу-
чала мое лицо. Наконец она сказала:
- У вас лицо честного человека. Будьте так же честны, как ваше лицо,
сэр, и скажите, что вам здесь надо и чего вы боитесь. Не думаете ли вы,
что я могу повредить вам? Мне кажется, что скорее в вашей власти обидеть
меня. Но нет, вы не похожи на злодея. Так что же заставило вас,
джентльмена, шпионить здесь в этой пустынной местности? Скажите мне, ко-
го вы преследуете и ненавидите?
- Я ни к кому не питаю ненависти, - отвечал я, - и никого я не боюсь.
Зовут меня Кессилис, Фрэнк Кессилис. По собственному желанию я веду
жизнь бродяги. Я очень давно знаком с Норсмором, но когда три дня назад
я окликнул его, тут на отмелях, он ударил меня кинжалом в плечо.
- Так это были вы! - сказала она.
- Почему он это сделал, - продолжал я, не обращая внимания на ее сло-
ва, - я не могу понять, да и понимать не хочу. У меня немного друзей, и
я нелегко их завожу, но запугивать себя я никому не позволю. Я разбил
свою палатку в Грэденском лесу еще до приезда Норсмора сюда, и я живу
там и сейчас. Если вы думаете, что я опасен вам или вашим близким, то
вам легко избавиться от меня. Вам достаточно сказать Норсмору, что я но-
чую в Гемлокской лощине, и сегодня же ночью он может заколоть меня во
сне.
С этими словами я откланялся и снова взобрался на дюны. Не знаю поче-
му, но я чувствовал себя героем, мучеником, с которым поступили неспра-
ведливо, хотя, в сущности, мне нечего было сказать в свою защиту, у меня
не было резонного объяснения моим поступкам. Я остался в Грэдене из лю-
бопытства, естественного, но едва ли похвального, и хотя рядом с этой
уже возникала другая причина, в то время я не смог бы объяснить ее даме
моего сердца.
Как бы то ни было, в эту ночь я не мог думать ни о ком другом, и хотя
положение, в котором очутилась девушка, и ее поведение казались подозри-
тельными, я все же в глубине души не сомневался в чистоте ее намерений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94